Страница 30 из 130
Любопытство влекло Лобастого к местам их временных стоянок, он часто осматривал их. Подолгу стоял над участками выжженной травы. Однажды за Лобастым пошел вожак, но все время, пока тот ходил по стоянке, простоял с краю, глядя в сторону заката…
Багровый шар исчез за лесом. Начало темнеть. Лобастый лежал в прежней позе. В голове у него рождался план — в эту ночь, свободную от охоты, он решил сходить на разведку туда, где спрятался багровый шар. Лобастый знал, что там его ждет Страх. И Страх, переданный Лобастому тысячелетним опытом предков, при одной мысли о Пришельцах заставлял его жаться к земле. Но именно надежда на встречу с ними заставила Лобастого встать. Он встряхнулся, покосился на вожака, осторожно прошел между спящими и углубился в лес.
В спасительной чаще леса он чувствовал себя спокойно. Но шел Лобастый ходко, и лес быстро кончился. Дальше расстилалось огромное поле, явно несшее на себе следы Пришельцев. Чуть сбавив шаг, Лобастый осторожно пошел через поле в сторону виднеющейся вдали странной скалы. Неожиданно выглянула луна, и он всем телом почувствовал, как резко выделяется на залитой серебристым светом голой земле. Нарастающий Страх прижимал Лобастого к колючей траве. Ближе к скале все вокруг уже буквально кричало о присутствии страшных существ: мертвые пни, раздробленные камни, резко пахнущие странные предметы. И Страх буквально вдавил Лобастого в землю. Лишь огромным усилием воли он подавил в себе страстное желание бежать без оглядки назад и осторожно пополз к скале…
Самым тщательным образом изучил Лобастый скалу — жилище Пришельцев. Он быстро понял, что это именно жилище. Но многого понять так и не смог: долго смотрел на шары и кубики, разбросанные по песчаной площадке, поражался их совершенной форме. Удивляли его и другие странные камни, а один заинтересовал больше других. На его плоской и гладкой поверхности странным образом помещался одни из обитателей леса. Бестелесный, многократно уменьшенный зверек смотрел на него бусинками неподвижных глаз. Вроде его и нет, а тем не менее вот он, под носом… Лобастый осторожно потрогал зверька, попробовал сдвинуть его в сторону. В звенящей тишине оглушительно зашуршало. Лобастый отпрянул от камня, не сводя с него глаз. А там был теперь другой обитатель леса, на которого так любили охотиться его собратья. И Лобастый, не обращая внимания на шум, опять сдвинул зверька. Рассмотрев очередное изображение, он уже смелее толкнул его в сторону, освобождая место новому.
Забыв обо всем, завороженно изучал Лобастый открывающиеся перед ним картинки из загадочного и одновременно знакомого мира. На многих изображены сами Пришельцы. И в их руках словно оживали предметы, которые только что Лобастый видел вокруг жилища. В голове у Лобастого возникал более понятный, а поэтому менее страшный образ Пришельцев.
Лобастый не заметил, как наступил рассвет…
Он был убит на месте. Мужчина с дымящимся ружьем в руках подошел к молодому волку, уронившему странно большелобую голову на детскую книжку с картинками. Кровь из простреленной головы залила страницы. К мужчине бежала маленькая девочка, звонко крича:
— Папа! Папа! — Подбежав, она долго смотрела на волка, потом повернулась к отцу. Глаза ее заполняли слезы:
— Папа, зачем ты его убил? Он читал мою книжку…
Отец удивленно посмотрел на девочку, постоял, о чем-то раздумывая, потом опустился на колени перед убитым. Но в тускнеющих глазах уже ничего не увидел…
Две родины Капитана
Приоткрыв полог палатки, Сухоруков курил, мрачно глядел на стоящую мокрой стеной тайгу. Воронова, склонившись над самодельным столиком, тянула по голубоватой кальке длинную прерывистую линию. Дождь монотонно барабанил по палатке. Выкинув папироску, Сухоруков подошел к Вороновой, посмотрел через ее плечо:
— Опять разлом через весь участок тянешь! Для рисовки таких структур одной геологии мало, подожди, пока геофизики свои карты выдадут…
— Николай, когда я нарисую всю карту, тогда и придирайся! А если ты не в духе, иди к Колечке Смагину. У этого лоботряса весело, круглые сутки магнитофон крутит. Все батарейки, наверное, геофизикам посадил…
— Ладно, Рит, не обижайся, — Сухоруков обнял ее за плечи, — сама понимаешь, какое тут настроение. Вторую неделю дождь, парни на «выбросах» простаивают, а у нас два участка не захожены. Не успеваем…
Рита, убрав с плеча руку Николая, дотянула линию на кальке, полюбовалась на нее.
— Видишь, все аномалии ложатся вдоль этого тектонического шва? Значит, тут тоже будут аномалии, — Рита ткнула рейсфедером в нижний угол карты.
— Возможно. Березовый Солдат еще не захожен. Кончится дождь, организуем туда «выброс», — Николай снова нахмурился, — но все маршрутные пары заняты…
— А я? Давай мне в операторы Смагина. А шурфы Федоров будет бить.
— Твое дело по профилям ходить, а не гонять стотысячную съемку. На ней все маршруты двух-трехдневные! Это со Смагиным-то в двухдневный маршрут…
— Что, уже к студенту ревнуешь! — Рита рассмеялась, смешно морща нос, — смотри, я ревнивых не люблю…
— Уже полюбила… — Николай задумался, — а идею ты хорошую подала. Работы нам недели на две… И хотя мне не хочется тебя посылать, но придется.
— Решительности тебе не хватает, начальник, — приподнявшись на цыпочки, Рита чмокнула его в лоб. — Поженимся, будешь у меня под каблуком…
Накинув плащ, Сухоруков нырнул в серую пелену дождя, побежал к большой шатровой палатке. Сапоги скользили по разбитой гусеницами вездеходов, раскисшей от дождя земле. Из палатки неслось — «Я б в Москве с киркой уран нашел при такой повышенной зарплате…»
Смагин лежал на раскладушке в грязных сапогах, курил толстую самокрутку. Скосив на начальника выпуклые нагловатые глаза, опустил ноги на пол.
— Ну и насвинячил ты тут, студент! — Сухоруков неодобрительно осмотрел пол, закиданный окурками, стол, заваленный вспоротыми консервными банками. — Кончится дождь, пойдешь на «выброс» оператором. С Вороновой.
— С вашей пассией? — Смагин осклабился. — С превеликим удовольствием! А проходчик кто, Капитан? Да он еще не очухался, — студент кивнул на раскладушку в углу, — он еще снарских чертей гоняет…
Федоров лежал не шевелясь, лишь чуть приподнял голову. Сухоруков вздохнул, глядя на него. Федорова три дня назад привезли из Снарска в невменяемом состоянии. Отличный работник и бывалый таежник, он совершенно не контролировал себя, стоило ему попасть в «цивилизацию». Когда-то кадровый офицер, он долго мыкался в Хабаровске по различным заводам, на которых из-за запоев долго не задерживался, пока не подался в геологоразведку. Здесь, по крайней мере, на сезон, ему была гарантирована трезвая жизнь. Капитан понимал свою беду, но ничего с собой поделать не мог. Вот и сейчас сорвался, попав на базу партии в Снарск при переброске из другого отряда. А теперь болеет. Не ест ничего, ночами не спит, боится оставаться один. Поэтому и перебрался в палатку к Смагину.
— Александр, ты как, ожил? — Сухоруков присел на раскладушку. Федоров повернулся, дрожащими руками потер опухшее, землистое лицо.
— Давай, Иваныч, отправляй. За работой быстрее в норму войду.
— Губишь ты себя водкой…
— Губил, когда пригубил, а теперь поздно об этом.
— И что за пьянка такая, — вмешался Смагин, — запершись и в одиночку. Как бирюк от всех прячется. И сам ничего не видит… Ты, Капитан, газеты-то хоть читаешь?
— Сколько оторву, столько и читаю, — буркнул Капитан.
— Помолчи, Смагин, — зло прикрикнул Сухоруков, — не тебе его судить…
С Капитаном Сухоруков работал не первый сезон, знал его в работе и по-своему уважал этого опустившегося, но чем-то привлекательного человека.
Дождь кончился на следующий день. Сборы были недолгими. Завхоз Игорь Трефилович Редозубов, отперев символическую дверь продуктовой палатки, напустил на себя важность и долго колдовал среди ящиков, коробок, фляг и банок. Рита, не выдержав, сама выбрала продукты. К обеду вышли из лагеря. Впереди Рита с компасом в руках, за ней с тяжелым рюкзаком за плечами шел Капитан. Сзади плелся Смагин.