Белая змея

Впрочем, у незнакомца не было особых причин покидать место лечения. Деревня Ли находилась примерно в дне пути по снегу, и то если знать правильный путь. Ли-Дис, о котором Йимес постоянно твердил в бреду, располагался в семи днях пути, и пока не придет весна, был совершенно недоступен. Вьючные скакуны — большие сильные животные, способные, в отличие от упряжных дорфарианских, нести на спине крупного мужчину — здесь существовали только в легендах, как и сказочные лошади южных земель.

Было чудом, что он вообще смог добраться сюда. Незнакомец рассказал Орбину, что отправился в путь с вардийским отрядом, перешел с ним через границу, где по каким-то загадочным причинам повернул на запад, а затем попал в руки горных разбойников, которые отобрали его выносливого зееба, всю поклажу и снаряжение, а самого бросили истекать кровью на холоде.

— Все это россказни, — заявил Орбин. — Но кому какое дело? Он будет работать на нас.

Едва поднявшись, Йимес сразу был приставлен к делу. По указаниям Орбина он чинил полуразрушенные постройки фермы, чистил нескольких тощих коров в хлеву, таскал и рубил дрова — о последней работе он говорил, что это прекрасное упражнение, не позволяющее рукам ржаветь. Он совершенно не возражал против того, чтобы трудиться на своих хозяев. Возможно, он и не ожидал другого обращения.

— Я буду следить за тобой, — пригрозил Орбин Тьиво, в одиночку вынимающей из кресла старуху, которая при этом бормотала и слабо сопротивлялась. — Он много работает, так что тебе стало совсем нечем заняться. Ках знает, что в семье Орна и без тебя есть своя неряха и бездельница — вот эта старая сука, — он кивнул в сторону матери.

Тьиво заботливо дотащила старуху до аккуратной соломенной подстилки, где та снова уснула. По законам своей страны она действительно не отработала этот отдых — родила пятерых сыновей, однако выжили лишь двое из них. Ее муж умер, и в прежние времена ее давно бы уже выгнали вон. Но теперь… все-таки она его мать, пусть от нее и остались лишь жалкие развалины. Вы только посмотрите — она снова обмочила сиденье! Орбин зло заорал на Тьиво, приказывая отнести кресло во двор и хорошенько оттереть снегом.

Вытряхнув тюфяки и вычистив кресло, Тьиво отправилась взглянуть на трех коров в хлеву.

Полуденное небо все еще было по-зимнему бледным, но с сосулек вдоль крыши хлева капала вода. Вряд ли эта оттепель продлится дольше двух дней.

Сейчас в хлеву жили только коровы и собаки, так как кур и свиней в конце лета либо продали, либо зарезали. Тьиво не любила забой животных, но к тушам, висящим в кладовке позади хлева, относилась как к любой другой пище, запасенной на зиму. Она зашла в темное помещение, порылась среди туш, оторвала мясистое крыло и затолкала его в карман передника.

Затем она вошла в хлев, где ланнец сгребал навоз с грязного пола, складывая его в кучу у одной из стен. Когда навоз высохнет, его можно будет использовать как топливо для очага. Или для жаровни чужестранца, установленной в загоне, о чем Орбин даже не подозревал.

Тьиво подошла прямо к ланнцу, вынула крыло и протянула ему. Он без слов взял подарок и спрятал под тунику так, чтобы его придерживал пояс.

С самого начала она тайно носила ему еду, а иногда, по случаю, и темное пиво. Она научила его выдаивать молоко у тех коров, которые еще давали его, так, чтобы жесткая струя из желтого соска попадала прямо в рот.

Ее не удивляло, что он не знает этих маленьких хитростей, ибо он пришел из иного мира.

Тьиво стала засыпать еду в кормушки, а Йимес продолжал сгребать навоз. Сначала он пытался помочь ей таскать тяжелый корм, но она мягко оттолкнула его, с удовольствием коснувшись его тела. В первый день, когда он лежал в загоне, у него целые сутки был сильный жар. Он ныл, как ребенок, требуя воды, которую Тьиво тут же подавала ему, прижимая его голову к своей груди и ласково гладя по волосам. Она трогала его тело и позже — тогда, когда он спал. Тьиво не знала нужных слов для происходящего, но в ней проснулись чувственность и материнский инстинкт. Отрицая и то, и другое, она все же искала возможность любоваться его прекрасной мужественностью. Но теперь чужестранец был здоров и совершенно не зависел от нее.

Она сосредоточилась на своем занятии, заметив, что он подошел ближе.

— Тьиво, — негромко позвал он. Он произносил ее имя по-новому, а вот у нее не получалось выговорить его имя так, как он хотел. Но ей нравилось его необычное произношение.

— Да, хозяин?

— Не зови меня так. Я же не какой-то искайский болван, который может ударить тебя.

— Йне… — в который раз попыталась она. — Й-ине…

— Йеннеф, — терпеливо поправил он.

— Йинез.

Он вздохнул, хотя происходящее позабавило его. Он всегда так делал. Ей нравилась его манера смотреть на нее и улыбаться.

— Тьиво, дорогая моя девочка, завтра на рассвете я уйду. Ты понимаешь?

— Ох, — ее глаза широко распахнулись. Внезапно она ощутила огромную пустоту внутри. Конечно, она знала, что однажды он уйдет. Но не так же скоро!

— Тьиво, эти деревенщины будут ругать тебя, не так ли?

«Разумеется», — подумала она. Но вслух сказала:

— Не будут.

— Анак! — воскликнул он. — Мне стоило бы забрать тебя с собой из этого маленького грязного ада, но пока лежит снег, это невозможно. А может быть, ты и сама не хочешь идти со мной? Я же совсем не знаю тебя, знаю только твою доброту. Ты очень умная, правда? Ты рассказала мне, как добраться до Ли, и о больших собаках, которых жрецы используют для упряжек. Ты заботилась обо мне, пока я болел. Ты украла мои деньги вот этими нежными руками, но оставила мне достаточно, чтобы целый год жить в Ли-Дис как король. Умная, мудрая, милая Тьиво.

Она обернулась и украдкой посмотрела на него.

Он был красивым мужчиной. Она даже не могла представить, что где-то живут такие люди. Прекрасный, как луч юного солнца на резных вершинах гор — но все-таки человек. Далекий от нее. Другой.

Ее мысли, слова и желания для него все равно, что падающий дождь для воздуха.

Опустив глаза, она подбросила коровам корма. И одновременно показала ему, где спрятан в соломе его нож.

В ясную полночь свет зимней звезды проник в небольшую дырочку под крышей. Он разбудил Тьиво, дотронувшись до нее хрустальным пальцем. Теперь она знала — или осознала свое знание.

Без тени сомнения Тьиво выскользнула из-под покрывал, поднялась с большого, набитого травой тюфяка, на котором из года в год ночь за ночью лежала рядом с мужем-идиотом. Орн не шевелился. Ему и не полагалось шевелиться — как и Орбину. Вчера, торопясь приготовить ужин — требуху, тушеную с клецками и сливами — она случайно забыла у очага два кувшина пива, извлеченные из неприкосновенного запаса. Однако пиво ни в коем случае не стоило оставлять на виду, потому что Орбин увидел кувшины и захотел выпить, а в ответ на протест ударил Тьиво по голове. Открыв кувшин, он начал пить, не забыв поделиться с Орном — как-никак это было его пиво. Выпивка понравилась им обоим, так что спать они будут глубоко и долго.

Наверное, она схитрила уже тогда, когда выставила пиво на видное место.

Тусклый красный свет еще теплился в очаге. Старуха спала на своей соломе, иногда бормоча что-то во сне. Тьиво оставила на огне большой котел с водой, и та все еще была горячей. Взяв из укромного места заветный горшочек с мылом, Тьиво вымылась с головы до ног. Мыло продавали в храме, и хотя Орбин громко отрицал его необходимость, но все же предпочитал мыло птичьему салу и никогда не выбрасывал его. Храмовые шлюхи тоже мылись подобным составом. Тьиво набирала полные пригоршни мыла и наносила на свое тело. Растворенное в воде, оно стекало по ней, оставляя дорожки, и Тьиво вздрагивала — ей было щекотно. Отблеск умирающего огня играл на ее коже, как в огромном зеркале.

Она вытерлась, вынула из кос медные кольца, знак замужества, и распустила волосы, черные, как ночное море, которого она никогда не видела.