Притворство

— Он знает, что я хочу дать роль тебе, — проговорил постановщик, — Разве этого недостаточно?

— Он должен попросить меня, а не вы. Эдмунд начал было говорить, но Лори замахал на него руками. Поняв его, маленький толстяк замолчал и, чтобы прикрыть паузу, поднял свой стакан и осушил его.

— Если твоя душа требует этого.., что ж, ладно. А сейчас, извините, пойду позвоню Коре: предупрежу ее, что не поеду домой, чересчур много дел здесь.

Оставшись наедине с дочерью. Лори посмотрел на нее.

— Так ты хочешь, чтобы Пол валялся у тебя в ногах?

— Дело совсем не в этом, — твердо ответила она. — Я хочу, чтобы он признался, что был не прав.

— Хорошо. Не буду с тобой спорить. — Он пошел к двери. — Я скажу Эдмунду, чтобы немедленно позвонил ему.

Когда режиссер вернулся в гостиную, он ничего не сказал ни о каком телефонном звонке, а Энн решила не спрашивать его об этом. К обеду приехал Десмонд, и ей пришлось собрать все свои силы, чтобы скрыть волнение и выглядеть спокойной.

Они кончили десерт, и она разливала на боковом столике кофе, когда услышала в холле до боли знакомый мужской голос. Кофе выплеснулся из чашки, и она стала промокать пятно салфеткой, упорно не поднимая головы, чтобы не смотреть на вошедшего в комнату Пола.

Лори вскочил на ноги.

— Почему ты не сообщил нам, что приедешь сюда? Мы бы тебе оставили обед.

— Спасибо, у меня нет времени. Я заехал по пути в аэропорт.

— Аэропорт? — повторил, как эхо, Эдмунд. — Ты ничего не сказал, когда мы с тобой беседовали раньше.

Пол ничего не ответил. Энн поставила на стол чашку Десмонда и подошла с другой стороны к его стулу. Анжела наклонилась вперед и взмахнула рукой.

— Если не хотите есть, то хоть выпейте что-нибудь. Энн, налей Полу кофе.

Энн скованно повернулась к нему спиной и стала наливать. Чашка угрожающе дребезжала на блюдце, выдавая ее волнение, когда она ставила ее перед ним на стол. Он поднял глаза, но встречаться с ней взглядом не стал, а она так же скованно вернулась на свое место.

Все молчали. Пол вынул сигарету и закурил. Прыгающее пламя спички бросило тень ему на лицо. Одет он был в темный дорожный костюм, который Энн видела раньше, на запястье у него были золотые часы, на которые он все время поглядывал.

— Мне скоро придется ехать, — сказал он и, подняв голову, посмотрел прямо в глаза Энн. — Я не должен опоздать на самолет, но сначала хотел бы поговорить с тобой. Мы можем где-нибудь поговорить наедине?

— В гостиной.

Энн встала и повела его через переднюю. Никто не пошел за ними, и Пол, закрыв за собой дверь, прислонился к деревянной панели.

— Мне жаль портить тебе вечер, Энн, но я должен был с тобой повидаться. Почему ты не рассказала мне, что на магнитофоне был твой голос?

— Я даже не знала, что ты его слышал. Когда ты сказал мне, что предложил роль Сирине, ты же не говорил, что сделал это из-за услышанного на пленке монолога.

— А где еще, по-твоему, я мог ее услышать? На частном прослушивании?

— Мне очень жаль. — Голос ее был таким тихим, что потерялся в этой большой комнате. Она откашлялась и повторила погромче:

— Пол, мне очень жаль.

— Чего? — громко сказал он. — Моего разочарования! Того, что я, думая, что достиг дна, оказался еще ниже! — Он подошел поближе к ней. — Скажи, есть на свете что-нибудь такое, на что не пойдет женщина, добивающаяся своей цели? Когда я думаю обо всей этой лжи, притворстве, обмане… С самого первого момента, когда ты прочла мою пьесу, ты захотела сыграть Мэри-Джейн и сделала все, что было в твоей власти, чтобы подогнать эту роль по себе.

— Как ты смеешь говорить мне это! Забери себе свою мерзкую пьесу… Я сыта по горло разговорами о ней. Меня не удивляет. Пол Моллинсон, что у тебя провал за провалом. Ты будешь проваливаться все время, если не повзрослеешь.

— А-а, так я только проваливаюсь? — хрипло проскрежетал он. — А мои удачи? Пять сверхуспехов за столько же лет, по-твоему, ни о чем не говорят?

— Давай, давай, — издевалась она, — оглядывайся назад. Это все, что тебе осталось.., потому что у тебя нет будущего!

Он резко отступил назад, лицо его стало пепельно-серым, и она испугалась:

— Прости меня, Пол. У меня нет права так говорить.

Он не ответил, и в страхе, что он повернется и уйдет, она подбежала к двери и загородила ее собой.

— Что ты собираешься делать? Я не могу дать тебе уйти так.

— Обо мне не беспокойся, — тихо и горько произнес он. — Отойди от двери.

— А что будет с твоей пьесой?

— Мне все равно. — Он не мигая смотрел на нее. — Возможно, ты права, когда говоришь, что я кончился.

— Нет, — выдохнула она, — Не принимай это близко к сердцу. Тебе еще многое надо сказать людям. И в тебе это есть!

— Преподнести им еще один провал?

— Не правда. У тебя были неудачи, потому что ты был несчастлив, а когда ты снова найдешь счастье, я уверена, с ним придет успех.

Ничего не ответив ей, он протянул руку и мягко отодвинул ее от двери. Дверь открылась, потом закрылась за ним, и Энн в отчаянии опустилась на стул. Она снова проиграла. Она жестоко ударила Пола, считая это единственным способом привести его в чувство, заставить понять, что жизнь не кончилась, несмотря ни на что. Она закрыла лицо руками, чтобы скрыть слезы, и не подняла головы, когда услышала, что дверь снова открывается.

— Мэри-Джейн.

Невольно она оглянулась и растерянно прошептала:

— Пол, ты вернулся.., ты назвал меня…

— Я назвал тебя Мэри-Джейн.., потому что ты и есть Мэри-Джейн. Поэтому тебе ее и играть.

— Ты приедешь посмотреть на меня?

— Я не тот мужчина, который тебе нужен, — тихо проговорил он. — Пусть смотрит на тебя Десмонд. Ты будешь счастлива с ним.

— Пол, я этого не вынесу.

— Ты должна, — тихо ответил он. — Это входит в твое повзросление.

Дверь снова закрылась, и на этот раз Энн знала, что больше он никогда ее не откроет. Входит в ее повзросление… Зачем взрослеть? Чтобы жить пустой жизнью, в которой не будет его, его голоса, его каприза, его страсти? Прерывисто дыша, она сжала руки и стала молиться, чтобы Бог дал ей силы вынести это.

Хотя Энн была уверена, что никогда не настанет день, когда она не вспомнила бы о Поле, но вскоре выяснилось, что это совсем не так. Снова пошли репетиции пьесы, и она была настолько занята, что ни на какие другие мысли, кроме работы, времени уже не оставалось.

Эдмунд не мог сдержать своего волнения с первого прогона пьесы.

Как же ты подходишь к этой роли! Насколько же все стало правильным, — обратился он к Энн в конце репетиции. — Это очевидное, единственное верное решение: ты должна протянуть руку к Фрэнку. Каким же я был дураком, что не понял этого раньше. — С головы немедленно слетел берет, а пухлые ручки взметнулись к небу. — Если бы только Пол был здесь и видел все это!

— Он об этом прочтет, — небрежно заметила Энн, разглядывая кольцо на своей руке, знак ее помолвки.

— Возможно, на это обратит его внимание Сирина. — Эдмунд снова надел берет. — Ее тоже нет в городе. Возможно, они где-нибудь вместе.

Энн подняла голову.

— Я возвращаюсь домой, Эдмунд. Если у вас с отцом будут какие-нибудь соображения по моей роли, он сможет рассказать мне о них утром.

— Прекрасная мысль. Работы осталось немного.

Энн медленно пересекла сцену, спустилась по боковой лесенке и пошла к выходу. Еще одна репетиция закончилась. Приближался день премьеры, и наверняка где-то за тысячу километров отсюда Пол думал о них. Она толчком открыла дверь и вышла наружу. От стены отделилась тень, и сердце ее лихорадочно застучало, заметив Десмонда. Она успокоилась.

Он был недоволен.

— Еще пять минут — и я бы решил, что ты пропала навеки.

— Прости. — Она принужденно улыбнулась. — Но мы дважды прошли финальную сцену.

— Последнюю неделю я тебя почти не видел, — ворчал он, хватая ее под руку. — Еще три дня, — и мы узнаем, будем ли мы зимой без работы.