Страница 128 из 215
Горячую и немедленную поддержку получил Горбачев у немногочисленной группы «просвещенных» аппаратчиков — тех, кто пришел в партийный аппарат на волне реформаторских надежд в 1950-х — начале 1960-х гг. и называл себя «детьми XX съезда». Эта группа состояла из людей, работавших референтами Андропова и ставших директорами научно-исследовательских институтов. Среди них были также специалисты-международники из международного отдела ЦК КПСС{1054}. Некоторые из них писали речи для Брежнева, являясь его консультантами в годы разрядки. За последние годы брежневского правления эти люди изрядно разочаровались, но до конца не изверились в идеях «социализма с человеческим лицом». Наблюдая, как общество стагнирует и тонет в коррупции и двуличии, они еще надеялись, что процесс очищения системы от сталинского наследия, начатый в 1960-е гг., можно довести до конца. Среди этих людей были наиболее ранние и последовательные сторонники политики разрядки и сокращения вооружений. Георгий Арбатов, директор Института США и Канады АН СССР, сразу после прихода к власти Горбачева направил ему ворох записок с инициативами, которые, по его мнению, должны были вывести СССР из международного тупика, возникшего после вторжения в Афганистан. Арбатов предлагал немедленный вывод войск из Афганистана, одностороннее сокращение советских вооруженных сил в Европе и на границе с Китаем и даже возвращение Японии четырех Курильских островов, аннексированных Сталиным в 1945 г.{1055}
Горбачев со скепсисом отнесся к предложениям академика и отправил его записки в архив. Но в январе 1986 г. он пригласил друга Арбатова, талантливого спичрайтера Анатолия Черняева, своим личным помощником по внешней политике. Черняев полностью разделял арбатовские идеи, а кроме того, высказывался за свободу эмиграции из СССР и освобождение политзаключенных. В октябре 1985 г. генсек даровал советской интеллектуальной элите давно утраченную привилегию: встречаться с иностранцами, не испрашивая специального разрешения. Это был знаменательный шаг к разрыву с атмосферой ксенофобии и шпиономании, установившейся в СССР еще при Сталине{1056}. Генеральному секретарю хотелось видеть себя «просвещенным» правителем, окруженным интеллектуалами и свободомыслящими людьми.
Ядром горбачевского «нового мышления» стало убеждение в том, что необходимо отказаться от большевистского, сталинского, биполярного восприятия мира как противостояния двух систем. Отсюда следовал вывод о том, что следует отказаться от силовой политики великих держав и вместо этого признать, что безопасность Советского Союза неотделима и в некоторой степени совместима с интересами безопасности капиталистических стран, в том числе и Соединенных Штатов Америки. Горбачев понимал, что прежде всего нужно обуздать гонку ядерных вооружений. Сама возможность применения громадной военной силы внушала ему беспокойство, особенно если речь шла о ядерном оружии. Неприязненное отношение к силе и насилию формировалось у него с детства. Горбачев родился на земле кубанских казаков, переживших трагедии Гражданской войны, раскулачивания и сталинских репрессий. Затем пришла война, немецкая оккупация. Горбачев считал, что принадлежит, выражаясь его собственными словами, к поколению детей войны. «Врагу сдавали город за городом, появились в наших краях эвакуированные. Мы, мальчишки, лихо распевавшие перед войной песни тех лет, с энтузиазмом повторявшие: "чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим", надеялись, верили, что вот-вот фашисты получат по зубам. Но к осени враг оказался у Москвы и под Ростовом». Михаил еще ребенком понял, какой ценой досталась народу победа. «Война стала страшной трагедией для всей страны. Порушено было все, что с таким трудом создавалось. Порушена семья — дети остались без отцов, жены — без мужей, девушки — без женихов»{1057}. Как выпускник юридического факультета МГУ Горбачев был освобожден от службы в армии. Университетские годы приоткрыли его сознание для вольнодумных мнений и идей, расходившихся с официальной милитаристской пропагандой.
В отличие от таких руководителей, как Сталин, Хрущев или Брежнев, которые курировали вооруженные силы и военно-промышленный комплекс и уделяли приоритетное внимание и ресурсы его нуждам, Горбачев столкнулся с военными и «оборонкой» лишь когда стал генеральным секретарем ЦК КПСС{1058}. В соответствии с традицией, установленной Сталиным и Хрущевым, руководитель партии должен был также руководить Советом обороны. Олег Бакланов, в то время руководивший рядом программ по ракетнокосмической технике, вспоминал, что Горбачев даже в 1987 г., через два года после вступления в должности, относился к военным программам и их обсуждению безо всякого интереса и понимания{1059}. Как-то в беседе с одним из русских физиков-ядерщиков Горбачев признался, что испытал что-то вроде морального шока, когда осознал, что ответственность за использование ядерного оружия лежит на нем лично. Он также рассказал, что ознакомился с докладом ученых о «ядерной зиме», в котором прогнозируется уничтожение жизни на всей планете в результате массированного использования ядерного оружия. По его словам, однажды он принял участие в военных учениях, во время которых моделировались действия советской стороны в ответ на ядерное нападение противника. Его попросили отдать команду о нанесении ответного удара. Он категорически отказался делать это, «даже в учебных целях»{1060}.
Горбачев и сторонники «нового мышления» не сразу поняли, как им действовать в жестокой реальности американо-советской конфронтации. Что предпринять, чтобы затормозить маховик холодной войны внутри собственного госаппарата и тем более за океаном? Министр обороны Каспар Уайнбергер, директор ЦРУ Уильям Кейси и сотрудники Белого дома были настроены вести «крестовый поход» против советского коммунизма до победного конца{1061}. Тем не менее сам Рейган, которому не терпелось встретиться с новым советским руководителем, готовился к переговорам. В этом ему помогали госсекретарь Джордж Шульц и аппарат Совета национальной безопасности, который возглавлял помощник президента Роберт Макфарлейн. К сожалению, ни Горбачев, ни его непосредственное окружение не имели представления о мирных намерениях Рейгана{1062}.
Разглагольствования Рейгана о советской экспансии в третьем мире, в то время когда американцы стремились присутствовать всюду, раздражали приверженцев «нового мышления». Вашингтон настаивал на одностороннем выводе советских войск из Афганистана, Анголы, Эфиопии и других горячих точек, при этом препятствуя любым попыткам поставить вопрос о поддержке США военных формирований, запятнавших себя кровавыми делами в странах Центральной Америки. В Кремле справедливо считали, что верхушка американского руководства больше заинтересована в том, чтобы «обескровить» советские войска в Афганистане, чем в переговорах, которые могли бы обеспечить вывод советских войск из этой страны. Поэтому Горбачев решил избегать каких-либо действий за пределами страны, которые можно было расценить как сдачу позиций или уступки со стороны СССР. Несмотря на многочисленные просьбы солдатских матерей и советы ближнего окружения, советский руководитель решил повременить с выводом войск из Афганистана. Весной 1985 г. он записал в свой рабочий блокнот: «Необходимо поэтапное урегулирование конфликта; провести беседу с афганским руководством (Бабрак Кармаль) о расширении базы режима; переговорить с [маршалами] Соколовым и Ахромеевым по военным аспектам проблемы. Очень важно: полная сдача позиций недопустима». В 1985-1986 гг. вооруженные части советской армии значительно усилили военные операции против моджахедов. Не справлявшийся с ролью лидера Афганистана Бабрак Кармаль был заменен на более сильную личность — Мухаммеда Наджибуллу, на тот момент начальника афганской службы безопасности. Позже у Горбачева возникнет немало проблем из-за задержки с выводом войск из Афганистана, как, впрочем, и из-за топорно проведенной антиалкогольной кампании, а также задержки назревших экономических и финансовых реформ{1063}.
вернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернутьсявернуться