Страница 24 из 83
– Смотри, какой красивой ты меня сделал. О Вазкор, мне не нравятся твои сны.
Я понял, что она знала мой сон со всеми подробностями. Нет сомнения, я кричал во сне, но мне показалось, что она прочла мои мысли без всякого труда, тогда как вчера мне было непросто проникнуть в мысли Кая. В этой верхней комнате я опять испытал на себе воздействие разрушительной энергии чего-то древнего и страшного.
Несмотря на мои открытые демонстрации Силы, здесь мне не давалось искусство исцеления, а в этот их круг я вошел, как бык в сарай мясника, и даже еще более охотно. Если бы я не был осторожен, их сила пробралась бы в меня и истощила бы мою собственную.
Лели смеялась, показывая мне свою наготу.
– Они отдали мне сокровища древнего Хессека – Змеиную корону и Пояс огней, но у меня есть более сказочные богатства – не так ли? Не медли, – сказала она. – Этот с зеленым лицом придет к тебе, но я велела ему не торопиться. До того как он придет, у тебя есть время полежать со мной. – Она крадучись подошла и зашептала мне в ухо:
– Значит, Сорем-масриец действительно твой любовник, Вазкор-Шайтхун-Кем? Тебе надо были сделать меня мальчиком, как Тэи.
– Слезь с меня, жрица, а не то я этим ножом отправлю тебя к богу, которого ты считаешь своим отцом.
– Ах, нож? – прошептала она. – Это все, что ты можешь и меня вонзить? Варвар из дикого племени, даже вооруженный молнией для убийства, все-таки предпочитает воровские оружие.
Я оттолкнул ее, схватил и ударил так, что ее голова мотнулась из стороны в сторону, потому что мне не пристало бояться женщины. Казалось, чтобы узнать мое происхождение, она вместе со всем остальным прочла и мое прошлое.
– Твои люди почитают меня. Тебе надо бы тоже усвоить эту привычку.
Она посмотрела на меня. Ее глаза были, как блестящее железо – плоские, без глубины. Одна ее щека была красной от удара, и она мягко приложила к ней руку – так, я видел, девочки обращаются с больным ребенком или котенком. Ничего от старой Лели в ней не осталось. Хотя она и была подставным лицом в их вере, в тот момент я понял, что только она с ее даром не придает значения мне как мессии. У меня в руках уже тогда были все путеводные нити, но я этого не понимал.
Она соскользнула с ложа, надела свои платья и затянула по бокам смешными шнурками, которые так нравились хессекам. Покрывалом она накрыла лицо и, спрятав взгляд, вышла.
Мгновение спустя вошел жрец с жуками. Он дожидался ее, как она и просила.
Он тут же опустился на колени, и я велел ему встать. Я принял властный тон, так как мое терпение истощилось, и я бы с удовольствием оказался где-нибудь в другом месте, подальше отсюда. Я прямо спросил его, что ему надо. Он поклонился и поведал мне легенду Хессека. Он говорил, что я должен быть спасителем, который поведет изгнанников с болота по белым широким улицам Бар-Айбитни, руша стены и ворота и поражая людей, которые встанут на их пути. Бит-Хесси войдет в сердцевину Небесного города, в Малиновый дворец императора, и дворец станет действительно малиновым от масрийской крови.
Он говорил это, и жуки на его лице шевелились. Странно, но я видел, что он совершенно искренне считал меня тем, кем называл – Шайтхун-Кемом, богом, ставшим видимым, – и в то же время думал, что может мне как орудию Старого Хессека давать указания. Получалось, что настоящим мессией был скорее не бог, а молот надежд его людей.
Я понял также, что произошло тогда в доках: Чарпона убили просто потому, что он противился мне, кремень в его голове был подношением мне, как окровавленная ворона, как человек-тигр.
Единственным моим оружием осталась простая земная логика.
– Ты закончил? – спросил я священника. Он склонил голову. – Хорошо. Тогда послушай. Я – ни ваш пророк, ни ваш спаситель. Я Вазкор. Никакая религия и никакая потусторонняя сила ничего не изменят. Вы можете меня бояться. Я вам это позволяю, поскольку могу убить многих из вас так и тогда, как и когда захочу. Но если вам нужен вождь, поищите кого-нибудь другого.
Он не смотрел на меня.
– Почему же ты пришел к нам? Почему ты сделал то, что сделал, если ты не тот, кого мы ждали?
– Спроси Шайтхуна, – ответил я. – Ну а теперь, отойди от двери.
Он, не двигаясь с места, пробормотал:
– Не могу, мой повелитель. Ты должен быть с нами. Ты наш.
Я двинулся к нему, а он напрягся и вцепился в меня.
Он был сильным мужчиной. Его дыхание пахло каким то дурманом или благовонием, и между его приоткрытых губ я увидел зуб, который ему расколол. Я не хотел пользоваться своей Силой. Казалось, магия этого ада подпитывается от моей. Я притворился Шайтхуном и тем самым увеличил влияние Шайтхуна на то, что я делал. Я заглянул в мысли Кая, Лели – это были мои мысли. Тень демона превратилась в тень моего отца. Освободи я сейчас убийственную силу, решил я, и она примет другую форму, чтобы уничтожить меня.
Я боролся со священником, пытаясь оторвать его от себя. Он ухватился за мои ноги и хотел меня повалить, я нагнулся и нанес ему удар кинжалом. (Варвар из дикого племени… вооруженный убивающим светом… предпочитает воровское оружие.) Он захрипел, как человек, ворочающийся во сне, и выпустил меня.
Коридор должен был слева подниматься на поверхность, как я смутно помнил из путешествия предыдущей ночью. На склоне холма сиял день, я побежал туда, и никто меня не останавливал.
Глава 9
Несмотря на свою гордость и силу, я пошел в Крысиную нору, околдованный хессеками, и покинул ее полубезумным. Нет человека слабее того, который полагает себя непобедимым, ведь даже укусы пчел могут убить, когда их очень много.
Через некоторое время я обнаружил, что брожу по разрушенному верхнему городу Бит-Хесси. Я забыл, как туда пробрался, и не сразу смог сообразить, как мне выбраться оттуда через болота и лагуны. Случайно я вспомнил о хессекских лодках, спрятанных возле забитых илом причалов, и о кладбище старых кораблей, где, если другие планы спасения провалятся, можно будет соорудить какой-нибудь плот из обломков. Я не рассчитывал пройти по воде. Как раз сейчас я больше всего хотел быть просто человеком. Казалось, за мной наблюдает глаз, глаз старого Хессека. Я дрожал от усталости и ужаса и не мог собраться с мыслями.
Так я шел, шатаясь, в северном направлении, и над моей головой разбитые черные строения порта Хессу покачивались в такт моим неровным шагам.
Низкое серо-голубое небо давило дневной жарой. Однажды что-то заверещало в болоте среди высоких деревьев-папоротников. Один раз я по колено провалился в разинутый рот глинистой лужи между домами и с трудом выбрался оттуда.
Я не видел ни людей, ни зверей. Но ни до порта, ни до берега я не дошел.
Наконец, я улегся прямо в грязь среди высокой травы в тени какой-то стены, не выставив стражи против врага. (Он был повсюду. Зачем трудиться, чтобы выследить его?). Их Сила поглотила мою. Они держали меня. Я удрал из подземелья и был пойман на поверхности. Я бормотал, как в бреду, дремал, вскакивал – жалкое зрелище, если только здесь был кто-нибудь, чтобы пожалеть меня.
Когда я пришел в себя, свет таял в желтых и бронзовых полосах за скрещенными клинками листвы в вышине и разбитыми крышами. Что-то дергалось возле меня – я обнаружил, что шесть или семь пиявок выползли из лужи на улице и впились в мои икры. Я отодрал их. В туманном свете сумерек я увидел, как текла кровь. По законам масрийского театра в такие моменты всегда начинается гроза. Мелодраматические эффекты – раскаты грома, красная молния – поэтически передают стенания и молитвы обреченного героя. Так оно и было. Небо потемнело, нагнетая тяжесть, надвинулось, как гора, которую внезапно прорезали три белых лезвия, и раздался звук сталкивающихся облаков. На развалины полился дождь, горячий, как моя кровь.
Я нырнул в дверной проем и съежился там среди теней. Снаружи, как занавес, висел дождь. По небу прогрохотал гром, и моя голова внезапно стала ясной. Казалось, жизненные силы и сообразительность вновь наполнили меня. Я посмотрел на укусы пиявок – они затягивались. Пора было пробиваться к пристани. Гроза смыла все их грязное колдовство, и я мог найти и лагуну, и лодку, и добраться до открытой воды.