Трибунал

— Давайте уберем этих туристов в укрытие, — говорит Порта, отпив глоток водки.

— Предоставь это мне, — азартно говорит Малыш. Утаскивает два тела и втискивает между снарядными ящиками, будто узлы грязного белья.

— Он хочет обшарить их карманы, — говорит Порта. — Вот почему так охотно вызвался!

У большого нефтяного склада мы встречаем фельдфебеля Шрёдера и фенриха Тамма. Соглашаемся помочь другу передвинуть несколько больших ящиков и бочек, чтобы получше заложить маленькие радиоуправляемые мины.

Мы почти заканчиваем эту работу, когда из узкого прохода появляется часовой.

— Кто здесь? — пронзительно кричит он. — Кто здесь? — повторяет, снимая с плеча ППШ.

Парализованные страхом, мы таращимся на него, ожидая автоматной очереди, которая всем нам принесет смерть.

Потом Порта отвечает на чистом русском:

— Рабочие, переносим боеприпасы.

Рослый русский осторожно подходит к нам, держа автомат наготове.

— Крадете?

— …б твою мать, дядя, — усмехается Порта, медленно подходя к нему. — Папироску, товарищ сержант? — и протягивает пачку.

— Спасибо, — улыбается сержант. На плечах у него зеленые погоны НКВД.

Порта любезно подносит зажигалку. Малыш тут же бросается с десантным ножом. Лезвие входит почти до позвоночника и поднимается до горла.

Сержант НКВД бесшумно опускается в снег. Как ни странно, папироса остается у него между губами. Порта берет ее и кладет обрат но в пачку. Мертвому она ни к чему.

Малыш вытаскивает нож и вытирает лезвие о шинель убитого. Ловко обшаривает его карманы, находит порнографические открытки и забирает себе.

Чуть погодя мы выходим на широкую соединительную дорогу, там нас грубо окликает лейтенант за то, что мы не отдали честь проходящей роте НКВД.

— После утреннего развода явитесь ко мне! — злобно кричит он на прощанье.

— Слушаюсь, товарищ лейтенант, — громко отвечает Порта и щелкает каблуками.

Между большими кирпичными домами стоит длинный ряд танков «Иосиф Сталин». Их громадные 122-миллиметровые пушки угрожающе смотрят в небо.

— Странно, — бормочет Порта, — заглядывая в люк. — Они полностью заправлены горючим, загружены боеприпасами и находятся в полной боеготовности!

— Давайте взорвем их, — предлагает Шрёдер.

— Если положим бомбы на крышки топливных баков, — говорит Порта, — то добьемся хорошего результата, когда они взорвутся.

Мы делаем это за несколько минут. Потом поодиночке бежим через широкий плац и укрываемся среди упаковочных ящиков.

У самого края плаца я спотыкаюсь о что-то и скольжу на животе по обледенелому снегу; автомат, постукивая, следует за мной. Останавливает меня пара валенок, стоящих в снегу твердо, будто столбы. Я непроизвольно хватаюсь за нож и со стоном начинаю подниматься.

Русский, который вдвое больше меня, кладет на снег автомат и помогает мне.

— Спасибо, спасибо, — нервно бормочу я по-русски.

Когда он нагибается ко мне, я глубоко вонзаю нож ему в горло. Быстро поворачиваю и выдергиваю.

Русский хрипит, падает на колени и пытается выхватить пистолет.

Я бью его ногой в лицо и вонзаю нож ему в грудь. К моему ужасу, лезвие ломается.

Остальные, тяжело дыша, приходят мне на помощь. Малыш изо всей силы бьет каблуком в лицо умирающего, наполовину вытащившего из кобуры пистолет. Шрёдер колет его ножом в живот.

— Пошли, — говорит Порта. — Уходим отсюда! Нужно только положить оставшиеся бомбы среди ящиков с запчастями.

Фельдфебель Шрёдер влезает на ящики и садится на них. Малыш подает ему бомбы, Порта готовит взрыватели.

Передавая последнюю радиоуправляемую бомбу фенриху Тамму, я слышу негромкий щелчок. Малыш слышит его тоже и падает на живот. Порта скрывается, совершив длинный акробатический прыжок, я закатываюсь за какие-то бочки позади трактора.

Тамм, очевидно, не слышавший щелчка, недоуменно озирается.

Мы не успеваем его предупредить. Бомба взрывается с оглушительным грохотом. Тамм взлетает в воздух. Внутренности вываливаются из тела, словно живот его распорот по всей длине, позвоночник ломается. Куски мяса и костей разлетаются во все стороны.

У меня перехватывает дыхание. Я высоко взлетаю. На долю секунды вижу Порту, повисшего в воздухе рядом со мной, руки его разведены в стороны, словно крылья.

Малыш пролетает мимо так, будто им выстрелили из пушки.

Фельдфебель Шрёдер падает на снег в кровавом дожде плоти и костей. Своих собственных!

Я переворачиваюсь в воздухе высоко над лагерем и лечу обратно на землю. Пробиваю тростниковую крышу и оказываюсь в громадной ванне с ледяной маслянистой водой. Погружаюсь в нее и от холода полностью прихожу в себя. На какой-то жуткий миг чувствую, что вода меня душит. Отчаянно колочу руками и ногами, чтобы подняться на поверхность. «Воздуха, воздуха!» — вот моя единственная мысль. Наконец поднимаюсь и заполняю легкие ледяным воздухом. Дыхательный аппарат замерзает, и я снова чувствую удушье. Вода вокруг меня начинает бурлить, словно в нее бросили танк. Проходит время, секунды, минуты или часы, не знаю, потом возле меня появляется рыжая голова Порты; он выпускает фонтан воды, будто кит.

— Черт возьми, что случилось? — спрашивает он, тяжело дыша. — Я совершенно оглох, и в животе у меня много того, чему там не место!

В состоянии шока мы кое-как выбираемся на твердую землю. Вокруг гремят и грохочут взрывы. Мы бежим, как сумасшедшие, с единственной мыслью — удрать из горящего лагеря.

— Где Малыш? — спрашиваю я дрожащим голосом.

— Он летел в ту сторону, — бормочет Порта, указывая на северо-запад. — Возможно, огг уже на Аляске и рассказывает медведям о своем путешествии по воздуху!

Позади нас раздаются возбужденные крики. Злобно стучат автоматы.

— Думаю, самое время убираться отсюда, — твердо говорит Порта.

За длинным склоном мы находим отделение, поджидающее отбившихся. Малыш сидит в громадном сугробе, утирая с лица кровь и грязь.

— Куда ты, черт возьми, делся? — спрашивает Порта.

— Проклятье, — пыхтит Малыш, возвращая на место свернутый нос. — Сперва я взлетел к немецкому богу и опрокинул его трон. Потом поплыл по воздуху и очутился в этом сугробе!

— Я никогда не видел ничего подобного, — говорит нам Хайде. — Он летел с неба, будто корабль инопланетян, и ушел в снег на три метра!

— Вы, должно быть, что-то напутали, — укоризненно говорит Старик. — Эти радиоуправляемые бомбы вполне надежны, рассчитаны в обращении на дураков!

— Видимо, не на таких, как мы, — стеснительно говорит Малыш.

За его словами следует оглушительный взрыв. Во все стороны летят снег, лед, земля, камни и военные материалы.

В центре этого вулканического извержения сотни танков и грузовиков.

На миг кажется, что все это плывет высоко в воздухе, потом туча рассыпается на миллионы частей, дождем падающих на землю. Взлетают два длинных казарменных здания, кажется, что они плывут по морю огня. Потом падают и разбиваются, взметнув массу крови, внутренностей, искореженных коек и бог весть чего еще. Протяжный, пронзительный, слитый вопль несется от тех солдат, которые вылетели из зданий и попадали на землю мешаниной крови и переломанных костей.

Несколько секунд стоит жуткая тишина. Потом над громадным лагерем с ревом вздымается пламя.

По небу начинают шарить скрещенные лучи прожекторов, открывают огонь зенитные батареи, расположенные вокруг лагеря. Должно быть, зенитчики считают, что это воздушный налет.

Серия неимоверных взрывов колеблет окружающую местность, словно землетрясение. К небу вздымается громадный столб пламени, все разрастаясь и разрастаясь.

Две огромные пелены огня поднимаются от тысяч и тысяч литров бензина, воспламененного взрывами бомб. По земле струится жар, словно горячее дыхание ада. На много километров вокруг снег тает, образуются целые озера. Посреди лагеря поднимается пламя, такое чистое и белое, что это переполняет нас ужасом. Потом появляется взрывная волна, сметающая на своем пути все живое и мертвое. Она вырывает деревья с корнем или ломает их, будто спички. Проносится над нами с оглушительным грохотом и разбрасывает нас далеко по замерзшим озерам.