Зоя Космодемьянская

Весь луг был сплошь изрыт воронками, как перепахан, и трупов тут валялось множество. Павел лежал среди них, тоже словно убитый, не шевеля даже пальцами. Но мертвым-то все безразлично, а промокшего разведчика холод пронизывал до самых внутренностей. Казалось, не то что рубаха к спине — кожа к ребрам примерзла.

Дождавшись, когда стихнет стрельба, Павел начинал, медленно, ползком продвигаться вперед, настолько осторожно, что сам себя не слышал. А вот охотник в дозоре — улавливал. Вспышка, свист пули, И опять понеслась катавасия: ракеты, пальба с двух, сторону свинцовый ливень над головой.

В конце концов Павел решил: не загибаться же от холода рядом со своими! Сделал под огнем отчаянный рывок метров, на двадцать, упал в воронку, ощупал себя. Вроде бы ничего, только правый валенок рассечен, словно финкой. Не жаль: одно название, а не валенок: совеем размяк, после купания.

Едва смолкла пальба, заорал во всю глотку:

— Ты, чертов сын, хватит своих калечить!

Опять грянули выстрелы, но только с одной стороны, с немецкой. Прорезался задиристый мальчишеский голос:

— Эй, там, не лайся! О'дин идетпь?

— Точна!

— Ползи давай! А соврал — крышка!

Сыпучая раздробленная земля прилипала к одежде. Тяжелым грязным комом свалился, наконец Павел в окоп. И как только очутился в безопасном месте, такой озноб его прохватил, что едва говорить смог. Стуча зубами о жестяную кружку, хлебнул предложенной ему водки, но не почувствовал ни тепла, ни опьянения. Маловато было, чтобы выгнать из организма скопившийся там холод.

В землянке Проворову набросали какого-то старья, наполовину нашего, наполовину трофейного. Китель немецкий, а ватник свой, совсем новый, только с обгоревшим до локтя рукавом. Пока одевался, приходил в себя, по линии сообщили о разведчике в штаб полка и еще дальше. Не прошло и полутора часов — появился в землянке капитан Епанчин. Выглядел так, будто лишь вчера проводил в путь отряд и никаких событий за минувшее время. Выбрит, подтянут, весь в ремнях, хромовые сапоги начищены до блеска.

Всмотрелся, вроде бы узнал Павла, стиснул его руку:

— Ну, рад видеть! Отряд цел?

— Почти. С потерями.

— Верхом ездить умеешь?

— Не очень.

— В седле-то удержишься? Пошли, лошади ждут.

Майор Спрогис приехал на командный пункт 32-й стрелковой дивизии, когда Проворов уже заснул. Отогрелся Павел в избе возле печки, поел плотно и размяк, уронил голову на руки. Епанчин положил его на топчан, накрыл шинелью. Просмотрел свои записи: о главном он успел расспросить связного… Тут как раз и подоспел Спрогис.

Егор Егорович отвел майора в комнату, где отдыхал Проворов. Склонившись над ним, Спрогис долго смотрел в черное, словно бы высохшее лицо юноши — такие рисовали на старых иконах. Будить не стал. Закрывая за собой дверь, произнес огорченно:

— Килограммов на десять похудел. Для молодого человека-то, представляете?… Потом побеседую с ним, когда проснется.

Епанчин доложил о своем разговоре с Проворовым.

— Новости неплохие, — кивнул майор. — Пусть отдохнет до завтрашнего вечера, потом возвращается к Крайнову. Будем выводить отряд. Придется о «коридоре» вам позаботиться, разведчики действовали в интересах вашей армии, — напомнил Артур Карлович.

— Товарищ майор, у командира дивизии и у меня… Мы предлагаем отправить Проворова утром. В четыре часа.

— Почему такая спешка?

— Это не спешка, это необходимость, товарищ майор. Есть срочное и важное задание.

— Вот как? — Спрогис ничем не выдал своего недовольства: — Отряд действует в полосе вашей армии, но подчиняется, как известно, мне.

— Безусловно.

— Дело, конечно, не в подчиненности, дело в общей для всех пользе. Сами знаете, люди в отряде устали, обувь развалилась, взрывчатки мало. Мы отправляли отряд на пять дней, срок давно истек. Я не вправе требовать большего. Люди под открытым небом, на подножном корму.

— Они же сами спрашивают…

— Они молоды, они еще не совсем понимают, что война может продлиться долго, что они понадобятся еще много раз.

— Товарищ майор, я тоже беспокоюсь о них, но есть указание начальника штаба армии. Мы не знаем положение в прифронтовом немецком тылу. Где резервы неприятеля? Где склады? Какова интенсивность движения на дорогах? Нужны сведения. Начальник штаба распорядился: всем разведгруппам, партизанским отрядам, войсковой разведке — всем, кто у гитлеровцев за спиной, в ночь на двадцать восьмое и в ночь на двадцать девятое ноября учинить пожары в деревнях, в населенных пунктах, где располагаются фашисты. С восемнадцати часов до полуночи. Наши самолеты будут в воздухе в это время, засекут объекты. Это поможет нам уточнить данные о противнике, выбрать цели для бомбардировщиков.

— Без Крайнова не обойтись?

— Товарищ майор, отряд Крайнова контролирует очень важный и трудный район. Держит под наблюдением всю территорию от Якшино и Радчино до Петрищева. У нас там никого нет, кроме них. Можайские партизанские отряды находятся дальше. Партизаны из Вереи — южнее. Вся надежда на Крайнова. А тридцатого пусть он выводит разведчиков.

— Не знаю, смогут ли они продержаться столько времени.

— Всего несколько дней.

Майор сидел, опустив голову, даже глаза прикрыл. Не дождавшись ответа, Егор Егорович заговорил снова:

— Товарищ майор, командир дивизии приказал доложить ему, когда вы прибудете.

— Так докладывайте, — Артур Карлович провел ладонями по щекам, будто сгоняя усталость. Решительно надел шапку, готовый бороться, отстаивать свою правоту. Но возражать, переубеждать начальство ему не пришлось. Полковник Полосухин был заметно возбужден:

— Загадку фашисты задали нам, — сказал Виктор Иванович, едва Спрогис переступил порог. — Голову ломаю — понять не могу… Здравствуйте! Прислушайтесь, майор: тишина, будто в мирное время. Стрельбу как обрезало. С вечера немцы прекратили атаки даже на самых активных участках. И не только у нас, но и в полосе всей армии, и у соседей. Оттягивают в тыл ударные части. Почему? Выдохлись? Перегруппировывают силы? Отдохнуть хотят перед новым броском? Выбрали другой район для удара? Узнать надо, выяснить обязательно. Имеются сведения, что в деревню Якшино переместился крупный штаб неприятеля. Следует уточнить, а то пошлем бомбардировщики, да по пустому месту, по крестьянским избам. — И, будто извиняясь: — У меня, товарищ майор, очень мало людей. Ни одного человека не могу снять с передовой — дырка будет… А помощь от нас требуйте любую. Снаряжение, боеприпасы, продовольствие.

— Проворов много не унесет.

— Пусть возьмет калорийные продукты, трофейный шоколад. Капитан может пойти с ним, в конце концов. Епанчин.

— Я готов!

— Нет, капитан там не помощник, у него свои заботы, — голос Спрогиса звучал глухо, говорил он словно бы через силу, заметнее стал акцент.

— Задание будет выполнено, товарищ полковник! Но прошу вашего согласия: тридцатое — последний срок, сразу выводим отряд.

— Я знал, что ты согласишься, — Виктор Иванович пожал руку и глянул в глаза Спрогиса: не обиделся ли суровый майор за обращение на «ты»? Нет, нормально: понял, что вырвалось это неожиданно, дружески.

Павла Проворова подняли в три часа. Он не сразу сообразил, где находится. Сон мало взбодрил его. Побаливала голова. При воспоминании о том, как замерз он после вынужденного купания, даже и теперь еще пробегала по телу дрожь. Однако быстро умылся, надел новое обмундирование, натянул сапоги, выпил горячего чая — и полный порядок: ожил человек.

Внимательно глядя на Павла, майор Спрогис медленно, даже как-то равнодушно, словно речь шла о самом обыкновенном, перечислил, что следует передать Крайнову, какие задачи выполнить. Потом заставил несколько раз повторить — все, особенно названия населенных пунктов. Предупредил:

— Авиаразведка с восемнадцати до полуночи, пожары устраивайте лишь в это время. Спички, термитные шарики?