Трибунал

Старик жестом приказывает выдвинуть миномет вперед, и вскоре он вновь начинает стрелять.

Впереди, там, где упали мины, горит снег.

Русские неожиданно отходят обратно в лощину.

— Плоп! Плоп! — летят вслед им мины.

Хайде замечательный минометчик. Но из лощины выбегает новый отряд русских, и не успевает он поправить прицел, русские достигают его укрытия за снежным валом.

— Помогите мне с пулеметом! — кричит Легионер.

Грегор берется за треногу, но поскальзывается, падает и сильно ударяется лицом о пулемет.

— Сам поднимай его! — кричит он и злобно пинает пулемет.

— Il est con, comme ma bite est migno

— Держите под огнем этот снежный вал, — приказывает Старик. — Не позволяйте им высовываться из-за него!

Снег, куда ни глянь, кишит русскими.

МГ-42 поливает трассирующими пулями людей в белых маскхалатах. Я стреляю, как сумасшедший. От ствола идет пар, стреляные гильзы шипят, падая в снег.

Подбегает Порта и бросается в укрытие за выступ скалы.

Позади меня строчит пулемет, и кажется, что русские невредимо идут в атаку прямо сквозь сосредоточенный огонь.

Я тщательно целюсь в переднего солдата. Он высокий, на голове у него серая меховая шапка с большой красной звездой. Когда я стреляю, кажется, что голова его балансирует на конце мушки. Он тут же падает. Автомат вылетает из его руки, описывая широкую дугу, и как будто на секунду-другую замирает в воздухе.

От удара разрывной пули мне в лицо летят каменные и ледяные осколки. Из сотни мелких ранок течет кровь. К счастью, глаза остались целы.

Я встаю на колено и бросаю «каспано» в гущу русских. С радостью вижу, как они взлетают в воздух и падают на землю.

Грохочет автоматическое оружие. Полог трассирующих пуль покрывает землю.

— Дядюшка Иван хочет схватить нас, можешь мне поверить! — кричит с широкой улыбкой Порта, перескакивая со связкой гранат в руке через снежный барьер.

Рядовой Крон приподнимается. Из его горла бьет толстая струя крови.

Ефрейтор Батик приходит к нему на помощь, но тоже получает рану и с криком падает рядом с ним.

— Весь мир гибнет, — кричит вестфалец. — Давайте уносить ноги, пока целы!

— Заткнись и марш вперед! — кричит Старик из своей норы в снегу.

— Нет, останемся здесь, — кричит Грегор. — Мы бессмысленно погибнем! Пусть они подойдут на сто метров, тогда разделаемся с ними!

Прямо напротив нас установлен станковый пулемет «максим». Место для него выбрали хорошее, русские могут вести по нам огонь почти без риска для себя.

Хайде пытается вывести его из строя, паля из миномета, но мины падают возле пулеметной ячейки, не причиняя никакого заметного вреда.

Я ползу вперед и пытаюсь бросить в нее гранату, но расстояние слишком большое. Из этого чертова пулемета уже четверо наших тяжело ранены.

Малыш встает со связкой гранат в руке.

— Палите во всю мочь, — кричит он и плюет на снег. — Я оторву этим тварям кое-что!

И идет вперед широким шагом.

— Совсем спятил, — говорит Грегор. — Его убьют раньше, чем он пройдет полпути.

Для нас загадка, как такой громадный человек может двигаться с такой скоростью.

Малыш делает большой прыжок и ложится за убитого русского. Размахивается и бросает гранаты.

Над снежным валом появляется человек в полушубке, и в сторону Малыша летит граната. Малыш ловко, как акробат, перекатывается на бок. Граната с громким треском взрывается перед трупом и сотрясает его.

Гранаты Малыша взрываются с оглушительным грохотом в пулеметной ячейке.

— Vive la mort![118] — кричит Легионер, вскакивая с автоматом в руках.

Все отделение с криками и воплями следует за ним.

Русские беспорядочно отступают к лощине.

— Бей их! — свирепо кричит Грегор, строча из автомата.

Неожиданно все кончается. Мы сидим и переводим дыхание. Порта свертывает самокрутку из махорки, кисет с которой нашел в кармане мертвого русского. Легионер перевязывает Барселоне длинную, глубокую рану на лице. Старик набивает трубку и прислоняется спиной к почерневшему от порохового дыма сугробу.

— Черт возьми, — выкрикивает Малыш. — Противник получил то, на что напрашивался!

Мы обходим молча поле сражения, обыскивая трупы. Берем то, что может пригодиться. Кое-кто из русских еще жив. Мы забираем у них оружие и оставляем их лежать. Холод вскоре их доконает. Помочь им мы не можем. Не можем ничего сделать даже для своих раненых. Вслед нам несутся проклятья, мы даже не пытаемся отвечать на них.

Старик плотно сжимает губы и с беспокойством смотрит на мерцающее северное сияние.

— Взять оружие! Колонной по одному за мной! — приказывает он отрывисто.

Две недели спустя, рано утром, мы ищем безопасное место для перехода к своим позициям.

Старик думает, что мы находимся в северном конце Финского фронта.

Русский солдат из службы снабжения попадает нам прямо в руки. Разумеется, Порта унюхал запах кофе задолго до того, как мы услышали солдата. Он спускается с холма, негромко напевая, с контейнером кофе на спине. При виде нас становится парализованным от страха, и мы сильно трясем его, чтобы привести в себя.

Солдат начинает плакать и говорит, что война — самая неприятная штука, какую он только видел в жизни.

— Не плачь, бедняжка, — утешает его Порта. — Если кофе хороший, мы не причиним тебе зла.

Потом солдат говорит, что он из Тифлиса[119], где все хорошо относятся к немцам, и по секрету сообщает, что всегда любил немцев.

Мы укрываемся среди елей и с удовольствием пьем хороший кофе.

— Подумать только! Русские пьют кофе, — говорит Порта, оглушительно испортив воздух. — Я всегда считал, что они хлебают чай с вареньем!

— Да, на этих мировых войнах узнаешь многое, — с удивлением говорит Малыш, дуя в кружку.

— Тихо! — шипит Старик. — Орете так громко, что можете разбудить мертвого!

За елями слышен какой-то глухой шум.

— Черт! — кричит Малыш, бросаясь на снег.

В следующую минуту в лесу раздается грохот, треск, и по воздуху летят, словно громадные дротики, несколько деревьев.

Мы тут же меняемся. Наша беззаботность улетучилась. Лица наши напряжены.

Противник появляется из-за деревьев на склоне холма, солдаты идут спокойно, совершенно уверенные, что здесь с ними ничего не может случиться.

Русская артиллерия грохочет снова, и мы слышим протяжный шелест снарядов, летящих к финским позициям.

— Приготовились, — взволнованно шепчет Старик. — Мы должны скосить их, не прекращая огня!

Я навожу ручной пулемет в их гущу.

Старик резко опускает поднятую руку, это. сигнал открыть огонь. Все автоматическое оружие разом начинает стрелять, эхо выстрелов раскатывается далеко среди деревьев.

Кое-кому из русских удается добежать до глубокой заснеженной лощины, но подавляющее большинство остается лежать на дороге.

— Лощина! — неистово кричит Грегор. — Огонь по ней! Этим чертям никуда из нее не деться!

Строчит станковый пулемет, пронизывая лощину пулями по всей длине. Мы бросаем в нее гранаты. Наступает полная тишина.

Пока мы вели огонь, русский солдат-снабженец исчез.

— Проклятье! — бранится Старик. — Если он дойдет до своих и поднимет тревогу, на нас набросится вся Двести тридцать восьмая пехотная дивизия.

— Ее мы тоже перебьем! — громко, хвастливо заявляет Малыш.

— Недоумок, — ворчит Старик.

На нашей стороне линии фронта падает серия снарядов. Деревья взлетают к небу, словно гигантские стрелы, выпущенные из лука. Кое-где в лесу вспыхивает пожар.

— Уходим отсюда, — с беспокойством говорит Хайде, нервозно озираясь по сторонам. — Когда этот сбежавший солдат поднимет тревогу, начнется светопреставление! Пошли на прорыв! Это наш единственный шанс!

117

Он такой же тупой, как мой член — изящный (фр.). — Примеч. пер.

118

Да здравствует смерть! (фр.). — Примеч. пер.

119

Тбилиси. — Примеч. ред.