Страница 119 из 179
Стремясь заслужить одобрение, Изабелла содействовала составлению статутов, направленных против беззакония, повсеместно охватившего страну — наследия слабого правления Эдуарда II и переворота, свергнувшего его. Эта ситуация весьма печалила многих. Влияние Ланкастера можно разглядеть в некоторых пунктах этих постановлений.
Постепенно использование Малой печати ограничивалось, дарения и помилования, которыми королева и Мортимер явно слишком щедро распоряжались{1562}, становилось уже не так легко получить; обвиняемым запрещалось приводить с собой в суд вооруженных приспешников; полномочия мировых судей расширялись; королевским чиновникам предписывалось исполнять свои обязанности честно, всегда и всюду поддерживая установленный королем мир. Для надзора за ними учреждались особые судьи, уполномоченные наказывать провинившихся.{1563} Это были серьезные меры, и Изабелла была твердо намерена внедрить их.
Она уже предприняла большие усилия для подавления беспорядков в Лондоне, тонко сочетая угрозы, примирительные жесты и карательные меры, например, временное перемещение казначейства и суда Королевской скамьи в Йорк. Горожане были яростными защитниками своих свобод и прекрасно сознавали, что могут повлиять на все королевство. Изабелла знала, что, несмотря на энергичную поддержку с их стороны в 1326-1327 годы, их союзничество было ненадежным, и они могли в мгновение ока восстать против нее по малейшей прихоти. В октябре 1327 года они вновь избрали мэром сторонника Ланкастера, Хэмо Чигвела. Поэтому было необходимо постоянно поддерживать их благосклонность, одновременно давая ясно понять, что насилие и беспорядки будут пресечены, и утверждая власть короны.
Итак, склонившись перед общественным мнением, королева взялась с большим рвением восстанавливать законность и порядок в стране. На протяжении последующих двух лет она многократно направляла чрезвычайных уполномоченных к своим окружным судьям, чтобы помочь им внедрить новые установления. Она также приказала шерифам запретить сборища вооруженных людей.{1564} Изабелла знала, что режиму, не способному навести порядок, грозит падение; народ Англии, пережив многие годы беззакония и смут, обязательно будет благодарен тем, кто восстановит правосудие и мир. В этом снова проявилось ее понимание важности работы с общественным мнением, а ее законодательная деятельность, видимо, была направлена на то, чтобы уравновесить катастрофические последствия Нортхэмптонского договора.
К сожалению, несмотря на все приказы и красивые слова королевы, через полгода раздались жалобы, что новые установления не соблюдаются — хотя винить в этом одну Изабеллу, пожалуй, не стоит. Однако, как мы увидим, она сама подрывала основания своих нововведений, откровенно нарушая их.
До того, как 14 мая завершилась сессия Парламента, король дважды поднимал вопрос о том, чтобы в течение года выделить своей жене земельный удел и годовую ренту в 15 000 фунтов.{1565} На что он рассчитывал, непонятно: осуществить это намерение было проблематично, поскольку финансы короны находились в бедственном состоянии.
Значительно важнее было заявление королевы-матери о том, что она поддерживает претензии сына на французский престол. Ее решимость вызвала восторженную реакцию у Эдуарда III. Кроме того, это решение льстило английскому народу, чье чувство национального достоинства было задето миром с Шотландией. Королева незадолго до того уже побудила Эдуарда написать папе, что его мать не может наследовать французский престол, «так как королевство Франция слишком велико, чтобы женщина, в силу слабости ее пола, могла его удержать» — но он сам желает объявить себя ближайшим родственником Карла IV по мужской линии. Изабелла наверняка понимала, что если бы она выдвинула собственную кандидатуру, то дочерей ее братьев сочли бы имеющими больше прав.
16 мая епископы Орлитон и Нортберг были направлены во Францию, чтобы официально заявить о претензиях Эдуарда III на место короля.{1566} Орлитон доказывал, что Изабелла могла законно передать свое право сыну: не было еще случаев, чтобы корона переходила к женщине, а потому никто никогда и не лишал женщин права на корону! С другой стороны, если всякое феодальное владение во Франции могут наследовать женщины, почему нельзя наследовать владения короны?
Но нельзя было также отрицать, что мужчина тридцати пяти лет от роду, с опытом государственного управления, намного более предпочтителен, чем пятнадцатилетний подросток, состоящий под опекой матери и ее любовника — и двенадцать пэров Франции, осведомленных о сомнительных личных делах Изабеллы, категорически не желая видеть английского короля на престоле Франции, «начисто отказали» Эдуарду, настаивая, что благородство престола Франции «столь велико, что он не должен даже по наследству переходить в руки женщины».{1567} Попытки Изабеллы заручиться поддержкой гасконского дворянства тоже не принесли плодов. Французские вельможи добились своего и 29 мая короновали Филиппа VI.
Разъяренная Изабелла, не оставив мысли о защите претензий сына, не имела, однако, возможности прибегнуть к военной силе, а потому сосредоточилась на подрыве позиций Филиппа и поиске союзников против того, кого впоследствии называла презрительно «король-найденыш», — этим прозвищем наградили его враги-фламандцы. Она принялась укреплять дружбу с соседями Франции — Брабантом, Гельдерном, Брюгге[130], Наваррой и Кастилией, и 21 мая начала переговоры о женитьбе своего младшего сына Джона, которому было около двенадцати лет, на дочери кастильца, правителя Бискайи[131].[132]
24 мая Эдуард III прибыл в Уорвик, где его приветствовал Ланкастер, явившийся, чтобы обсудить возможные стратегические комбинации для войны с Францией.{1568}
Изабелла, вероятно, сопровождала Мортимера в Херефорд, на двойную свадьбу его дочерей, Джоан и Кэтрин, с Джеймсом, наследником Одли, и Томасом де Бошаном, наследником Уорвика, соответственно. Свадьба состоялась 31 мая.{1569} После этого Мортимер повез свою жену обратно в Ладлоу. За прошедшие годы он редко встречался с леди Джоан, и, похоже, между ними возникло определенное отчуждение, хотя муж продолжал время от времени присылать ей в подарок книги, и ее герб все еще гравировали на его столовом серебре.{1570}
Перемещения Изабеллы за этот период не зафиксированы, поэтому мы можем предположить, что она присутствовала на свадьбе, так как 10 июня находилась поблизости, в Вустере. Если так, то, вероятно, именно в те дни она гостила у Мортимера в Ладлоу — либо в роскошном новом здании, примыкающем к большому залу, которое было построено до 1320 года, либо в летнем дворце постройки конца XIII века, по другую сторону большого зала.
Замок Ладлоу попал в руки Мортимера благодаря женитьбе на Джоан де Генвиль. Построенный в XII веке, он занимал удобное положение высоко над рекой Тим. Первоначально он был просто крепостью в области Марки, а затем превратился в жилище дворцового типа, со всеми доступными тогда удобствами. Мортимер мог показать Изабелле часовню, которую он велел выстроить на внешнем дворе замка в память святого Петра «ad Vincula», в благодарность за побег из Тауэра, который он совершил в день этого святого в 1323 году.{1571} Как отреагировала леди Мортимер на приезд королевы в ее дом, можно только догадываться.
130
Брабант — область в Северо-Западной Европе, в настоящее время разделенная на две части — провинции Бельгии и Нидерландов. В XII-XIV веках Брабант был самостоятельным — и очень богатым — герцогством. Брюгге — город в Бельгии, в XI—XIII веках являлся одним из крупнейших центров международной торговли и кредитных отношений. В политической борьбе городу зачастую принадлежала решающая роль. Гельдерн — в настоящее время одна из провинций Нидерландов, в средние века — самостоятельное графство. (Прим. перев.)
131
Переговоры о браке вскоре были прекращены.
132
C.47; Foedera; С 61.