Страница 11 из 116
Я слышала его шаги по камням, по воде. Дважды он останавливался, а потом опять двигался дальше.
Затем он свернул с тропы и вырос передо мной на фоне густеющего на восходе неба. На этом светлом фоне он выглядел темным, но я вполне различала его лицо.
Он посмотрел на меня и хрипло произнес:
— Ну конечно. Где ж ты еще могла быть?
Он шел вдоль края мелких ручьев, но не пересекал их.
— Здесь ты находишь покой, не так ли? — сказал он.
В его голосе и выражении лица было нечто, от чего что-то во мне съежилось. Я ничего не сказала. Казалось, я тонула в его присутствии, но тут уж было ничего не поделать.
— Они говорят, — он ткнул большим пальцем в сторону ущелья, — что ты убила какую-то девчонку потому, что та носила от меня ребенка. Вызвала снадобьем выкидыш, а потом опоила ее и дала ей умереть.
Говорить, казалось, не было смысла, но он явно ждал ответа.
— Нет, — ответила я.
— Нет, — повторил он. — Конечно же «нет». Зачем тебе это делать? Шуллат говорит о тебе так, словно ты женщина, с женскими чувствами и злобой, но ты холодна как речная глина. Возможно, в тебе есть порочность, но не такая заурядная, как ревность. Кроме того, богиня, боги принимают только необходимое. Если им нужно, они берут не спрашивая.
Я почувствовала потребность ухватиться за эту фразу, циничную и все же куда более глубокую, чем тот смысл, который он в нее вкладывал. Но на это не нашлось времени.
— Сам толком не понимаю, зачем я привез тебя сюда. Заболеют овцы и коровы — и это припишут тебе. Они не будут довольны, пока ты не исчезнешь. — Тогда я уйду, — сказала я.
— О нет, это не так-то просто, богиня. Ты знаешь, где наша крепость. Когда я говорю «исчезнешь», то имею в виду исчезнешь с глаз людских под землей со стрелой в сердце или со сломанной шеей. Впрочем, — добавил он, — если я отрежу тебе язык и пальцы…
— Нет! — выкрикнул визгливый голос. — Убей ее! Твои люди тоже желают ее смерти, Дарак.
Позади Дарака возник женский силуэт, говоривший голосим Шуллат. Дарак полуобернулся.
— Кто тебя просил следовать за мной, Шуллат? Только не я.
— Я знала, что она будет здесь — вместе с Камнями — и знала, что ты не сделаешь того, о чем мы просили — убить и сжечь ее, и избавить нас от ее грязного проклятья.
Я встала, и кровь заиграла у меня в жилах. Меня должны умертвить и сжечь, потому что так потребовала эта сука. Я шагнула через ручей, и она внезапно бросилась на меня с ножом в руке. На этот раз настал ее черед проявить проворство. Лезвие рассекло мне плечо, и кровь быстро окрасила воду, словно вино, превращая лавандовые цветы в пурпурные, а розовые — в алые. Я схватила ее руками за горло, упершись коленом ей в бок. Дура, она могла бы оттолкнуть меня тысячью разных способов, но она снова пырнула меня ножом в руку, и под воздействием боли я толкнула ее тело в одну сторону, а голову — в другую, переломив ей шею.
Все произошло слишком быстро, чтобы подумать: «А дарую-то я Смерть!» Импульс шел из глубины моего «Я», безудержный и неодолимый.
Она лежала в цветах, и моя кровь капала ей на лицо.
— Ты никогда не дерешься как женщина, — услышала я слова Дарака. — Ей бы лучше помнить об этом.
Я почувствовала тошноту, но сказала:
— Она выше меня ростом и весит больше, но огонь — великий уравнитель. Унеси ее тело немного подальше вниз, а потом сожги его. Покажи им, что осталось, а я пойду своей дорогой. Не бойся, что я выдам это место. Сделав это, я ничего не выиграю.
— Ты, — только и произнес он.
Его рука легла мне на плечо. Он развернул меня лицом к себе, и его глаза заглянули в мои сквозь прорези шайрина.
— Я не вижу тебя, — сказал он. — Что ты ощущаешь теперь, когда ты убила? Ничего?
Его рука соскользнула с моего плеча на левую мою грудь, и сердце под ней екнуло, готовое выпрыгнуть и лечь ему на ладонь. Затем его рука съехала прочь. Лицо его сделалось напряженным и сосредоточенным.
— Послушай меня, — сказал он. — Я отнесу ее вниз к водопаду. Неподалеку оттуда есть место, которое мы используем для этого. Я сожгу ее. И покажу им. Но ты останешься здесь. Если они поймают тебя на дороге, то накинутся на тебя как стая волков. Не беспокойся — сюда они не придут за тобой.
Он показал на прислоненные друг к другу камни за ручьем.
— Это место, — небрежно сообщил он, — алтарь для жертвоприношений, древний, как само ущелье. Поговаривают, что какой-то там черный бог все еще обитает здесь, но это сказки для малых детей. Твое счастье, что ты выбрала это место. Или, возможно, услышала из разговоров. — Значит, я жду здесь. Что потом?
— Сегодня ночью мы поедем на юг. Ты отправишься с нами.
— И ты отпустишь меня на волю, когда мы удалимся отсюда?
Он поднял с земли Шуллат. Ее вывернутая голова покачивалась у него за плечом. Он усмехнулся мне суровой и белоснежной от показавшихся зубов усмешкой.
— Нет. Я не отпущу тебя на волю, богиня — женщина, дерущаяся как мужчина.
Он повернулся, спустился по тропе и исчез.
Я ждала. День сделался красным как кровь, или таким он казался мне, когда я лежала в цветах у ручьев: алые колокольчики, покачиваясь, задевали мне веки. Я теперь боялась, сознавая, что я убила и меня это мало тронуло. Я чувствовала себя виноватой в отсутствии чувства вины. Карраказ и зло уже пришли ко мне. Я подумала: «ПРОБЕГИ МЕЖДУ ШАТРОВ, И ТЕБЯ УБЬЮТ, И ПОКОНЧИ СО ВСЕМ ЭТИМ». Облака надо мной приняли форму Ножа Легкой Смерти.
Но я была жива, пока ждала его.
Я даже не уловила запаха дыма, и не услышала, как они приходили посмотреть сожженную, хотя они приходили. Приходили.
Он коснулся моего плеча, и я вздрогнула как от ожога. Это сон, подумала я, но он смотрел на меня странным взглядом. Не заметил ли Дарак моего недвижного и бездыханного оцепенения? Было прохладно и сумеречно.
— Вставай, — предложил он. — И надень вот это.
Около меня лежала на траве куча одежды — мужской, но достаточно маленькой, чтобы подойти мне.
Я повернулась спиной, чтобы раздеться, ибо надо было нагой предстать перед ним.
— Где ты нашел эти вещи?
— У одного мальчика, — ответил он.
Сапоги натирали мне икры, кожаный пояс так и врезался в талию. У этого мальчика, должно быть, были маленькие стопы и вдобавок девичья талия — дырочки на поясе тянулись по всему ремню. Наверное, Дарак и раньше позволял женщинам ездить с ним. И все же никаких сомнений не возникало насчет того, что одежда эта мужская — особые ножны с грузом колючих ножей, паховый щиток под краем туники.
— Подверни-ка на минутку рубашку, — внезапно попросил он. — Я принес мазь для порезов, оставленных тебе Шуллат. — Не нужно, — отказалась я.
Раздраженный моей неуместной, по его мнению, скромностью, он подошел и грубо оттянул рубашку с плеча, предплечья и груди. Уже темнело, я не могла разглядеть его лица. Но услышала, как он резко втянул в себя воздух. И прикоснулся к бледно-лиловым шрамам нервными пальцами, словно моя кожа была слишком горячей и могла обжечь его.
— Быстро ты исцеляешься, — заметил он.
Его пальцы прикоснулись к нефриту.
— Когда будешь готова, — сказал он, — спустимся вниз.
— Подожди, — остановила его я. — Сколько человек отправится с тобой?
Если они увидят меня, то сразу узнают.
— Большинство из них прибыло из другого места. А те, что из ущелья, равнодушны и к тебе, и к твоим чарам. Травлю затеяли женщины и получили свою жертву. Они подумают, что со мной отправилась Шуллат. Он повернулся, и я последовала за ним через ледяную воду, меж цветов и дальше до незнакомого мне поворота, уходившего, петляя, в скалу, туда, где, казалось, не было никакого прохода.
Темнота и струящаяся по камню вода, а потом звездный свет, поросшие вереском склоны, топот и ржание лошадей, и поджидающие разбойники.
Дарак повернул меня направо. Какой-то разбойник подвел вороного конька, на которого я теперь, не стесненная юбкой, могла сесть и поехать как полагается. Дарак вскочил в седло и уже съезжал по склону. Я пристроилась к другим, чувствуя себя такой же безликой, как они. Откинув с головы капюшон плаща, я дала прохладному ветру развивать мои волосы. Теперь не имело значения, видят они меня или нет.