Страница 37 из 48
Получив 250 фунтов, она уехала в Рамсгит в сопровождении личного врача принца Уэльского. Эта беременность, разумеется, явилась следствием неосторожности.
Впрочем, у принца были и другие дети. Один из них дожил до преклонного возраста в городке Ла-Хойа в Калифорнии. Воистину, принц Уэльский не желал предохраняться.
В начале девятнадцатого века контрацепция сводилась главным образом к осторожности и самоограничению участников полового акта в сочетании с изрядной долей простого везения. Партнеры обычно полагались на coitus interruptus (прерванный половой акт), если вообще пытались как-то регулировать рождаемость.
Однако примерно с 1820 года медики начали усиленно изучать методы контрацепции — нередко под маской «неомальтузианства». Еще в восемнадцатом веке Томас Мальтус предсказывал грядущий взрывоподобный рост населения, который не будет обеспечен природными ресурсами земли. Это, по его мнению, неизбежно приведет к массовой нищете и голоду.
Общество викторианской Англии было не на шутку встревожено предсказаниями Мальтуса, поскольку темпы роста населения начинали выходить из-под контроля. Объяснялось это не только ростом рождаемости, но и успехами медицины и санитарии. Снизилась детская смертность и увеличился срок жизни. Однако в семидесятых годах прошлого века рождаемость неожиданно уменьшилась.
Молодой шотландский врач Джордж Драйсдейл написал первую книгу, посвященную контролю рождаемости. Его труд назывался «Физическая, сексуальная и естественная религия». Драйсдейл детально описывал такие способы контрацепции, как своевременное извлечение полового члена из вагины, метод ритмов, использование защитных чехлов, губки или теплого душа.
Извлечение члена относилось к весьма ненадежным, практически неудовлетворительным способам. Теория ритмов, допускающая совокупление только в определенные дни месяца, находилась на самой начальной стадии развития, когда наука только приступила к изучению новых данных об обстоятельствах и условиях зачатия.
В качестве альтернативы Драйсдейл рекомендовал значительно менее надежный метод губки, полагая, что «все меры предосторожности могут достичь успеха только в том случае, если к ним прибегает женщина, ибо озабоченность мужчины последствиями совокупления неминуемо нарушает естественное влечение и гармоничность полового акта…» Такое мнение препятствовало распространению чехлов-презервативов.
Презервативы продавались в Лондоне с 1776 года, но оставались ненадежными и дорогими. В качестве материалов для них применяли полотно, кишки животных или рыбью кожу. Использование таких презервативов было нелегким делом. Однако в сороковых годах родился метод вулканизации резины, и презервативы стали дешевле и надежнее.
Вскоре презервативы стали популярны, хотя и не только в качестве средства для предотвращения беременности. В викторианскую эпоху были распространены венерические заболевания — главным образом, из-за проституции. Согласно оценкам журнала «Вестминстер ревю», который назвал проституцию «величайшим общественным злом», в 1850 году в Лондоне не менее восьми тысяч девушек торговали своим телом, а еще пятьдесят тысяч занималось проституцией в остальных городах страны. В четвертом томе исследования Мейхью «Рабочая сила и бедняки Лондона» приводятся сведения, указывающие на то, что цифры «Вестминстер ревю» существенно занижены: в одной лишь столице, по мнению автора, было восемьдесят тысяч проституток.
Здоровью и жизни женщин угрожали не только измены их мужей, но и частые роды. Большим семьям нередко приходилось испытывать финансовые проблемы, а то и нищету. Появление презервативов явилось поистине Божьим даром.
Вместе с тем публичное обсуждение этих проблем считалось недопустимым. Королева Виктория не выразила бы восторга при виде коробки с презервативами. Дело в том, что производители этих изделий печатали на упаковках портреты королевы и Гладстона, дабы сделать свою продукцию более привлекательной для правоверных викторианцев.
Впрочем, принца Уэльского и это не привлекло.
В конце 1875 года чуть было не разразился очередной скандал. Во время королевского турне по Индии сопровождавший принца Уэльского лорд Эйлсфорд получил письмо от своей жены, из которого следовало, что она намеревается уйти от него к маркизу Бландфордскому. Принц утешал друга как мог, назвав маркиза «величайшим из живущих мерзавцев», и Эйлсфорд немедленно вернулся в Англию, где решил возбудить дело о разводе.
Испуганные семьи леди Эйлсфорд и Бландфорда пытались убедить супругов сделать все для избежания скандала. Но лорд Эйлсфорд упорствовал в своем желании развестись. Тогда брат маркиза Рэндольф Черчилль обратился к принцу Уэльскому с просьбой повлиять на Эйлсфорда и остановить столь пагубное развитие событий.
Однако принц и сам в прошлом был любовником леди Эйлсфорд и по своему обыкновению отправил ей немало компрометирующих писем. Когда он отказался вмешиваться, Черчилль пригрозил ему, что сделает эти письма достоянием гласности. Затем Черчилль отправился к принцессе Александре, уведомил ее о неверности супруга и печальных последствиях для его будущего как короля Англии, если принц откажется содействовать прекращению дела о разводе, затеянного лордом Эйлсфордом.
Разгневанный Эдуард вызвал Черчилля на дуэль, которая должна была состояться на северном побережье Франции. Поскольку поединки были запрещены, Черчилль отказался принять вызов, сочтя его пустой бравадой. «Абсурдная идея, — сказал он, — и принц это прекрасно знает».
И на этот раз королева выступила в поддержку сына. Так же поступила и принцесса Александра, отправившаяся встречать корабль мужа у берегов острова Уайт, когда принц в мае 1876 года вернулся из Индии. В тот же вечер принц и принцесса слушали оперу Верди в «Ковент-Гардене». Демонстрация на публике счастливых семейных отношений вызвала бурю оваций и приветственных возгласов. На следующий день принц получил хорошие новости: лорд Эйлсфорд решил отказаться от своего плана развестись с женой.
Примерно через год, когда Берти исполнилось тридцать шесть лет, исследователь Арктики сэр Аллен Янг пригласил принца на ужин в узком кругу, желая познакомить его с весьма привлекательной двадцатитрехлетней дочерью священника Лилли Лэнгтри.
Лилли родилась на острове Джерси в семье его высокопреподобия Уильяма Корберта ле Бретона. Отца она называла «совершенно несносным типом», который «не пропускал ни одной юбки». Он даже отвадил дочь от одного из первых ее ухажеров, сообщив ей, что она рискует совершить инцест, поскольку парень оказался плодом одной из многочисленных греховных связей его молодости.
В двадцатилетнем возрасте девушку поразила прекрасная яхта, входящая в гавань Сент-Питер-Порта. Позже она призналась: «Чтобы стать любовницей этой яхты, я вышла замуж за ее владельца». Им оказался наследник верфей Белфаста Эдвард Лэнгтри.
Брак был неудачным. К жене Лэнгтри испытывал лишь одно чувство — безумную ревность. Когда кто-либо из мужчин восхищался красотой Лилли, Эдвард обычно говорил: «Да что там, видели бы вы мою первую жену».
Через три года после свадьбы они приехали в Лондон, и высокая стройная Лилли с фиалковыми глазами вскоре стала чуть ли не самой заметной красавицей высшего света. Ее роскошная фигура тут же пленила принца Уэльского.
Принцесса Александра в ту пору жила в Греции, а к ее возвращению госпожа Лэнгтри уже была любовницей Эдуарда. Хотя ранее принц всегда старался соблюдать осторожность в любовных связях, на этот раз он не сделал никаких попыток скрыть свое увлечение «этой Лилли с Джерси». Как-то раз на приглашение провести уик-энд в одной из больших загородных усадеб он ответил, что приедет только в том случае, если приглашение получит и Лилли.
Они вместе обедали по несколько раз в неделю, и толпы людей нередко видели их на верховой прогулке в Гайд-Парке, где они ехали бок о бок. Принц взял ее с собой в Париж, где вызвал скандал, поцеловав Лилли при всех на танцевальной площадке у «Максима». Они неоднократно появлялись вместе на ипподроме в Аскоте, и принц даже умудрился сделать так, чтобы Лилли и ее мужа представили королеве.