Неудавшаяся империя: Советский Союз в холодной войне от Сталина до Горбачева

Берия с Маленковым, судя по всему, пытались предложить способы снижения международной напряженности и предотвратить грядущую, по их мнению, большую войну. Берия был особенно активен в использовании в интересах дипломатии каналов спецслужб. Он попытался установить доверительную связь с лидером Югославии маршалом Тито, которого советская пропаганда продолжала клеймить как главаря «фашистской клики». В своей отчаянной записке из тюрьмы после ареста Берия напомнил Маленкову о том, что готовил «задание по Югославии» по его же совету и согласию. В письме также упоминается и о другом «задании». Подразумевалось просить советского агента влияния Пьера Кота выйти на премьер-министра Франции Пьера Мендеса-Франса с предложением начать тайные переговоры по германскому вопросу. В то время во французском обществе, включая высшие круги, существовали серьезные разногласия по вопросам «европейской армии» и перевооружения Западной Германии. Неизвестно, как бы отреагировали французские руководящие круги на предложение СССР об объединении Германии, но совершенно очевидно, что обострение разногласий внутри НАТО по этому вопросу было бы обеспечено{373}.

Между тем политический и экономический кризис в ГДР привел к народному восстанию против коммунистического режима, и это изменило всю ситуацию. 16 июня рабочие Восточного Берлина вышли на демонстрацию с экономическими требованиями (надо сказать, «новый курс» не предусматривал повышение зарплат и снижение норм выработки для рабочих). Массовые демонстрации охватили всю страну и быстро переросли в политические забастовки, в знак протеста против коммунистического режима в ГДР. Толпы жителей Западного Берлина перешли в восточный сектор города и присоединились к протестующим. Ситуация вышла из-под контроля местных властей. Для подавления восстания были использованы советские войска. 17 июня демонстранты были разогнаны, а порядок в столице восстановлен. Постепенно положение в ГДР стабилизировалось. Но июньские события стали первым серьезным звонком, предупреждавшим об уязвимости советского блока{374}.

Поначалу было неясно, какое влияние эти события окажут на советское руководство и на «новый курс» в ГДР. Судоплатов в своих мемуарах утверждает, что даже после начала беспорядков в ГДР Берия «не отказался от идеи объединения Германии». Демонстрация советской силы в Восточном Берлине «могла только увеличить шансы СССР на достижение компромисса с западными державами». Берия отправил своих агентов в Западную Германию, чтобы с их помощью наладить негласные связи с местными политиками{375}. Одновременно с этим главнокомандующий советскими вооруженными силами в Восточной Германии маршал В. Д. Соколовский, верховный комиссар Семенов и его заместитель по политическим вопросам П. Ф. Юдин направили советскому руководству подробный отчет о беспорядках в ГДР, в котором содержалась уничтожающая критика Ульбрихта. «Тройка» рекомендовала освободить его от обязанностей заместителя премьер-министра ГДР и «позволить ему сосредоточить свое внимание» на партийной работе. Пост генерального секретаря партии предлагалось отменить, а численность партийного секретариата сократить{376}.

По стечению обстоятельств, предложение о сокращении власти партаппарата в ГДР затронуло самую суть той борьбы за власть в Кремле, которая близилась к своему разрешению. В конце мая 1953 г. Никита Хрущев, возглавлявший в то время секретариат ЦК, пришел к выводу, что Берия слишком опасен. Лидер партийного аппарата заподозрил Берию в намерении захватить всю власть в свои руки и расправиться с остальными членами послесталинского руководства. В частности, он подозревал главу спецслужб в намерении совместно с главой правительства Маленковым отодвинуть на задний план секретариат ЦК партии и тем самым выбить почву из-под ног Хрущева. От партийных лидеров союзных республик начали поступать сигналы о том, что Берия действует за спиной Хрущева. Никита Сергеевич понял, что рано или поздно ему придется выступить против Берии. Вполне возможно, что это понимание окрепло после того заседания Президиума 27 мая, на котором обсуждался вопрос о смене курса в ГДР. Хрущев начал тайный сговор против Берии с Молотовым и другими членами высшего руководства. В конечном счете даже Маленков признался Хрущеву, что он боится Берии, и тоже присоединился к зреющему заговору против всесильного министра внутренних дел{377}.

Арест Лаврентия Берии 26 июня во время заседания Президиума Совмина СССР существенно изменил расстановку сил внутри Кремля. В глазах всего партаппарата Хрущев стал героем, организатором смещения Берии. Советские высшие круги, включая военачальников, ненавидевших госбезопасность, увидели в Хрущеве человека, который может освободить их от постоянного страха репрессий. На июльском пленуме ЦК партии, созванном с целью осудить Берию, Хрущев в победных тонах заявил о том, что партийный аппарат должен всегда стоять над государственной бюрократией и более того — над органами госбезопасности. Маленков, который оставался председателем Совета министров, торжественно объявил о том, что «никто один не смеет, не может, не должен и не хочет претендовать на роль преемника» умершего вождя. «Преемником великого Сталина является крепко сплоченный, монолитный коллектив руководителей партии». Как показало ближайшее будущее, с этого момента, отказавшись от борьбы за единоличное лидерство, Маленков начал уступать политическую инициативу Хрущеву{378}.

Советские представители в Германии продолжали слать доклады, в которых упрекали Ульбрихта и партийно-административные органы ГДР в отсутствии политической воли, критиковали их за бездействие во время беспорядков{379}. Тем не менее подобная критика более не встречала понимания и поддержки у советского руководства. Хрущев уважал Ульбрихта и считал его хорошим, надежным коммунистом. Еще важнее было то, что и Хрущев, и Молотов заявили на пленуме ЦК, что идея о «единой миролюбивой Германии» является частью заговора, который готовил Берия. Хрущев сообщил, что Берия показал себя в германском вопросе «как провокатор, как некоммунист. Принять его предложения значило бы, что 18 миллионов немцев отдать под покровительство американцев… Как может нейтральная демократическая буржуазная Германия быть между нами и Америкой? Возможно ли это? Не надо скрывать, что с нами дружба капиталистических буржуазных государств определенная… Берия говорит, что мы договор заключим. А что стоит этот договор? Мы знаем цену договорам. Договор имеет свою силу, если подкреплен пушками. Если договор не подкреплен, он ничего не стоит. Если мы будем говорить об этом договоре, над нами будут смеяться, будут считать наивными». Большинство высших советских и партийных работников, присутствовавших на пленуме, встретили слова Хрущева аплодисментами. Многие из них воевали с гитлеровской Германией и разделяли убежденность Хрущева в том, что воссоединение Германии на «буржуазной» основе обесценит победу в Великой Отечественной войне. Другие считали Восточную Германию главным военным трофеем, а ее промышленность — ключевым придатком к военно-промышленному комплексу СССР. От имени представителей советского атомного проекта выступил его руководитель Авраамий Завенягин, сообщивший пленуму о том, что «в ГДР добывается много урана, может быть, не меньше, чем имеют в своем распоряжении американцы. Это обстоятельство было известно Берии, и он должен был сказать Центральному комитету, чтобы эти соображения учесть». Речь шла о советском урановом проекте в Нижней Саксонии под кодовым названием «Висмут»{380}.