Страница 53 из 108
«Согласно телеграмме корреспондента агентства Юнайтед Пресс из Риги, Советский Союз концентрирует крупные военные силы на западных границах. Дипломатические круги в Москве заявляют, что концентрация войск производится в чрезвычайно крупном масштабе. В связи с этим прекращено пассажирское движение по Сибирской железной дороге, так как войска с Дальнего Востока перебрасываются главным образом к западным границам. Из Средней Азии туда также перебрасываются крупные военные силы. Из двух запасных воздушных армий, находящихся в непосредственном распоряжении Верховного командования, одна армия уже передана в распоряжение Киевского особого военного округа. Она состоит из 1 тысячи 800 бомбардировщиков и 900 истребителей. В Чёрном и Каспийском морях усилены морские флоты за счет военных кораблей Балтийского флота. Переброшено 28 подводных лодок, 45 эсминцев и 18 канонерок. Военная миссия во главе с Кузнецовым выехала из Москвы в Тегеран. Назначение миссии связано с вопросом о предоставлении Советскому Союзу аэродромов в центральной и западной частях Ирана».
9 мая 1941 года ТАСС опровергло эту «утку по-токийски» и сообщило, что «крупица правды» состоит в том, что ввиду лучших квартирных условий из-под Иркутска в Новосибирск перебрасывается одна стрелковая дивизия.
Но в японской «утке» была тоже своя правда, и вот какая: не всем в Японии нравились новые веяния. Ведь Домэй Цусин (в переводе — «Союз телеграфных агентств») было не второразрядным агентством, а официальным монополистом на распространение в стране иностранной информации, связанным с четырьмя сотнями центральных и провинциальных газет. Оно имело 70 отделений в Японии и корреспондентов в Нью-Йорке, Лондоне, Париже, Берлине, Риме, Москве, Буэнос-Айресе, а также во многих других столичных и нестоличных городах. И его «деза» была красноречивой и показательной.
Япония, как и весь мир, оказывалась на большом распутье. Однако пакт Молотова — Мацуоки был подкреплен теперь Московской встречей и новым — уже Четверным — союзом… И можно было сказать, что Япония начала окрашиваться в цвет японской вишни сакуры, цветущей красивыми розовыми цветами. Родина «морального коммунизма» понемногу политически «розовела». А в будущем все зависело от того, чья линия — «меланхоличного принца» Коноэ или Бритвы Тодзио — станет в Японии определяющей.
ЕВРОПА же утопала в яблоневом цвету — в белом и в розовом. И, начавшись на Средиземном море, эстафета цветения и жизни летела над теплыми странами, долетая до русского Севера. В Москве заканчивались переговоры между «оккупированной» Данией и Советским Союзом о подписании дополнительного протокола к действующему с 18 сентября 1940 года Соглашению о товарообороте и платежах между СССР и Данией. Соглашение было заключено уже после прекращения военных действий во Франции, после занятия Дании частями вермахта! И эта деталь показывала, что, если бы не силы Зла, народы Старого Света уже могли бы мирно строить новую Европу для европейцев. «Оккупированная» в речах Черчилля, Дания до 30 апреля 1942 года должна была поставить в Россию краны, дизели, судовые двигатели, оборудование для цементных заводов и получить в обмен хлопок, газойль, керосин, фосфаты, химикалии, табак, лесоматериалы…
Впрочем, хотя на Европейском континенте сейчас не гремели бои, мира в Европе не было. И те, кто задумал, зажёг и раздувал войну, по-прежнему трудились во имя её продолжения. И ещё до поездки фюрера в Москву — 9 апреля 1941 года — Черчилль в очередной раз провоцировал Сталина с трибуны парламента:
— Налицо ряд признаков, которые указывают настремление нацистов попытаться захватить житницы Украины и нефтяные поля Кавказа и тем получить в своё распоряжение ресурсы для того, чтобы измотать мир, говорящий на английском языке…
И ведь что интересно — даже провоцируя русских, Черчилль не смог подавить в себе англосаксонскую спесь! В его представлении житницы Украины и нефтяные поля Кавказа имели значение лишь постольку, поскольку так или иначе влияли на судьбы «богоизбранной» расы — англосаксов.
14 апреля 1941 года о том же рассказывал замнаркома Лозовскому американский посол Штейнгард, «движимый горячей любовью к господину Лозовскому, господину Молотову и СССР».
— Я разговаривал с одним молодым норвежцем, — «доверительно» делился «информацией» американец, — и он говорит, что Германия исчерпала все свои резервы, продукты питания в оккупированных странах иссякли и остается единственный источник продовольствия — вы… Но ведь и вы можете прекратить поставки, и немцы могут пойти на новый отчаянный шаг…
Лозовский слушал молча, а Штейнгард, прощаясь, «дружески» посоветовал:
— Остерегайтесь Германии и её планов… И почаще читайте «Майн кампф».
16 апреля 1941 года уже Иден в Лондоне обрабатывал посла Ивана Майского, вернувшись из поездки по Ближнему Востоку. Начал шеф Форин Офис с волнующего рассказа о том, как его «Катилина» чуть не рухнула в Бискайский залив. Потом, уже под Гибралтаром, пилот доложил, что горючего может не хватить и, возможно, придётся садиться на море. До Гибралтарской гавани они всё же дотянули, но бензина в баках летающей лодки оставалось на 10 минут.
— А далее путь до Каира прошел нормально, — закончил Иден.
— И как вы нашли положение на Ближнем Востоке и в Северной Африке? — задал вопрос Майский по существу.
— О, господин Майский, положение в Ливии меня мало беспокоит, хотя немцы и дошли до египетской границы… Тем более что я надеюсь на то, что скоро наш флот заткнет «сицилийскую дыру»… Думаю, что скоро для немцев в Ливии настанут тяжёлые дни… Я не исключаю нашего тактического отступления, но уверен, что со стороны западной пустыни Египту опасность не угрожает.
— А турки?
— Турки — лояльные друзья Британии, однако активности от них можно ждать сейчас вряд ли… Вот если бы вы помогли им оружием… — Иден посмотрел на Майского выразительно-вопросительно, но тот на реплику не реагировал, и Иден как ни в чём не бывало продолжил: — Кстати, я говорил в Анкаре с вашим коллегой господином Виноградовым и с нашим Криппсом, который специально прилетел на встречу со мной из Москвы. И знаете, господин Майский, мне кажется, что к Криппсу у вас стали относиться лучше…
— Посол, господин Иден, что коммивояжер… Если товар добротный, то и относятся к нему соответственно… А у Криппса вряд ли есть для нас добротный товар…
Иден поморщился и тут же начал снова:
— Но России и Англии угрожает один и тот же «bad man»…
Иден пугал нас немцами, как пугают Бабой Ягой непослушных детей, ибо в английских сказках «злой человек» — «bad man» — нёс примерно ту же функцию. Надо сказать, что, несмотря на удачный ответ насчет отсутствия «товара» у Криппса (а таким товаром для внешнего мира мог быть только мир, на что бритты не шли), Иван Майский интересы Родины отстаивал вяло — сказывались устоявшиеся связи и привычки, нажитые за много лет жизни в Лондоне. Но тут и он не выдержал:
— Не могу согласиться с вами, господин Иден, в части рассуждений о «bad man»… Я не вижу причин для неизбежного столкновения СССР и Германии!
— А СССР и Японии? — не отставал Иден. — Вы действительно будете дружить? Не означает ли ваш пакт с ней прекращение помощи Китаю?
И Майский оказался опять на высоте:
— Господин Иден! Не следует стараться вычитать в пакте с Японией больше, чем там есть. В последнее время каждая крупная дипломатическая акция СССР сопровождается тучей фантастических слухов, толкований и обсуждений… Проходит время, туча рассеивается, пыль оседает и действительность оказывается иной.
Майский говорил это до «рижско-нью-йоркской» провокации Юнайтед Пресс в начале мая, но ведь и в апреле таких провокаций хватало. Все «слухи» рождались не сами по себе! Их заказывала, конечно же, Золотая Элита Мирового Зла. Иден, впрочем, старался зря — Майский оказывался все более фигурой второго ряда. Более важным был Деканозов в Берлине, а важнее всего — Гитлер в Москве, в кресле у камина на сталинской даче через неделю после аудиенции Майского у Идена.