Зоя Космодемьянская

Значит, главного-то они не сделали? Только дома спалили. Чем же гордиться, о чем докладывать?! Хорошо хоть, что для подачи сигналов отведена не одна ночь. Может, сегодня погода будет ясная, и Борис снова… Но почему Борис? У него других забот много. А у Зои одна — выполнить то, что поручено. Она должна снова идти в Петрищево, просто обязана довести начатое до конца. И если Борис вернется туда же — они встретятся, и опять все будет прекрасно!

Приняв решение, Зоя успокоилась. Глотнула теплой воды из носика чайника и поудобней устроилась на нарах. Можно отдыхать часов до четырех, пока наползут сумерки.

А этот верейский партизан не поверил, кажется, что ее зовут Таней. Не очень твердо произнесла имя, хотя вырвалось оно не случайно. Зоя и раньше думала: при необходимости назовет себя так в память о Тане Соломахе, героине гражданской войны. Несколько раз Зоя перечитывала очерк о ней, читала вслух маме и брату. И так ярко представляла себе подвиг мужественной девушки, будто своими глазами видела и пережила все вместе с ней.

Очень много общего у них с Таней. Как и она, Зоя с детства любила книги, столько проштудировала, что и не перечислишь. А самые увлекательные помнила чуть ли не наизусть. Как и Таня, особенно увлекалась рассказами о героях, которые сражались за народ, преодолевая любые трудности. И сама хотела быть такой же. А жизнь текла будничная, обыкновенная.

Вот и у Тани сначала тоже. Училась в гимназии. Потом стала учительницей на Кубани, в казачьей станице… Там, еще до революции, вступила в подпольную организацию большевиков. А когда вспыхнула гражданская война, Таня вступила в красногвардейский отряд вместе с мужчинами. Очень ей было тяжело. Походы, бои. А она не такая уж сильная… Осенью восемнадцатого года свалил ее тиф. Лежала в селе Козьминском. И вот в село ворвались белые. Таню сразу бросили в тюрьму, хоть и больная была. Начали допрашивать, где скрываются товарищи по отряду. А она молчала, терпела пытки.

Однажды вывели ее из тюрьмы. Люди увидели, какая она избитая, вся в синяках, одежда окровавлена. А лицо спокойное и гордое. Конвоиры подталкивали ее, пинали девушку, а она сказала громко, чтобы все слышали: «Можете сколько угодно избивать меня, можете убить меня, но Советы не умерли — Советы живы! Они вернутся!»

Белогвардейцы принялись сечь Таню шомполами, кричали, что заставят просить милости. «И не ждите! — ответила она. — У вас я просить ничего не буду!»

Ее снова отправили в тюрьму. А утром 7 ноября в камеру ворвались пьяные беляки, прикладами выгнали арестованных. Таня сказала от двери: «Прощайте, товарищи! Пусть эта кровь на стенах не пропадет даром. Скоро придут Советы!»

Арестованных повели в степь. Восемнадцать человек. Конники начали рубить их по одному. Блеск шашки, удар, крик. И распростертое тело… На глазах у Тани гибли ее товарищи. Один за другим. Но она не запросила пощады… Ее зарубили последней.

Так было написано в книге «Женщина в гражданской войне». Зоя дословно помнила этот очерк.

Мелкие холодные звезды мерцали в небе. Снег лежал синеватый, пухлый, на нем четко отпечатывались следы.

Группа двигалась рассредоточенно. Впереди Вера Волошина с танкистом. В некотором отдалении — основное ядро: Наташа Самойлович, Аля Воронина, другие разведчики и красноармейцы. Тыл прикрывал Алексей Голубев.

Задержались только один раз, когда пересекали большак из деревни Якшино на совхоз Головково. Здесь виднелись оттиски автомобильных покрышек. Разведчики поставили в колею несколько мин, замаскировали их.

Все-таки очень плохо, что не имелось карты. Где-то поблизости перекресток дорог, который следовало бы обойти. Но правее он или левее? А впереди что виднеется: занесенный снегом дом или стог сена?

Вера решительно повернула вправо, на возвышенность — там легче сориентироваться. Танкист молча шагал за ней, полностью доверяясь разведчице. Радовался, наверно, что снял со своих плеч груз ответственности за бойцов, что не надо ему заботиться о маршруте, о еде и ночлеге. Скажет Волошина — он сделает. А Вере приятно было, что рядом с ней человек, немного похожий на Юру. Военный. С ним посоветоваться можно. И надежный он, прикроет в случае чего огнем из винтовки.

Медленно, вытягивая ноги из снега, поднялась Волошина по склону, поглядывая на компас. Скоро рассвет, надо уходить подальше от большака. Вон туда, в хвойный лес, начинавшийся у подножия холма.

Внимание Веры было приковано к компасу, лишь краем глаза увидела она справа острый выброс пламени. Сильный удар в плечо едва не сбил с ног. Она удержалась, но горизонт качнулся, поплыл перед ней. Падая, она успела еще заметить танкиста, распластанного на снегу, и нити трассирующих пуль… Или это мелькали в небе разноцветные холодные звезды?

В утреннем донесении командир немецкой пехотной дивизии сообщил командиру корпуса, что почти все населенные пункты, куда в связи с перегруппировкой выведены были войска, подверглись ночью нападению партизан. Особенно сильный налет произведен на деревню Якшино. Частично разрушен узел связи, убиты два штабных офицера. Повсюду партизаны отброшены со значительными для них потерями, которые уточняются. Приняты меры по усилению охраны населенных пунктов и всех военных объектов.

В отношении «значительных потерь» было допущено некоторое преувеличение: к моменту отправки донесения удалось обнаружить лишь несколько мертвых партизан. Причем установить, убиты они сегодня или неделю назад, было трудно. Однако партизаны — это бандиты, они вне закона, никто не будет проверять, сколько их погибло, считать трупы. Генерала, подписавшего донесение, тревожило другое. Трудно было поверить, что на недавно завоеванной территории, в прифронтовой полосе, оказалось вдруг сразу столько партизан, к тому же действующих не стихийно, а организованно, по единому плану. Может быть, это диверсионные отряды противника, просочившиеся через фронт?! Но в таком случае следует установить, где и когда прорвались русские, сколько их? Необходимо наказать виновных, допустивших такой прорыв. И на командование дивизии падает тень. А неприятностей у генерала и без этого было достаточно.

Перед обедом генералу сообщили: возле совхоза Головково захвачена русская женщина, раненая в перестрелке. На ней военная форма без знаков различия. Офицер, доставивший известие, особенно упирал на то, что форма и вооружение раненой точно такие, как у солдат Красной Армии. Офицер, аккуратист и педант, хотел выяснить, по какому параграфу квалифицировать пленную. Если она военнослужащая — содержать на общих основаниях. Если нет — совсем другой подход.

А генерала новость обрадовала. Захвачена женщина, следовательно, в районе дислокации дивизии действуют не подразделения регулярных войск, а партизаны. Значит, прорыв фронта не имел места, не требуется проводить расследований. Все ясно: партизаны — преступники, ведущие борьбу на свой страх и риск. Их надлежит уничтожать. Это определено приказом свыше, который предусматривает публичную казнь через повешение для устрашения гражданских лиц, которые замышляют выступить против немцев.

Отправляясь обедать, генерал отдал соответствующие распоряжения.

Долго везли Веру в кузове грузовика по тряской дороге. Было так холодно, что заледенели, покоробились окровавленные бинты. Перевязали девушку торопливо, неумело, кровь продолжала сочиться и, казалось, вместе с ней уходят, иссякают силы. Все острее болело простреленное плечо и ломило грудь; так ломило, что невозможно становилось дышать. Особенно возрастала боль, когда начинал бить озноб — Вера даже зубы стискивала, боясь закричать. Несколько раз сознание покидало ее.

В совхозе девушку перенесли в пустовавший дом рядом со школой, положили на широкую лавку возле стены. Вскоре пришел офицер. Вера смутно различала его круглое белое лицо. С трудом понимала вопросы. Откуда она шла? С кем? Как ее зовут?

Вере хотелось сказать, что все это зря, отвечать она не намерена, но говорить так офицеру не следовало, пусть видит, что она ослабела, ни одного слова произнести не может. Да и действительно, губы не подчинялись ей, она погружалась в забытье и только громкий голос вновь и вновь возвращал ее к действительности… А может, это не офицер, может, это отец Клары — инженер, приезжавший из Германии строить Кемеровскую ГРЭС? И Вера с подружками-шестиклассницами слушает его, изучает немецкую речь? Главное — произносить правильно…