Страница 2 из 130
Есть еще группа сообщений о животных, которых принято считать вымершими и с которыми встречались люди уже в записанной истории. Можно было бы упомянуть в этой связи о дискуссии, которая велась в специальной и широкой литературе об изображении плезиозавра на воротах богини Иштар в Вавилоне и об изображении на хеттских и вавилонских печатях существа, чрезвычайно похожего на стегозавра, вымершего, как принято считать, 150 миллионов лет назад, в юрский период. Кстати, Ктесий, греческий врач, бывший при дворе Ксеркса, упоминает о чудовище подобного рода, называя его «мартихором» — «человекоглотателем». Несомненно, к вымершему уже животному относятся и египетские фрески Древнего Царства, изображающие гигантское гиенообразное. Это же животное в ливийских преданиях известно под именем «бория». Палеонтологи действительно открыли в древних отложениях Северной Африки ископаемую гигантскую гиену. Интересно, что они так и назвали ее — «бор-гиена».
Все это свидетельствует о том, что некоторые виды ископаемых животных существовали в исторически очень недавнее время.
Что касается древнейших животных, будто бы живущих теперь, то из них наиболее интересны рассказы о «чипекве», рептилиеобразном чудовище, которое обитает в недоступных болотах Центральной Африки. Его очень боятся местные жители. В районе заповедника Национального парка Альберта имеются значительные площади болот, где странным образом нет бегемотов. Местные жители и охотники объясняют это тем, что «чипекве» пожирает там всех бегемотов. Сейчас ряд исследователей занимается этим вопросом (и, возможно, в ближайшее время будут получены дополнительные свидетельства и факты). Имеется весьма авторитетное свидетельство известного охотника Дж. А. Джордана о его встрече с «чипекве». Он рассказывает об этом на страницах своей книги «Слоны и слоновая кость». Выйдя с группой проводников к руслу пересыхающей реки, Дж. А. Джордан внезапно увидел там огромное, «невероятное», как пишет он, существо. С туловищем, обширным, как туловище бегемота, и с головой, напоминающей по форме голову крокодила, оно все было покрыто костяными бляшками. У Джордана в руках было ружье, с которым он охотился на слонов. Он успел выстрелить, но чудовище бросилось в сторону и скрылось, обдав Джордана и его спутников морем грязи. Интересно, что на следах, оставленных им, были ясно видны когти. Известный биолог Ф. В. Лейн подробно разбирает этот случай в своих исследованиях.
Другой европейский исследователь упоминает о случае, который он также сам наблюдал в одном из заливов озера Виктория. Он видел чудовище, внезапно появившееся из воды и пытавшееся ухватить зазевавшегося туземца. Наблюдатель отмечает длинную сильную шею, маленькую голову и массивное тело, не мешавшее чудовищу продвигаться очень быстро. Некоторые скептически относятся к подобным сообщениям, поступающим от местных жителей. Но существует целый ряд таких наблюдений, принадлежащих европейским исследователям и путешественникам, когда сослаться на «поэтическое воображение», «преувеличения» и т. д. невозможно. Хорошо известно, например, что многие капитаны пароходов, курсирующих по озеру Виктория, сами видели подобных чудовищ, которых, судя по их внешнему виду, есть все основания отнести к «доисторическим».
Сообщение о другом подобном же животном связано с таинственной «серой кошкой» — «нундой». Об этой гигантской кошке, размерами с крупного тигра и живущей в прибрежных джунглях, куда не ступала нога человека, хорошо знают на побережьях Восточной Африки. Известны и случаи нападения ее на людей. Некоторое время назад на окраине Дар-эс-Салама был растерзан полицейский. Тщательное расследование обнаружило на его мундире следы серой шерсти, не принадлежащей ни одному из известных видов животных. Редкие жители, оставшиеся в живых после встречи с «нундой», в один голос рассказывают об огромных, непропорционально больших клыках этого существа. Исходя из этих описаний и других фактов, некоторые исследователи склонны предполагать, что «нунда» — один из потомков саблезубого тигра, доживших до наших дней.
Проблема «Дожили ли до наших дней?» представляется мне интересной и важной. Но вопрос нужно поставить шире. Фокус интереса должен лежать не только в стремлении скептически (или слишком доверчиво и восторженно) отнестись к тому или другому сообщению, сколько в серьезных, спокойных поисках новых подтверждений. Важны само наше отношение к сообщениям подобного рода, наша готовность принять и проверить, довести до истины информацию, выходящую за рамки привычного порядка вещей.
Юрий Медведев
Предчувствие великой судьбы
Можно предположить наверняка, не рискуя ошибиться: в мире нет ни одного ученого — зоолога или палеонтолога, — который не знал бы основ тафономии — науки об остатках доисторических вымерших животных, изучающей «листы каменной книги» так, как если бы сами ископаемые окаменелости были еще живые. Основы тафономии заложил тридцатипятилетний доктор биологии Иван Антонович Ефремов. Шла война, тяжело больной профессор был эвакуирован в Среднюю Азию, и здесь-то, в перерывах между исследованиями, начал он придумывать первые свои рассказы — «Встреча над Тускаророй», «Озеро Горных Духов», «Олгой-Хорхой», «Белый Рог», «Аттол Факаофо»…
И опять можно утверждать безошибочно: вряд ли найдется любитель фантастики, не знающий этих и многих других, теперь уже классических произведений Ефремова. Достаточно упомянуть «Туманность Андромеды» — первый в научной фантастике роман о коммунистическом обществе будущего, и роман-эпопею «Лезвие бритвы», и антиутопию «Час Быка» — своеобразное «отражение» «Туманности Андромеды», и исторический роман из времен Александра Македонского «Таис Афинская».
Первоклассный ученый и выдающийся писатель — случай не обычный. Воздействие идей и образов Ефремова осязаемо даже в таких выкладках: свыше 70 книг тиражом около 9 000 000 экземпляров издано во многих странах Востока и Запада только за последние 15 лет, минувших после смерти Ивана Антоновича.
В чем секрет такой популярности? Ведь чаще всего случается так, что интерес к трудам литератора, имевшего порою ошеломляющий успех у современников, после его кончины сходит на нет. А в случае с творениями Ефремова все обстоит как раз наоборот: число переизданий с каждым годом растет.
Для выяснения феномена такого рода вернемся в прошлое, в годы военного лихолетья, когда при свете керосиновой лампы профессор писал свой главный труд — «Тафономию»…
Для нынешних литераторов или ученых возраст 35 лет — всего лишь «юношеский», как говорится, время надежд, а Ефремов в эту пору прошел уже сложный, суровый, порою мучительно суровый путь. Двенадцатилетним мальчишкой он прибился в Херсоне к одной из частей Красной Армии, угодил в Очакове под обстрел артиллерии интервентов, его контузило, засыпало песком. Среднюю школу закончил экстерном за три года, затем — Петроградские морские классы. Плавал на Тихом океане, на Каспии. Поступил в Ленинградский университет, стал учеником знаменитого палеонтолога академика П. П. Сушкина.
Чтобы, учась, сводить концы с концами, недавний моряк подрабатывал препаратором в Геологическом музее, коллектором одной из экспедиций на озеро Баскунчак. Десятки тысяч верст прошагал он полевыми маршрутами по европейскому Северу, Сихотэ-Алиню и Амуро-Амгуньскому междуречью, по горам Якутии, Средней Азии, Восточной Сибири. Был одним из первых изыскателей трассы Лена — Бодайбо — Тында, где теперь пролегла Байкало-Амурская магистраль. В общей сложности ученый возглавлял 26 экспедиций — геологических и палеонтологических. Первопроходчество, первооткрывательство — иначе подобный образ жизни не назовешь.
Таким же первопроходцем был Ефремов и в литературе: достаточно указать на дилогию «Великая Дуга» — первое в нашей стране художественное произведение о древней истории Африки.
Обладая от природы могучим воображением, он лишь тогда начинал развертывать сюжет, когда до мельчайших подробностей постигал смысл социальных, политических, исторических закономерностей прошедших или будущих времен. Глобальность мышления, попытка создать образы героев, не боящихся взять на себя ответственность за судьбу своего племени, державы, всего человечества, желание приблизить грядущее, в котором «народы, распри позабыв, в великую семью соединятся», — такова стратегия творчества Ефремова. Если он смотрит в небо, то замечает не только холодный ровный свет звезд, но мириады живых, полнокровных цивилизаций, объединенных в Великое Кольцо Миров. Если размышляет о человеке, то непременно и о человечестве, причем не только о проблемах сиюминутных, но могущих возникнуть и через сто, и через тысячу лет. Недаром он любил философские работы К. Э. Циолковского, такие, как «Воля Вселенной», «Неизвестные разумные силы», «Причины космоса», «Научная этика», недаром не раз обращался к знаменитым «Шести пунктам» отца космонавтики, где сформулирована программа развития земной цивилизации: