Страница 2 из 18
Пуримшпиль – традиционно разыгрываемый в праздник пурим спектакль о событиях, описанных в «Свитке Эстер»
Седер – празднование первого дня Пейсаха.
Ешива техонит – Старшая школа с религиозным уклоном. 9-12 классы.
Рош ходеш – начало нового месяца по еврейскому календарю.
Сиван – первый летний месяц по еврейскому календарю.
Ав – месяц еврейского календаря, соответствующий примерно июлю-августу.
Бней-Акива – молодежная религиозно-сионистская организация
Рав Кук – Величайший еврейский мыслитель ХХ века, основатель движения религиозного сионизма в нынешней его форме.
хаваль аль-азман – (ивр.) Досл. «Жаль времени». Примерный смысл «Нет слов!” Зачастую – возглас восхищения
Сабра – еврей, родившийся в Земле Израиля.
Ватик – сторожил.
Олим, оле хадащ – новый репатриант, вновь приехавший.
Секрет тхелет – краски особого оттенка голубого цвета, символизирующей небо, изготовляемой из особого моллюска, который водится в Красном море, на тысячелетия галута был утерян, и в наше время этот (или похожий) моллюск вновь найден.
200… год. Восемнадцатое таммуза 18.00
Никогда не думал, что бумага может быть живой. Живое письмо, чей автор мертв. Весточка с того света. Она обжигает пальцы, кричит человеческим голосом. Таким знакомым хрипловатым голосом – я явственно слышу его – голос человека, которого час назад, зашив в мешок, опустили в землю. И этот голос зовет, требует, твердит: «Рувен, ты что, трус? Рувен, почему ты медлишь? Рувен, делай что-нибудь!»
«Рувен! Рувен! Рувен!» Я уже семь лет как Рувен. Семь лет назад я взял себе имя "Рувен", приехав в Израиль и поселившись в Ишуве, в Самарии, на «территориях», которые весь мир считает оккупированными. А мы никого не оккупируем, мы просто здесь живем, строим здесь свои ишувы, то есть поселения.
До приезда сюда я сорок лет звался Романом. Суть не в этом. Мой друг перед смертью оставил мне письмо – вот оно, у меня в руках. И в этом письме – имя убийцы. Так что же мне делать? Спокойно. Убийца был тоже здесь, на похоронах. Он еще не успел уехать. Но если успеет, уже вряд ли вернется. Он ведь фактически выполнил свое задание. Правда, остается еще мой придурковатый сослуживец Ави Турджеман, который влип из-за собственного тщеславия и из-за отсутствия у меня оного. Когда я убил террориста, он, возжелав славы, напел корреспонденту, что это сделал он. Один раз в него уже за это стреляли и ранили. Но для того, чтобы добить Ави, никакой спецагент не нужен.
«Алло! Это ешива тихонит «Шомрон»? Скажите, пожалуйста, Авраам Туржеман у вас работает? Сейчас его нет? А когда он будет?» И все. Это может сделать любой – позвонить по мобильному телефону прямо из Города. А дальше… Авин «Опель» все знают. Остальное уже зависит от мастерства снайпера. Предположим, Ави не вернется в «Шомрон». Тогда за ним начнут охотиться в Городке. А что, если после той двойной «явки с повинной» они подозревают и нас с Шаломом? Да нет, Ави официальный герой, его и уничтожать. На фоне славы, которую ему принесло ранение, мы навек самозванцы. Как бы то ни было, арабский наводчик и убийца моего друга в ишуве больше не появится. Теперь ему здесь нечего делать. Задание выполнено. Он исчезнет, а затем вынырнет в новом месте с новым заданием. Как помешать этому? Ну есть у меня его имя, фамилия, номер удостоверения личности… и что дальше? Бежать в полицию? Где она будет его искать? В Тель-Авиве? А если он слиняет в Город?
Город. Все перекрестки нашей многотысячелетней истории сошлись в нем. Когда-то он был первой столицей древнего Израиля. Сегодня, стараниями политиков – “юденфрай”– свободен от евреев. Логика простая – сначала изгоняем евреев, затем объявляем – видите, здесь живут одни арабы, следовательно, земли эти – арабские.
Я отвлекся. Итак, действовать надо сейчас, иначе завтра где-нибудь в другом месте начнется этот террор внутри террора. Сколько раз мы в моем тусклом караване, паря в клубах табачного дыма, обсуждали, как вычислить этого мерзавца, и ни разу – как его сцапать. И вот мой друг стал частицей нашей святой, сухой, комковатой, не шибко плодородной, внешне ничем не отличающаяся от остальных и всё-таки нашей, земли.
Навстречу едет Ицхак, наш равшац – ответственный за охрану поселения, сейчас покажу ему письмо и… «Конечно, Рувен, садись скорее, сейчас мы его догоним!»
– Ицхак! Ицхак!
Я машу рукой, складываю в щепоть большой, указательный и средний пальцы – дескать, остановись на минуточку, но Ицхак показывает пальцем на часы и разводит руками. Вот невезуха! Ицхак, который всегда готов остановиться и обсуждать с тобой что угодно и как угодно долго, тряся своим модным чубом, нехарактерным для религиозной публики и длинными пейсами, как раз характерными для нее, именно сейчас этот Ицхак куда-то жутко торопится.
Ну и ладно. В конце концов, письмо – единственное доказательство. Убийцу освободили бы ровно через пять минут, а потом он, голубчик, сел бы в машину, вставил бы ключ зажигания, надавил на педаль и скрылся бы в ближайшей арабской деревне. Чао!
Поток машин – это в нашей-то дыре – движется передо мной – словно все устремляются за Ицхаком – и я понимаю, в чем дело. Похороны кончились, люди разъезжаются.
А вот и он, родимец! Едет с похорон собственной жертвы и не знает, что письмо-разоблачитель у меня в кармане. Невозмутимо так, с сигареткой в зубах, ведет свой «форд мондео». Я застываю в растерянности, а затем тянусь за своей «береттой», забыв, что не взял ее c собой в дальние странствия, а оставил у Шалома. Это дает негодяю те самые несколько секунд, за которые он скрывается за поворотом.
Идиот! Все равно надо было тремповать. А в машине я бы уже сообразил, что делать!
Почему, ну почему тогда на баскетбольной площадке я действовал быстро, точно – как автомат – а теперь все время теряюсь? Ничего, сейчас все эти машины застрянут внизу, у блокпоста на выезде из поселения. А я побегу за Шаломом. До его дома метров сто пятьдесят, но в гору. И тут происходит чудо. Я ведь заядлый курильщик и обычно на малейшем подъеме начинаю дышать, как мой пес Гоша после часовой прогулки, а тут вдруг пролетаю это расстояние, словно мушка.
Вспоминается «кфицат а-дерех» – сокращение расстояния, штука, описанная в рассказах об основателе хасидизма, великом мудреце и проповеднике Баал-Шем-Тове и его учениках, которые, странствуя, в своих повозках покрывали сотню верст за полчаса.
Вот и дом Шалома. Дверь, на которой вьющимися буквами написано «семья Шнейдер».
Я, не стуча, дергаю за ручку, влетаю в салон. В салоне у Шалома, как всегда, жуткая духота и затхлость. Шалом панически боится воздуха. В любую жару все окна задраены, а жалюзи опущены. В-общем, не жилье, а логово вампира.
– Шалом!
Это звучит, как приветствие, но это не приветствие, это имя хозяина, нашего спасителя, нашего мстителя, который пока не знает ни о том, что он спаситель, ни о том, что он мститель.
Из спальни выскакивает Шалом, одетый с иголочки – ну да, ведь только что с кладбища. Б-же, спасибо за то, что он оказался дома. Теперь, пожалуйста, помоги мне уговорить его тронуться в путь без разговоров. Помоги мне, помоги моему ивриту!
Шалом всегда похож на птицу. Когда молится – на глухаря или тетерева – я их не различаю. Когда думает – на пингвина. Во всех других случаях – на ворона.
– Здраствуй, таварищ! Как дила? Что ты хочешь? – Шалом демонстрирует мне свое знание русского. Нашел время, чурбан бесчувственный.
– Немедленно в машину! – ору я в ответ. – Нужно поймать убийцу!
– Какого убийцу?
– Того самого!
– Погоди, Рувен, ты что, знаешь, кто убил?..
И русский, и иврит в устах Шалома звучат, как английский. Шалом родом из Америки, не помню уж из какого штата…
– Быстро едем! – кричу я, теряя терпение. – Где мой автомат?!