Страница 18 из 126
— На что кашу варить будете? — в моём голосе пробивалось любопытство.
— На чём — поправил Иван — На суши-
— Эт что такое? — интерес не пропадал — Из рыбы сделано?
— Вестимо, рыбица малая сушеная из озер края северного — ответил дворянин- День-то сей третий по седмице, постное вкушаем —
— А-а — ты варить кашу на сухой рыбе будешь — понял я.
— Да уж знамо дело, не сыру жрать — вовсю шутил мой давний телохранитель — чай, не самоядь дикая —
Порывшись в мешке, он вытащил сушёного снетка и вручил мне:
— В водице размочи, як холодна и мокра будет, то и узнаешь, мочно ли такое есть —
Крутя в руках прародителя закуски к пиву, отправился к Бакшееву, тот уже всем дал задания и молился перед ужином. Просьбы к Богу у него были такие же, как и действия — быстрые и решительные, всё, что он хотел он высших сил, это чтоб часовые не заспали да воры не смогли отвести им глаз. Наблюдая за ним, я вспомнил озадачившее меня вчера сообщение. Дождавшись конца ритуала, я подошел к нему и спросил:
— С чего ты взял, что пленник наш, Гошчипс, в сродстве с орками?-
— Он сам молвил, да и кто ещё в сефери — большой набег с Черкесии пойдёт? Не холопы же ихнии?-
— А откуда ты про орков узнал?-
— Своими очами зрил, когда в Кабарду с послами ходил. Меня за умение на татарских наречиях толмачить послали-
— Точно сам видел их? -
— Як тебя сей час. Да и што тебе оне так в душу-то запали? Те же человече, что и мы, токмо величатся именитостью да воинскими делами зело-
— Совсем такие как мы?-
— Весь род людской из семени Адама и лона Евы вышел — как маленького стал поучать меня Афанасий — Иль ты мнил оне с рогами на лбу, или с хвостом и шерстию обрасли, яко звери лесные?-
— А нигде не водятся в шерсти, например? -
— Знамо, водятся — в бабкиных скасках, аль в преисподней — подытожил разговор о фантазийных существах старый воин.
Поговорив с ним ещё о его путешествиях с посольствами, выяснил, что в это время, в этой реальности язык межнационального общения — татарский, по крайней мере, на юг и восток от границ Московского царства. Что заставило задуматься:
— Афанасий, скажи трудно татарское наречие разучить?-
— Ежели с прилежаньем постигать, то любое дело лёхким будет — опять перешел на менторский тон рязанец, но смягчившись, продолжил — А так этих языцей-то, почитай, поболее десятка имеется. Татаровя саме-то друг дружку с толмачом разумеют. Но общчие слова выучить не трудно. Вона, пойдём до нашего мальца полонянного.
Мы подошли к Габсамиту скромно ждавшему свою порцию каши под телегой.
— Малой, как по-вашему будет от-то зватся, — спросил Бакшеев, указывая на котел.
— Казан, — ответил маленький толмач
— Верно, а сё, — экзаменатор ткнул в телегу.
— Арба.
— Тож правда. А от он? — рязанский страж рубежа кивнул на задремавшего сторожа-литвина.
— Каравул, — вздохнул паренек, подумал и добавил. — Акылсыз-
— Истинно, глупец, в стороже-то дремать, — самоназначенный воевода продолжил. — А ещё подрыхнет и станет башксыз — безголовым —
И мне уже заявил:
— Давай ты, княже, поспрашай-
В голову ничего не лезло, и я ткнул пальцем в почву.
— Балчук, грязь по-русски, — прокомментировал мой жест малолетний учитель иностранных языков.
В задумчивости я показал ему кусок сушеного снетка, что продолжал удерживать в руке.
— Балык, рыбица по-вашему будет, — продолжал перевод Габсамит.
Тут я, наконец, вспомнил интересовавшие меня слова:
— Что значит шура?-
— Раб, — ответил татарчонок.
— А как понять — азюны сакарым?
— Я убью тебя, — засмущавшись, продолжал отвечать на вопросы отрок.
— А вот это что — кюдлюк?-
— Не ведаю, — прошептал паренёк и опустил голову.
— Кто ж эдакое князю в очи-то скажет, — вмешался в наше погружение в лингвистику татарского языка Афанасий сын Петров.
После постного ужина наступил отбой, однако спали все в полглаза, вслушиваясь в перекличку сменявшихся часовых.
Весь следующий день поход по непролазной грязи продолжался, так что, добравшись до темноты к Троице, мы были совершенно измотаны. Афанасий остался с обозом на окраине села Климентьевского, а мы с Жданом отправились на ночлег в обитель. Встречал нас сам архимандрит Киприан с чинной братией: келарем, казначеем, ризничим и книгохранителем, да почтенными старцами. Уже наученный местному церемониалу, я поцеловал руку настоятелю и в свою очередь получил от него благословление.
Киприан Балахонец поприветствовал нас:
— Рады мы о приезде князя Угличского, Димитрия, к дому Живоначальной Троицы и Пречистой Богородицы и великим чудотворцом Сергию и Никону. Прошу тебя отвечерять с нами в гостинных палатах.
Предложение было принято, и мы двинули к каменному двухэтажному зданию вдоль многочисленного почётного караула.
— А зачем вам так много воинов? — выразил удивление малолетний высокородный паломник.
— Воев? — изобразил недоумение келарь Евстафий — то сирые слуги монастырские, Троицей опекаемые, стрельцы да конные служки-
Скромные прислужники обители были как на подбор крепкие парни, одетые в брони и разнообразно вооружённые.
— А пушек вы на монастырский обиход не припасли? — попробовал я пошутить
— Векую же оне нам? Ести токмо пищалей крепостных да затинных с полсотни, да наряд к ним для опаски от всякого лихого дела-
Да уж, похоже, здесь русская церковь вполне исповедовала принцип 'Добро должно быть с кулаками'.
Накрытая в гостевом доме трапеза роскошью не поражала, на столе были гречневая и гороховая каши, куски варёной рыбы, хлеб, да разные хлебные квасы и фруктовые взвары, прозываемые тут щербет. Представления об обжорстве монахов оказались явно преувеличенными. За ужином шёл степенный разговор об управлении монастырскими владениями, старцы поучали меня разными советами о рачительном ведении хозяйства. В ходе беседы выяснилось, что кроме обширного подворья в угличском кремле, за Троицей есть несколько дворов и лавок в моём городе и множество сёл и деревень в уезде. Тут нечистый дёрнул меня поинтересоваться, каков будет с этих владений налоговый взнос в казну удела.
Казначей Игнатий аж подпрыгнул:
— Ести у нас тарханы от пресветлых московских царей, што податей с наших вотчинок не имать, окромя указных, а те что насчитаны, мы сами в приказы возим. Чтоб на Углич серебро сбирать, об том указа не было.
Отче Евстафий прибавил:
— Тако же заповедано грамотой великого князя и царя всея Русии Фёдора Иоанновича вступаться в наши сельца и деревеньки городским прикащикам и прочим денежным зборщикам-
Было ясно, что у прижимистых монахов зимой снега не допросишься. Перед отходом ко сну самый благообразный из старцев, Варсонофий, поинтересовался у меня чудом явившейся Божьей матери. Вдаваться в подробности совершенно не хотелось, и я старался молчать, как партизан.
— Егда — то явление было, княжич? — интересовался монах.
— Да в день битвы с татарами у Москвы-
— А пред сонием молился ли ты, отрок?-
— Конечно, вознёс молитву-
— Юдуже соние тебя сморило?-
Пришлось напрячь память, вспоминая, где я ночевал перед битвой:
— Да здесь же, за стенами обители и легли мы спать в лагере воинском-
— От где знать знамение-то бысти — задумался старец, осенил меня крестом и удалился.
Поутру мы посетили молебен в Троицком соборе, по совету Ждана я пожертвовал на поминовения родителя пятьдесят рублей денег и, провожаемые благими напутствиями святых отцов, мы присоединились к давно изготовленному в путь углицкому обозу.
Глава 18
Путешествие в сопровождении пары десятков повозок оказалось серьёзным испытанием для нервной системы, с возами постоянно что-то приключалось, они то увязали в рытвинах, то ломались, отряду приходилось делать остановки почти каждые полчаса. От Троице-Сергиева монастыря до Переяславля мы добирались два дня. В город Бакшеев решил наш гужевой караван не заводить, причину он обрисовал чётко: