Сердце солдата

— Какая прелесть! — сказала Лена. — Кажется, мне уже хочется есть, — она отстранилась от Егорушкина, но так мягко и неторопливо, что у него сохранилось ощущение, будто она все еще рядом.

Он потряс онемевшей рукой, непослушными пальцами развязал мешок. Достал припасы. Острым ножом отрезал ломти от кирпичика хлеба. И они стали завтракать. О, это был удивительный завтрак! Хлеб с маслом и колбасой и кусочки пиленого сахара. Всего-навсего. Но Лене казалось, что вместе с маслом на хлеб намазали солнце, и смолистый воздух и еще что-то, чего никогда не получишь в городе. Она откусывала от бутерброда неторопливо и жевала медленно, наслаждаясь каждым кусочком. И Егорушкин ел не спеша, потому что знал, когда окончится завтрак, надо будет встать и идти. А когда они встанут и пойдут, нарушится что-то непонятное, такое, чего никогда на свете не было и, может быть, не будет больше.

Но поскольку Лена и Егорушкин не спешат, оставим их на время и вернемся к месту, где они вышли из моря, потому что к этому месту подходит наряд пограничников.

Впереди — старший наряда ефрейтор Чурсин. Мы с ним еще не знакомы. Служит он на заставе второй год, а на вид ему не больше шестнадцати. Уж очень он маленького роста. И тяжелые кирзовые сапоги на нем кажутся чужими. Наверно, так выглядел Мальчик-с-пальчик в сапогах-скороходах. Только тот двигался быстро, а Чурсин еле передвигает ноги. Но это только так кажется со стороны. Ефрейтор Чурсин — крепкий парень. И не зря у него на гимнастерке поблескивают значки «Воин-спортсмен» и «Отличный пограничник».

Шагах в десяти позади старшего идет солдат Курилов, молодой, неопытный, но достаточно самоуверенный. Впрочем, эти болезни излечимые. Придет опыт — исчезнет самоуверенность. У Курилова кроме автомата на поясе ракетница и набор ракет в брезентовой сумке. Из кармана шаровар торчит телефонная трубка.

Они идут по урезу, под сапогами хрустит песок нахоженной нарядами тропы. Ни шагу влево или вправо, там песок чист и гладок, птица пройдет — метку оставит. Рядом тихо плещется море. Вот и конец пути, русло ручья. Здесь наряд повернет и обратно пойдет лесом.

Чурсин подошел к плетню и остановился. И Курилов остановился, не сокращая расстояния до старшего.

— Курилов, иди-ка сюда, — позвал Чурсин и, когда Курилов приблизился, спросил: — Ничего не замечаешь?

Курилов огляделся. Ничего особенного нет — ни следов, ни примет, которых не было раньше. Он спросил:

— А чего замечать-то?

Чурсин присел на корточки возле плетня. Едва слышно журчала узкая струя воды. В одном месте слева темнела заполненная водой ямка. Не след, нет. Но и ямки здесь вроде бы не было. А может быть, была? Он внимательно осмотрел плетень. Не тронут. Но ямка… Если бы можно было сказать о человеке «ощетинился», я бы сказал: Чурсин ощетинился. Словно почуяв что-то неладное, он напружинился, застыл.

Курилов затоптался, удивленно озираясь: ничего непривычного вокруг не было, чего это Чурсина разбирает?

— Стой спокойно. Наследишь, — негромко сказал Чурсин.

А может, он и в самом деле увидел что-то такое, чего он, Курилов, не видит? Показать себя хочет. Ну-ну, вернемся на заставу, уж я расскажу ребятам, как Чурсин плетень нюхал!

А Чурсин действительно нюхал плетень. Он подошел к нему по воде вплотную, осмотрел внимательно, заглянул на ту сторону. И там приметил ямку, наполненную водой. Точно такую же, как и первая, непохожую на след, но и непонятно откуда взявшуюся. Он постоял немного, раздумывая и присматриваясь. Потом так же осторожно, чтобы не наследить, отошел.

— Надо доложить.

Курилов удивился.

— Про что докладывать-то?

— Про что, про что? Возьми глаза в руки. Видишь, ямка с водой?

— Ну?

— Вот тебе и ну. И на той стороне такая же ямка.

— Ну?

— Откуда они взялись?

Курилов только плечами пожал.

— Может, здесь кто-то через плетень перебрался.

— На крыльях? — съязвил Курилов.

Но Чурсин оборвал его:

— Разговорчики. Младший наряда Курилов, соединитесь с заставой. Доложите дежурному: у ручья обнаружены ямки с водой неизвестного происхождения. Принимаю решение двигаться вверх по ручью.

— Есть доложить про ямки и что принято решение двигаться вверх по ручью, — повторил Курилов и скрылся в соснах.

Уж откуда и как он свяжется с дежурным — не наше с вами дело. У границы свои добрые тайны. А пока ефрейтор Чурсин снова и снова осматривает устье ручья, солдат Курилов докладывает дежурному, а Лена и Егорушкин приканчивают завтрак, не пропустить бы нам троицу — Яна, Антошу и Дзинтру. Нет, не зря я вас с ними познакомил. Как чувствовал, что мы их еще встретим в лесу. Правда, они без Грома. Потому что собирают грибы. А собирать грибы и одновременно воспитывать собаку, сами понимаете, невозможно. Тут уж надо выбирать что-нибудь одно: или грибы, или собаку. Но грибы лучше собирать с утра, а собаку можно воспитывать в любое время суток. Поэтому сейчас отдано предпочтение грибам.

Ребята не разбредаются, идут дружной стайкой. Грибов много. Только что взошло солнце, оно заглядывает в плетеные из тонких прутьев ивняка корзины и, наверно, с завистью подсчитывает крепенькие буроголовые боровички. Искать грибы, даже когда их много, не так уж просто: поиск требует внимания и сосредоточенности. Поэтому троице не до разговоров, и все-таки они перебрасываются короткими фразами. Так как говорят они на родном языке, то нам непонятно, о чем идет речь. С уверенностью могу сказать, что, видимо, речь идет о собаке, потому что часто повторяется слово «Гром».

А между тем Лена и Егорушкин покончили с завтраком и собрались было идти дальше. Вдруг Егорушкин насторожился и прислушался. И Лена притихла.

— Ходит кто-то неподалеку, — сказал Егорушкин шепотом.

Они снова прислушались. Из лесу донеслись ребячьи голоса.

— Ребята. Верно, грибы собирают, — сказала Лена.

— Надо спрятаться.

— Зачем?

— Чтобы они нас не увидели.

— А если увидят? — удивилась Лена.

Егорушкин усмехнулся:

— А если увидят, считайте, что нас поймали.

— Так уж сразу.

— Я-то знаю пограничных ребятишек! — сказал Егорушкин серьезно и, взяв Лену за руку, повел ее между соснами, шепнув: — Ступайте осторожнее.

Ребячьи голоса умолкли. Егорушкин нахмурился сердито и подозрительно осмотрелся. С чего бы это они смолкли? Что их спугнуло?

А ребята притихли потому, что почуяли движение в лесу. Не услышали, а именно почуяли. Потому что, чем бы они ни занимались, чтобы ни делали, никогда не забывали, что они ЮДП — юные друзья пограничников. Если бы кто-нибудь и забыл об этом, Ян напомнил бы — начальник штаба!

Они умолкли и притаились, и уже ни один звук не мог ускользнуть от их ушей, ни одна тень не могла спрятаться от их глаз. Без команды они встали редкой цепочкой и двинулись вперед, не упуская друг друга из виду. Вот Ян поднял руку, и все остальные окаменели, словно в изваяния превратились Ян сделал знак, все снова двинулись вперед, но теперь уже пригнувшись, выбирая укрытия — кусты, стволы деревьев, бугорки. Вот что значит выучка и тренировка! Без звука, быстро, как бессловесные тени, как сказочные лесные лешие.

Неподалеку хрустнула ветка. И все стихло. Ян махнул рукой, товарищи его легли на землю и поползли.

Маленькие герои, трубачи, дети полка, разведчики, которые стали теперь взрослыми, посмотрите, какая вам выросла смена!

Первым заметил притаившихся Лену и Егорушкина Антоша. Он замер и сделал знак Яну. Тот подполз к нему, и они вместе сквозь молодой ельник стали рассматривать парня и девушку.

Парень и девушка были чужими — местных ребята знали. И вели себя странно: стояли неподвижно, и по лицам их было видно, как чутко прислушиваются они. К чему? Чего может бояться человек в этом пронизанном солнцем лесу, если он не пришел сюда со злом?

Ян наклонился к уху Антоши:

— Беги сообщи на заставу. А Дзинтра пусть приведет Грома. Я останусь следить.