Страница 12 из 40
Несколькими днями раньше, по прибытии в Париж, Патрик Рейнсфорд посчитал совершенно естественным приглашение на чай к председательнице Прустовской ассоциации, присланное ему в гостиницу. Он ответил не сразу, не желая связывать себе руки, если вдруг подвернется что-то поинтереснее — вечеринка в посольстве, ужин в «Ритце» за счет правительства, какой-нибудь вернисаж, где было бы полезно показаться. С другой стороны, министр или его жена могут заскочить на пресловутый чай, и раз уж Джерри Льюис, Кирк Дуглас и множество других американцев недавно удостоились ордена, то почему бы ему не закинуть удочку по поводу своего Почетного легиона или на худой конец медали «За заслуги в области литературы и искусства»? Он не надеялся увидеть там Браше-Леже, но, полагая, что всегда можно отказаться в последнюю минуту, сославшись на коварный эффект смены часовых поясов, все-таки принял приглашение. Секретарша заверила его по телефону, что «мадам Бертран-Вердон будет счастлива его видеть». Чудный голос у этой секретарши. «Из нее вышла бы красавица, дай она себе труд приодеться», — подумал он, когда она открыла ему двери претенциозной квартиры на улице Сент-Ансельм. Комната, выкрашенная в белый цвет, с драпировкой псевдо-Фортуни, была продуманно обставлена мебелью в стиле ампир и Луи-Филипп и книгами всех сортов, призванными отобразить эклектичные вкусы хозяйки либо ее желание показать, что она вообще что-то читает. В тот момент, когда он вошел, струнный квартет занимал свои места. Не повезло — он ненавидел классическую музыку. Но разворачиваться было уже поздно — хозяйка его заметила.
— А вот и профессор Рейнсфорд! — воскликнула она. — Сюда, сюда, дорогой друг. Мы не начинали без вас.
Он встречал ее один раз в Вашингтоне — или это было в Нью-Йорке? — на приеме в посольстве и испытал тоже странное чувство гадливости. Мадам Бертран-Вердон умела одеваться. Серьги, браслеты и колье из витого золота прекрасно дополняли восхитительно сшитое черное платье. И она, бесспорно, умела краситься. Бледно-зеленые тени придавали глубину довольно обычным карим глазам и подчеркивали копну черных, отлично подкрашенных и подстриженных волос. Румяна, искусно наложенные на слегка выдающиеся скулы, отвлекали внимание от тонких губ, тщательно утолщенных помадой, и чуть слишком острого подбородка, издалека могущего показаться волевым.
Тогда почему, увидев это любезно обращенное к нему лицо, дружески протянутую руку в бриллиантах, Патрик Рейнсфорд ощутил сильное желание сбежать, сдержать которое стоило ему огромного труда?
«А phony»,[17] — мелькнуло у него в голове. И тут же на его втором родном языке: «Рыбак рыбака видит издалека». Вслух он произнес:
— Дорогая, как приятно видеть вас снова. Последний раз мы встречались по ту сторону океана, если память мне не изменяет…
Он пожал протянутую руку и был представлен нескольким особам, чьи ненужные имена тут же поспешил забыть, кроме имени Филиппа Дефоржа, имевшего некоторый вес в издательстве Мартен-Дюбуа, и виконта Эдуарда де Шарея, от которого надеялся получить приглашение в один из его замков в провинции. Был тут, естественно, и Вердайан. Разговаривая с ним на профессиональные темы, Патрик Рейнсфорд рассеянно оглядывал присутствующих. Невероятно, но там не было ни одной женщины, с которой стоило бы поразвлечься. Разве что секретарша. Было ясно, что не ожидаются ни министр, ни его жена, ни Браше-Леже. Музыкальная часть оказалась еще более утомительной, чем он ожидал. Но настал черед бутербродов из самого дорогого магазина, всевозможные сорта чая были вполне сносными, шампанское самого удачного года… Он уже собрался улизнуть с первой партией приглашенных, когда Аделина Бертран-Вердон, ловко извернувшись, вклинилась между ним и дверью.
— Дорогой друг, не бросайте меня, останьтесь еще на несколько минут, — сказала она, удивительно цепко ухватив его за руку. — Прошу вас, сейчас я быстренько избавлюсь ото всех, — игриво прошептала она.
Американский профессор был сильно раздосадован. Он знал, что француженки взбалмошны, но не думает же она в самом деле… От виконта оказалось не так-то легко отделаться. Но ласковое и убедительное «Послушайте, друг мой, вы же знаете, что мы увидимся позже», сопровождаемое взмахами ресниц, наконец помогло выставить его за дверь.
Патрик Рейнсфорд все больше недоумевал. Если потом она встречается со своим виконтом, то на кой черт она прямо-таки приказала ему остаться? «Наверное, хочет, чтобы я пригласил ее прочесть лекцию в американском университете, — подумал он. — Но с ее двумя-тремя статейками, опубликованными по протекции и в сомнительных изданиях, и с этим смехотворным „Справочником истинного прустоведа“ я никак не могу ее пригласить».
— Ну наконец-то мы одни. — Она улыбнулась, обнажив острые волчьи зубы.
— Действительно, — осторожно ответил он, чувствуя себя несколько не в своей тарелке.
— Давайте устроимся поудобнее, — предложила она, указав на раззолоченное канапе. — Вы, должно быть, недоумеваете, почему я позволяю себе злоупотреблять вашим временем, — добавила она, скромно потупившись.
— Видите ли, я приглашен на ужин, — не моргнув глазом, солгал он.
— Мне бы следовало догадаться, — пробормотала она, усмехнувшись. И громко добавила: — Тогда не будем терять время, мне сказали, что вы собираетесь открыть Центр по изучению рукописей…
Он был слегка удивлен, что она уже знает. Об этом проекте он говорил только с несколькими администраторами и еще с двумя-тремя коллегами, чтобы поскорее насладиться их завистью. В то время, когда урезались все бюджеты, ему дали карт-бланш и тысячи долларов на создание Центра по генетическим исследованиям: значит, были уверены в его видении концепции образования двадцать первою века! Решительно, слишком тесен французско-американский университетский мир, чтобы избежать утечки информации. Или он сам слишком известен. Эта мысль привела его в хорошее настроение.
— В самом деле, я подумываю о создании центра, где были бы собраны модернистские и постмодернистские рукописи, что-то вроде лаборатории по изучению почерка нашей эпохи, — по привычке заговорил он. И тут же поправился: — Но не прямо сейчас. Вы не представляете, какая это работа — все организовать.
— Я как раз очень хорошо это представляю. Иногда я так устаю от руководства Прустовской ассоциацией, хотя по масштабу это и несравнимо. То есть вам понадобится человек, который будет осуществлять координацию проекта. Невозможно поспеть везде одновременно, — игривым тоном заметила она. Теперь он понял, к чему она клонит, и решил, что пора закругляться. Было несколько способов сделать это. Ему казалось, он нашел удачную отговорку.
— Вы совершенно правы. Я как раз ищу такого человека. Единственное условие — поскольку деньги предоставлены частными американскими организациями — чтобы это был американец.
— Ох, ну всегда же можно договориться. — И, увидев, что он собирается возразить и поднимается, чтобы уйти, добавила с лукавой улыбкой, которая не гармонировала со злобным взглядом карих глаз: — Прежде чем мы продолжим этот разговор, я должна вам сказать, профессор Рейнсфорд, что прошлым летом я совершенно случайно познакомилась на коктейле с сестрой Лоры Петерсон.
Он не дрогнул, но, вероятно, внезапная бледность выдала его, потому что она предложила не без издевки:
— Немного бурбона? Коньяку?
Он покачал головой. И она безжалостно продолжала:
— Как я вам уже сказала, вам придется найти себе помощницу, которая будет в курсе современных проблем генетической критики. Вы не думаете, что заседание Прустовской ассоциации будет подходящим местом, чтобы объявить об этом? Разумеется, мы говорим о будущем сентябре, до тех пор я буду… занята.
Он сделал последнюю попытку и выговорил:
— Все зависит не только от меня.
— О, дорогой друг, все знают, что вы делаете все, что вам заблагорассудится. С вашей-то репутацией. Вы же не хотите ее потерять. А это произойдет, если станет известно, кто действительно написал вашу «Критику новой критики»… Но пока нет необходимости никого в это посвящать. Письма Лоры, слава Богу, находятся в надежных руках. Не прошло еще пятидесяти лет, как она… ушла, если можно так сказать, и…
17
Обманщица (англ).