Страница 36 из 179
Изабелле не требовалось изобретать предлоги для заказа новых платьев или украшений, и каждое значительное событие отмечалось приобретением нового золотого ожерелья. Один особенно красивый экземпляр был украшен рубинами, сапфирами, изумрудами, алмазами и жемчугом. На свадьбу одной из своих девушек, Кэтрин Броварт, королева явилась в новом золотом венце и шелковом поясе, расшитом серебром с 300 рубинами и 1800 жемчужинами; оба предмета вместе стоили 32 фунта. В 1311 году среди прочих вещей, переданных в гардероб королевы из запасов короля, были три золотых броши с рубинами и изумрудами стоимостью 40 фунтов. На праздник Принесения во храм 2 февраля 1312 года королева нарядилась в красивый плащ, украшенный пятьюдесятью золотыми «узелками» (декоративными нашивками или петлями). На других предметах одежды, сшитых для Изабеллы, было в общей сложности пятьсот таких «узелков» из позолоченного серебра.
К услугам королевы были два золотых дел мастера, Томас из Вестминстера и Джон Сен-Флорентино; они делали для нее драгоценные украшения, плавили и переделывали заново старую посуду, чинили поврежденные сосуды и столовые приборы. Когда парадная посуда королевы, богатые наряды и другие ценные предметы не использовались, их складывали в большие мешки из толстой кожи с замком, как у кошельков, и сундуки, обитые железом, и хранили в сокровищнице или гардеробной в одной из башен лондонского Тауэра. Возможно, Джон де Фалез был ответственным за это помещение или по меньшей мере использовал его в качестве мастерской, поскольку постоянно занимался починкой вещей, хранившихся там.{455}
До 1325 года Изабеллу никак нельзя было считать крупной политической фигурой, но, судя по сохранившимся книгам записей, она неутомимо трудилась за кулисами, отправляя бесконечный поток писем, как по домашним, так и по политическим делам. Многие письма были адресованы весьма влиятельным лицам.
В целом она жила традиционной жизнью средневековой королевы: украшала собой праздники и государственные церемонии, управляла своим двором и поместьями, рожала наследников престола, присматривала за собственными финансовыми интересами, занималась благотворительностью и раздавала милостыню. Помимо прочих благодеяний, она, будучи владелицей Ковентри совместно с приором тамошнего собора, выделила участок для возведения университетской церкви святого Иоанна Крестителя и щедро наделила ее денежными пожалованиями. Как и многие королевы до нее, Изабелла покровительствовала Королевскому госпиталю святой Екатерины близ Тауэра в Лондоне, который был основан в XII веке Матильдой Шотландской, супругой Генриха I.[59]
Однако в первую очередь Изабелла поддерживала мужа. Несмотря на то, что своим поведением он мог погубить ее любовь и уважение к себе, она стала образцом преданности и верности Эдуарду, за что, наряду с другими очевидными достоинствами, заслужила почет и любовь среди баронов и народа.
Вне всякого сомнения, после смерти Гавестона отношения между Эдуардом и Изабеллой несколько улучшились. Ей больше не нужно было ни состязаться с соперником за внимание мужа, ни терпеть унизительное сочувствие окружающих. Кроме того, она более не должна была молча сносить узурпацию своего высокого положения — которая, возможно, уязвляла ее даже сильнее, чем личное предпочтение, оказываемое фавориту; будучи совсем юной в годы возвышения Гавестона, она, вероятно, воспринимала уколы, наносимые ее гордости и высокому происхождению, более болезненно, нежели пренебрежение ее расцветающей женственностью. Но теперь она созрела как физически, так и умственно, и, вероятно, начала осознавать, насколько обделил ее Эдуард в плане личных отношений. Теперь она ожидала от него большего, чем он хотел и мог дать до тех пор: дальнейшие события показали, что она выросла чувственной и даже весьма сексуальной женщиной. К счастью, на какое-то время Эдуард принадлежал только ей, и их брак стал намного счастливее и гармоничнее — нет никаких указаний на то, что в следующие несколько лет он пытался найти замену Гавестону. В те годы наблюдателям могло казаться, что Изабелла заполнила пустоту, оставшуюся после Пирса.
На протяжении следующих десяти лет сведения о каких-либо неладах между королем и королевой отсутствуют. Эдуард оказывал Изабелле всяческий почет и щедро обеспечивал ее; на служащих его Гардероба была возложена ответственность за финансирование ее двора{456}, а сам он снабжал ее драгоценностями, золотой парчой и турецкими коврами, которые она затем дарила и жертвовала; Уильяму де Будону было поручено присматривать, чтобы эти пожертвования попадали к тем, кому предназначались. За всю свою замужнюю жизнь Изабелла только один раза сама платила за такой дар — золотую вещицу, которую преподнесла часовне Беккета. Благодаря Эдуарду она жила в роскоши и не испытывала материальных затруднений; муж даже позволял ей ежегодно тратить до 10 000 фунтов сверх обычного содержания. Обладая огромными земельными владениями по всему Северному Уэльсу и семнадцати графствам Англии, а вдобавок немалыми доходами, которые со временем еще возросли за счет выплаченного приданого, Изабелла стала ничуть не менее могущественным феодалом, чем самые знатные графы.
Похоже, что Эдуард уважал и ценил ум Изабеллы, ее здравомыслие и верность, и охотно позволял ей время от времени вмешиваться в политические дела — особенно после того, как уяснил, что это идет ему на пользу. Когда обстоятельства вынуждали супругов расстаться, муж и жена активно переписывались, но письма Эдуарда приходили запечатанными секретной печатью, а потому уничтожались и почти не дошли до нас. Сексуальные отношения между королем и королевой также наладились — хотя, как мы показали выше, они не были регулярными.
Однако, даже не будучи любящими супругами в полном смысле этого слова, они по меньшей мере установили дружественный союз; у них были общие интересы, и они поддерживали друг друга. По всем меркам это был успешный королевский брак, и в скором времени поддержка Изабеллы станет бесценной для ее мужа и высоко поднимет ее в общественном мнении.
4. «Моя дражайшая супруга»
23 февраля 1313 года, после долгих уговоров Херефорда и папских легатов, Ланкастер и Уорвик наконец передали королю сокровища Гавестона, и отношения между Эдуардом и его кузеном слегка улучшились. Но граф по-прежнему настаивал, чтобы Гавестона признали уголовным преступником, а Эдуард никак на это не соглашался.
Возвратившись из паломничества, Изабелла 1 марта присоединилась к королю в Виндзоре.{457} Вскоре после этого они уехали в Вестминстер, где 18 марта открылась сессия Парламента. Но часть баронов отказались присутствовать, разгневанные тем, что король все еще отказывается признать казнь Гавестона законным наказанием за преступления.{458} Все же Эдуард мог рассчитывать по меньшей мере на одного лояльного сторонника. Роджер Мортимер в то время находился в Вестминстере — он возвратился из Ирландии в январе и затем провел несколько недель в Гаскони по делам короля. Затем Мортимер прибыл в Вестминстер и оставался там почти весь год.{459}
Филипп IV, обрадованный известием о рождении внука, не намерен был далее поддерживать английских баронов. С этих пор его отношения с зятем стали намного сердечнее. Весной Изабелла, наверное, испытала большое удовольствие, когда ее отец прислал гонца, Луи де Клермона, с приглашением для нее и Эдуарда в Париж, на церемонию посвящения в рыцари ее братьев.{460} Дядюшка Эвре и другие французские посланники все еще находились в Англии, и 1 мая Изабелла давала им обед в Вестминстере.{461} Затем она занялась приготовлениями к поездке.{462} Но многих баронов встревожило, что король решил покинуть Англию в такой критический момент, оставив нерешенным вопрос о набегах шотландцев и не договорившись с Ланкастером.{463} Отвечая на эти упреки, Эдуард возражал, что на его приезде настаивают и Папа, и король Филипп, так как возникла необходимости срочно обсудить некоторые дела, связанные с Гасконью.{464}.
59
Участок, прежде занятый госпиталем, ныне находится под доком св. Екатерины.