Страница 116 из 126
Не прошло и седмицы, как в Углич вернулся Бакшеев со своими людьми. Заранее упреждённые, мы встречали его посредине торговой площади. Возвращение рязанца выглядело, как приход домой татарской шайки после удачного набега. Конный отряд дворян конвоировал под сотню крестьян, самых различных возрастов, от подростков, без всякого признака пушка на щёках, до седобородых старцев. Кто-то из задержанных Афанасием шёл пешком, кто-то ехал на телеге. Полтора десятка молодых парней пригнали в путах, закрепив конец связывающей их верёвки на луке седла.
— Вдоль Волги сбегали, княже, слава Богу здорово, — лихо доложил мой военный советник. — На двадцать вёрст от излучины, где разбой приключился, в обе стороны по всем деревням повальным обыском прошли. Всех, у кого какую рухлядь не по его чину отыскали, расспросили накрепко. День и ночь княжью службу справляли, дневали и ночевали, с седла не слезая. Всех татей в округе вывели.
— Вот сии воры, — Бакшеев указал нагайкой на запыленную толпу крестьян. — Те, у коих краденные вещи нашлись, и кто видоков купле не указал, и те на кого показали что без клятвы от продавца дорогие товары брали.
Сии, — теперь плеть указывала на связанных. — Воровские дела творили или с татями рядом в их стане обретались. Тех троих, кои при нашей облаве за сабли или ослопы схватились, мы на месте стрелами положили. Остальные об обороне и не помышляли, в ноги повалились живота просить.
— А ты их послушал, тьфу, — зло сплюнул губной староста. — На месте их посечь не мог? На што в город притащил, чего с ними теперь делать? Где ката искать? Яз то их в подклети запру, и чего теперь мне над ними две-три седмицы сверху в избе сидеть, их причитания слушать, пока с голоду не околеют? А ведь их сердобольные посадские подкармливать будут, на всех-то не хватит, но те, которые поухватистей, сами собой не издохнут. Так ведь на Москву за мастером заплечных дел посылать придётся. А прогонные деньги с кого брать? А ежели кто с крепкой шкурой окажется и в татьбе не сознается? Это ж сколько просидит-то, и каждый день у клетей караул держи.
В общем-то наш судья и прокурор в одном лице был по-своему прав. Должности палача в городе не имелось. Традиция кормить заключённых тоже пока не появилась. Тратить на пойманных преступников казённый хлеб никому здесь в голову не приходило и те кормились милостыней или передачами родных. Но на такое количество задержанных подаяний явно не хватит, а родственников в городе у них похоже не имелось.
— На дыбе уморишь, — отмахнулся Афанасий. — А ката среди разбойничков сыщем.
— Эй, лиходеи, — крикнул он связанным. — Кто шею от пеньковой петли спасти хочет?
Предложение вызвало некоторое оживление, лишь один парень в ободранной одежде прокричал:
— Чего сразу виселица? Яз никоего лиха не делал, пусть князь при честном народе судит!
— Кнут не Бог, а правду сыщет, — с мягкой улыбкой успокоил его Муранов
Крикуна тут же пнули локтём под рёбра подельники и самый старший из них громко сказал:
— Чего надобно? Ежели в полные холопы, то мы согласны.
— Как же, ищи дураков окромя нас, — вновь осклабился губной староста. — Из вас каждый уж поди с пяток раз в холопы писался. Кто обещникам своим казнь справит, тому велю плетей дать, уши подрезать и гуляй на все четыре стороны.
Такое шанс спасти свою шкуру не вызвал у разбойничков никакого энтузиазма. Некоторые даже демонстративно плюнули в нашу сторону, пара человек стало истово молиться.
— Покочевряжьтесь пока, пёсьи дети, — благодушно заметил Иван. — Как на дыбе вволю повисите, да от горящего веничка погреетесь, так строптивости-то поубавится. У меня и чёрт в грехах каяться начнёт.
Подъехав ко мне, губной староста проговорил:
— Страдникам надобно прям сразу суд дать. Такую прорву народу и запереть-то некуда.
Воспользовавшись шансом, Муранов тут наябедничал на Бакшеева:
— Больно ретив окладчик наш. Ведь право же, учнёт дурак Богу молиться так лоб расшибёт. Выпорол бы черносошных по деревням, и им легче и нам мороки меньше. Ан нет, желает, де, чтоб всё по государеву Судебнику правили.
Стрельцы ещё не успели увести разбойников, а губной староста уже управился с судом над крестьянами. Собственно, вся их вина заключалась в том, что деревенские не могли объяснить происхождение найденных у них дорогих вещей. Даже куплей по случаю им отговориться не удалось. По обычаю надлежало при сомнительной покупке иметь видоков сделки и требовать от продавца крестного целования, в том, что товар не краденый. Тот, кто этого не сделал — считался соучастником преступления.
Крестьяне, впрочем, своей вины не отрицали, признавая, что брали 'воровскую' рухлядь в уплату за зерно и мёд. Такая сговорчивость объяснялась легко, не сознавшимся грозило дознание, которое могла оказаться тяжелее наказания. Поэтому приводимые под княжьи очи группы односельчан бухались на колени, твердя подряд одно и то же:
— Отпусти вину, княже, нечистый попутал.
Муранов тут же выносил приговор:
— Десять плетей, явитесь по осени с оброком, тогда и порку получите. Да чтоб сами напомнили, а то забывчивым велю вовсе шкуру спустить.
Мне же он своё решение пояснил так:
— Страда, тут не отлежишься и не оклемаешься. А помрёт хлебороб, работы своей не справив — жонка с детишками с гладу сгинут. По осени-то крестьянишкам полегче будет, дня два в лёжку полежат, да встанут здоровее прежнего.
— Может, помиловать черносошных? — предложил я губному старосте. — Или хоть убавить наказание, грех-то их не велик.
— Воля твоя. Но яз, недостойный, мню так — распускать народишко не следует. Им-то не привыкать, шкуры у всех дублёные, — предупредил меня Иван, и, получив согласие действовать на своё усмотрение, зычно крикнул крестьянам. — Князь Дмитрий за малостью вины милует. Заместо плетей получите десять ударов батогами по лядвям. Благодарите господаря, пёсьи дети.
Черносошные вновь упали на колени, вразнобой произнося слова благодарности.
Пришедший к вечеру Джакман явно обрадовался результатам похода Бакшеева.
— Как споро воров-то изловили, — приговаривал он, расплываясь в широчайшей улыбке. — И судить стали сразу, не мешкая. Не то, что у нас на родине — констебля искать грабителей не заставишь. Даже если поймали лиходеев, то либо жюри их отпустит, либо королевский судья помилует. Оттого-то в Англии на проезжих дорогах словно на шотландской границе — днём не подстрелят, так на ночлеге зарежут.
Афанасий, выслушав восторги торговца, хмыкнул:
— На добром слове благодарствую, но у нас також на шляхах пошаливают. А по Дону и нижней Волге и с сотней стрельцов не всегда проплывёшь, казаки да черкасы балуют. Да ведомых воров воеводы за корысть отпускают, либо к себе в челядь по кабале пишут.
— В холопы пишут? — переспросил Беннет и обратился ко мне. — Благодаренье Господу, большую часть товара мне твои воинские люди вернули. Но часть-то пропала без следа. Велел бы ты, княже, тех разбойников, кои в душегубстве невиновны, на мой двор головой выдать. Пусть убыток отслужат.
— Русских людей иноземцам в холопство выдавать не след, — набычился Тучков. — Уж вернее тут повесить. Негоже спасать жизнь ценой бесценной души.
У меня промелькнула мысль, что осуждённые на казнь вполне могли бы выслужить помилование в зельевой палате. После несчастного случая со взрывом работников туда было днём с огнём не сыскать. Некомплект подмастерьев серьёзно тормозило дело. Поскольку теорию удельные химики не понимали совершенно, результат получали после сотен и тысяч попыток. Юшка и Стенька добивались успеха совершенно случайным образом, но все свои шаги записывали. Это давало возможность им работать на ремесленной основе, по своим найденным рецептам. Но на каждый удачный опыт приходилась огромная куча неудачных, потому служба в помощниках у зельевых мастеров была довольно опасна.