Страница 5 из 40
— А мадам Бертран-Вердон?
— Я видел ее вчера. Но я не знаю, собиралась ли она вернуться в Париж или остаться ночевать в «Старой мельнице». Она без конца моталась туда-сюда. На машине. У нее белая «альфа-ромео».
Комиссару Фушру почудилась нотка зависти в голосе коллеги. Он поднял брови, ожидая продолжения. Тот заговорил после небольшой паузы:
— Я не очень хорошо ее знал. Но между нами, здесь ее не слишком любили. Она считала себя голубых кровей. Говорят, единственное, что ее интересовало, — это увидеть свою фотографию в газете рядом с какой-нибудь знаменитостью. А как она обращалась с секретаршами… Она выдвигала свою кандидатуру в региональный совет, но не прошла. Но тут опять мэр вам будет полезнее, чем я. Если хотите, могу ему позвонить.
— Почему бы и нет? — ответил Жан-Пьер Фушру, не без оснований полагая, что аджюдан будет рад оторвать вышеупомянутого Франсуа от сытного обеда, чтобы с полным правом отправиться обедать самому. Довольная ухмылка аджюдана подтвердила его предположения:
— Алло, Мари-Клер? Это Бернар. Франсуа дома? Да… Хорошо. У меня в кабинете дивизионный комиссар из Парижа, который хочет срочно с ним поговорить… Алло, Франсуа? Извини, что отвлекаю тебя от обеда, старина, но…
Несколько минут спустя Жан-Пьер Фушру оказался у забора очаровательного розового домика с террасой и чудесным садом, уступами спускающимся к реке. Невысокая девушка в белом накрахмаленном фартуке встретила его на пороге и объявила, что его ожидают в гостиной. После казенной и непритязательной обстановки жандармерии комната, в которой он очутился, согретая приветливо потрескивающим огнем в камине и оклеенная веселенькими обоями в синюю и белую полоску, показалась ему настолько же уютной, насколько ее обитатели — особенно вначале — натянутыми и сдержанными.
— Франсуа Делаборд, мэр-депутат, — несколько резко отрекомендовался высокий крепыш с густыми бровями, одетый в темно-зеленые вельветовые брюки и свитер с высоким воротом. — Моя жена Мари-Клер, — добавил он как бы нехотя, представляя невысокую брюнетку, полненькую, живую, благоухающую лавандой, в платье из ангоры бледно-голубого цвета. — Искренне не понимаем, чем можем быть вам полезны, комиссар.
— Франсуа, — мягко прервала его жена. — Я могу предложить вам кофе, господин комиссар?
Она говорила с легким южным акцентом, и все ее поведение свидетельствовало о желании соблюсти приличия.
«Эти двое только что повздорили», — подумал Жан-Пьер Фушру. И вежливо ответил «С удовольствием», скорее отдавая дань светским условностям, чем из желания выпить кофе. Он любил итальянский эспрессо и обычно с опаской относился к тому, что ему предлагали под видом кофе. Но в данном случае он напрасно беспокоился. Черная жидкость без сахара, которую ему подала Мари-Клер Делаборд в чудной чашке лиможского фарфора, была восхитительной. Да, эти люди умеют жить.
— Аджюдан Турнадр сказал, что вы могли бы просветить меня по поводу Прустовской ассоциации и мадам Бертран-Вердон, — начал он.
Он увидел, как напряглась пухлая ручка Мари-Клер, держащая кофейник.
— Мы знали ее очень мало, — заявил ее муж. — Встречались на официальных приемах, но не более того. Ее неожиданная смерть создаст определенные трудности для Прустовской ассоциации. Она ведь была ее основательницей.
— А какие цели у этой ассоциации?
— Ну, привлекать англоязычных туристов, устраивать международные встречи — совсем не плохо, для нашего города это реклама.
— А прежде всего реклама для нее самой, — обронила Мари-Клер Делаборд, не в силах и дальше сдерживать свое нетерпение. — Это позволяло ей путешествовать и красоваться на деньги налогоплательщиков…
— Мари-Клер, право же… — пожурил ее муж.
— Но комиссар имеет право знать…
— Правда, что мадам Бертран-Вердон иногда любила выставить себя напоказ и это не всем нравилось, — отрезал мэр. — Но она была душой этой ассоциации. И ей удалось уговорить приехать министра, которого мы ждем сегодня к четырем часам, хотя пока мне ничего не сообщали. А еще — известного парижского критика Макса Браше-Леже. Вам, конечно, знакомо это имя. Это он отказался участвовать в литературной телепередаче «Апостроф».
— Он здесь? — осведомился комиссар.
— Нет, он живет в Париже. Я думаю, он приедет только к заседанию.
— Кто еще был тут вчера?
— Кроме американцев, в «Старой мельнице» был, мне кажется, профессор Вердайан из университета Париж-25 и редактор серии в издательстве Мартен-Дюбуа, который входит в административный совет. Как бишь его?
— Филипп Дефорж, — подсказала ему жена.
— Да, точно, Филипп Дефорж. Виконт Шарей, личный друг мадам Бертран-Вердон, и секретарша Жизель Дамбер.
— Я ее встретил в поезде сегодня утром, — уточнил Жан-Пьер Фушру.
— Она святая! — воскликнула Мари-Клер Делаборд, несмотря на предостерегающие взгляды супруга. Но она не успела развить свою мысль, так как появилась служанка и объявила, что мэра просят к телефону из Парижа.
— Извините, — сказал Франсуа Делаборд, поспешно идя к двери.
— Святая, — продолжала его жена, как только он вышел. — Извините меня за прямоту, комиссар. Но мадам Бертран-Вердон была карьеристка, которая ни перед чем не останавливалась. Все знают, что она получила эту синекуру за… (тут она очаровательно покраснела)… благодаря… ну, вы понимаете, что я хочу сказать…
— Понимаю. И ценю вашу искренность, — ободрил он ее.
— Взять хоть сегодняшнее заседание. Предлог — почтить память Пруста.[8] Но для мадам Бертран-Вердон это всего лишь возможность разрекламировать свой «Справочник истинного прустоведа» за счет правительства и университета.
— «Справочник истинного прустоведа»? — повторил он, слегка опешив.
— А, вам незнаком сей шедевр? — усмехнулась она. — Мы получили целых два экземпляра. Разрешите преподнести вам один из них…
Тут вернулся ее муж и с озабоченным видом сказал:
— Министр не сможет приехать. Открытие памятной доски задержало его в Фонтенбло дольше, чем ожидалось.
— Не говоря уже о перекрытых демонстрантами дорогах. Как жаль, — усмехнулась мадам Делаборд.
— Мари-Клер, в самом деле…
Жан-Пьер Фушру почувствовал, что пора откланяться:
— Я очень вам благодарен, господин мэр, за то, что вы согласились меня принять. И вам, мадам, за прекрасный кофе. Мне уже давно следовало бы отправиться на место происшествия и посмотреть, что там происходит.
— Позвольте, я принесу вам то, о чем мы говорили, — улыбнулась Мари-Клер.
Провожая комиссара до двери, Франсуа Делаборд начал с немного смущенным видом:
— Надеюсь, жена не наговорила вам лишнего. Она любит поболтать…
— Ее болтовня очень приятна, и мне она очень помогла, — резковато ответил Жан-Пьер Фушру.
— Вот она. — Мари-Клер протянула ему тоненькую книжечку в роскошной обложке. — Вот увидите, много времени у вас это не отнимет. Красивые фотографии и несколько цитат. Даже Франсуа нечего на это возразить, — лукаво добавила она и в знак примирения взяла мужа под руку.
Глава 4
Дом тетушки Леонии — небольшое серое строение — выходил окнами на перекресток двух невзрачных улочек. Жан-Пьер Фушру был поражен его видом. И это безликое, можно сказать, уродливое место породило шедевр французской литературы! Неподвижная фигура жандарма перед входом напомнила ему о его прямых обязанностях. Он здесь вовсе не для того, чтобы восхищаться силой творческого воображения.
С тех пор как он начал свою карьеру в судебной полиции, он так и не смог привыкнуть к тошноте, всегда подступавшей в тот момент, когда ему приходилось в очередной раз столкнуться с насильственной смертью. Это чувство особенно обострилось с тех пор, как три года назад в автомобильной аварии трагически погибла его жена. Он сам был во всем виноват. И нет ему прощения. Металлические скобы в правом колене будут вечно напоминать ему об этом. Как и хромота, из-за которой его прозвали «комиссар Хромоног». Он подумал, что все разговоры в жандармерии и с мэром были просто предлогом, чтобы отсрочить тот момент, когда ему придется склониться над телом мадам Бертран-Вердон. Надо было настоять на том, чтобы его отвезли с вокзала прямо на место преступления.
8
Марсель Пруст умер 18 ноября 1922 года.