Страница 89 из 179
Из Уоллингфорда Изабелла разослала 15 октября прокламацию против Деспенсеров, которая была одновременно яростным обвинением в их злоупотреблениях властью и призывом к оружию:
«Мы, Изабелла, милостью Божией королева Англии, государыня Ирландии, графиня Понтье; а также мы, Эдуард, старший сын государя короля Англии, герцог Гиени [Гаскони], граф Честерский, граф Понтье и Монтрейля; а также и мы, Эдмунд, сын благородного короля Англии, граф Кентский приветствуем всех, к кому может прийти это письмо.
Поскольку всем известно, что состояние Святой церкви и королевства Англии во многих отношениях сильно ухудшилось и подорвано дурными советами и тайными происками Хьюго Деспенсера; поскольку, в силу гордыни своей и алчности, стремясь к власти и господству над всеми прочими людьми, он узурпировал королевскую власть, идя против закона и справедливости, а также долга подданного, и, прислушиваясь к дурным советам Роберта Болдока и других своих приспешников, действовал таким образом, что Святая церковь лишилась своего имущества, что противно Богу и праву, а также была многими способами подвергнута оскорблениям и бесчестию, равно как и корона Англии была унижена многоразлично посредством узурпации прав государя нашего короля и его наследников. Знатные люди королевства из-за зависти и мерзкой жестокости упомянутого Хьюго были преданы позорной смерти, из коих многие погибли без вины и причины. Другие были лишены наследства, заточены, изгнаны или высланы; вдовы и сироты были незаконно лишены прав, а народ сей страны сильно страдал от множества податей и подвергался частым, неоправданным денежным поборам, а также испытывал всяческие другие угнетения, безжалостно причиняемые; в силу всех таковых злодеяний упомянутый Хьюго проявил себя как настоящий тиран, враг Бога и Святой церкви, равно как и дражайшего нашего государя короля, и всего королевства.
И посему мы, а также те, кто находятся рядом с нами и в нашем обществе, те, кого долго держали в отдалении от доброй воли нашего государя короля лживыми наветами и злыми деяниями вышеупомянутого Хьюго, и Роберта, и их приспешников, явились в эту страну, дабы восстановить достоинство Святой Церкви и королевства, и народа сей страны, воспротивиться упомянутым бесчинствам и угнетению, а также сохранить и поддержать, насколько будет в наших силах, честь и выгоды Святой Церкви и нашего государя короля и всего королевства, как сказано выше. Потому мы просим и молим вас, ради блага всеобщего и каждого из вас по отдельности, прийти к нам на помощь открыто и честно, повсюду, где настанет для того нужное время, и применить все средства, какие найдутся в вашем распоряжении, дабы дела, изложенные выше, были исправлены как можно скорее. Ибо мы заверяем вас, что все мы и все наши спутники не намерены и не желаем сделать ничего, кроме восстановления чести и выгоды Святой Церкви и всего королевства, как вы со временем увидите, ежели будет на то воля Божья.
Дано в Уоллингфорде, 15 октября, в 20-й год правления дражайшего нашего государя короля».{1172}
В этом письме не было никаких намеков на критику короля, которого королева постоянно именует своим «дражайшим господином», как полагается любящей жене. Но почти сразу после того, как оно было написано, Изабелла, воодушевленная тем, как ее приняли в Англии, осмелилась ясно выразить свои подлинные намерения, которые раскрылись в другой зажигательной проповеди, произнесенной епископом Орлитоном в тот же день в Уоллингфорде на текст из Четвертой книги Царств: IV: 19, «Голова моя! Голова моя болит!»{1173} Он сказал собравшимся:
«Когда глава государства становится больным и немощным, необходимость заставляет устранить его, не прибегая к бесполезным попыткам применить иные средства». Другими словами, слабого короля следует устранить, «и да не поможет ему поддержка льстецов»,{1174} Остальная проповедь была посвящена яростным нападкам на Эдуарда и оправданиям мятежа королевы. Напомнив о дурном обращении с Изабеллой, о причинах, вынудивших ее оставить мужа, епископ рассказал, что «король тогда носил спрятанный в чулке нож, чтобы убить королеву Изабеллу, и говаривал, что при отсутствии иного оружия мог бы загрызть ее зубами». Как он и рассчитывал, его слова возбудили сильное возмущение против Эдуарда.{1175}
В тот день жители Лондона наконец восстали против короля и его фаворитов, горожане выражали громкими криками свою поддержку королеве и нападали на всех, кто ранее поддерживал Эдуарда и Деспенсеров. От имени королевы и принца Эдуарда они заставили Элинор де Клер сдать Тауэр, вырвали ключи из рук коменданта и освободили всех узников, в том числе и сыновей Мортимера.{1176} В королевских апартаментах лондонцы нашли десятилетнего принца Джона — его доверили заботам Элинор — и объявили его хранителем Сити и Тауэра. Затем мэра, ставленника Эдуарда, нелюбимого народом Хэмо Чигвелла, который «воздевая руки, со слезами просил пощады», привели в ратушу и заставили объявить о готовности служить Изабелле, а также предупредить, что врагам королевы и принца, оставшимся в Лондоне, не поздоровится. Чтобы доказать, что это — не пустые угрозы, толпа схватила и зверски убила писца Деспенсеров, Джона Маршала, которого считали их шпионом.{1177}
Епископ Стэплдон по окончании неудавшегося консилиума в Ламбете, помня, что король поручил ему охранять Сити, решил возвратиться в Лондон.{1178} Его прибытие совпало с разгаром бунта 15 октября, и он сразу же стал добычей лондонцев, для которых он был олицетворением режима Деспенсеров; его ненавидели также за алчность.{1179} Его дом в Темпле уже был разорен, ценности разграблены, а учетные книги епископства сожжены. Стэплдон въехал в Сити, одетый в доспех, в сопровождении всего лишь двух оруженосцев, толпа немедленно опознала его и преследовала почти до самого собора святого Павла. Он не успел достичь священного убежища — возле северного входа в собор его стащили с коня, схватили под руки и провели через церковный двор и по всем улицам до Элинор-Кросс в Чипсайде, где с него стащили кольчугу и жестоко отрубили голову мясницким ножом. С его оруженосцами поступили точно так же. Голову епископа спешно доставили королеве в качестве трофея, а с тела сорвали одежду и бросили обнаженным на улице. Позднее ему было отказано в погребении в церкви святого Клемента Датского[101] на Стренде, и тело закопали под кучей мусора «без отпевания и без священника».{1180}
Затем толпа продолжила разгром и грабежи в жилищах Арундела, Болдока, банкиров Барди и других сторонников короля и Деспенсеров. Они намеревались линчевать и своего собственного епископа Грейвсенда, но тому удалось бежать.{1181} Лондон, лишенный всякого действенного управления, впал в анархию оргии насилия и грабежа, никем не сдерживаемые, длились несколько недель; терроризированные горожане порой были вынуждены скрываться в убежищах. Торговля, естественно, замерла, и нормальная повседневная жизнь стала невозможна.{1182}
Эдуард прибыл в Чепстоу, в Монмутшире, 16 октября. Здесь, все еще оптимистически настроенный, он назначил старшего Деспенсера хранителем всех юго-западных графств Англии.{1183} А в Лондоне на следующий день, по настоянию толпы, плита с надписью в память о Ланкастере и Ордонансах была вновь установлена в соборе святого Павла.{1184}
101
Церковь святого Клемента (St. Clement Danes) — одна из самых старых па территории современного Лондона. Первоначально она была возведена около 1000 года жителями датского поселения неподалеку от Лондона (в то время в Англии было много викингов-датчан). Поэтому неудивительно, что церковь посвятили памяти святого Клемента, который считался покровителем мореплавателей. Впоследствии старая церковь неоднократно подновлялась, по в 1666 году сгорела во время большого лондонского пожара и была отстроена в духе классицизма знаменитым архитектором Кристофером Рспом. Ныне эта церковь — главный храм Королевских военно-воздушных сил Великобритании. (Прим. перев.)