Блицфриз

— Muss i de

Пламя костра русских танкистов отбрасывает на эту сцену фантастический отблеск. Нет ничего столь призрачного, как темные стволы елей в огненном свете.

— Дай глотнуть, — обращается Порта к Барселоне и требовательно протягивает руку; тот подает ему большую французскую фляжку.

Артогонь становится все сильнее. Небо вдали ярко озаряется. И мы, и русские смотрим на север. Это означает смерть, уродливую смерть для обеих сторон. Снаряды несут ее без разбора. «Вперед, для чего, по-вашему, вы родились, черт возьми?» Ревут моторы. Танки катят вперед, рядом с ними бегут пехотинцы. От страха каждый из них сам не свой. Безответственные политики назвали их становым хребтом нации.

Наступление набирает скорость. Танку нужно преодолеть минное поле. Никто не беспокоится о бегущем рядом, держащемся за буксирный трос, пехотинце. Он падает, его волочет, он ухитряется снова встать на ноги — и стреляет в каску, которая поднялась над краем траншеи.

Это война, приятель. Убей сына другой матери, пока он не убил тебя, и ты выиграл приз в лотерее смерти.

Если переживешь все это безумие, ты вернешься домой героем, только имей в виду, ничто не исчезает с этой земли так быстро, как героический ореол. Через два месяца после конца войны над тобой будут смеяться. Я знаю это по личному опыту. Ни в коем случае не стремись стать героем. Ты будешь разочарован.

Прямо над нашими головами минометные батареи чертят огненные полосы. Русские теперь прислушиваются. Их нервозность передается нам. Мины падают далеко за рекой. На полях загораются сухие кукурузные стебли. Если не считать огнеметов, сильнее всего мы ненавидим мины. Порта говорит, их делают из волосков с хвоста дьявола.

— Приготовиться к движению! — раздается громкий, властный голос. Эту команду отдал высокий русский офицер уже не первой молодости. На голове у него тоже старая, уже вышедшая из употребления буденовка с синей кавалерийской звездой.

Малыш решает завладеть этим головным убором. Легионер заявляет, что буденовку возьмет он.

— Тихо вы, — отрывисто говорит Старик.

Я помалкиваю, однако уже твердо решил, что буденовка с синей звездой будет моей. Их собирают все, потому что на смену им идут фуражки. У меня уже есть одна буденовка — с черно-зеленой артиллерийской звездой. Высокий офицер отдает приказания.

— Что он говорит? — спрашивает Старик, который не может — или не хочет — научиться понимать по-русски.

— Велит пошевеливаться и лезть в танки, — вольно переводит Порта.

— Держу пари, он из тех, кто стреляет без разбора — и не потому, что им нравятся звуки выстрелов, — говорит Малыш.

Мы ползем вперед, к более удобной огневой позиции.

Я прижимаю панцерфауст к плечу и навожу на ближайший танк. Малыш издает вздох предвкушения. Порта, с виду совершенно спокойный, жует ливерную колбасу. Хайде вставляет в панцерфауст гранату. Каждое движение такое, как написано в HDV[13]. Хайде — ходячий манекен, напичканный наставлениями и уставами. Он не убивает людей своими магнитными гранатами, а просто рассеивает незначительные скопления атомов, которые ему совершенно безразличны. Если ему прикажут, он перережет горло кому угодно. А если его за это упрекнешь, он сочтет тебя сумасшедшим.

Хайде считает, что приказы не нужно подвергать сомнению или хотя бы задумываться над ними. Если ему прикажут идти на Луну, он соберет свой вещмешок так же аккуратно, как новобранец, перебросит через левое плечо ремень винтовки, возьмет двухмесячный запас продуктов, щелкнет каблуками, молодцевато повернется налево. И, прямой, словно с привязанной к спине палкой, пойдет в сторону Луны и будет идти, пока не свалится замертво или кто-нибудь не отменит приказ. К несчастью для нормальных людей, таких унтер-офицеров, как Юлиус Хайде, много. Их найдешь повсюду. От них никуда не деться. Но Порта говорит, что эти уставники-роботы незаменимы. Без них все пошло бы прахом. Без толики «страха божьего» у людей появляется большое самомнение.

— По машинам! — командует русский офицер. Экипажи ловко забираются в танки.

— Заводи моторы!

С воем начинают работать дизельные двигатели. Вскоре они уже негромко мурлычут в предвкушении движения. Лишь один из них продолжает неистово рычать.

К командиру переднего танка подходит рослая, крепкая женщина в зеленой форме с капитанскими погонами и гневно кричит на него.

Механик-водитель тут же ослабляет нажим на педаль акселератора.

— Приготовиться! — приказывает Старик.

Все пять панцерфаустов нацелены.

— Приди, приди, приди, о смерть, — напевает под нос Легионер.

— Давай, давай, — подгоняет командир переднего танка солдат, медлительно собирающих посуду. Солдатам всегда нелегко покидать лагерь. В хорошем лагере забываешь о войне.

— Где Олег? — вдруг выкрикивает девушка-сержант и испуганно озирается.

— Да, где Олег? — повторяет командир третьего танка.

— Пора, — говорит Порта.

— Огонь! — командует Старик, резко взмахнув рукой.

Командиры танков в башнях поворачиваются к нам, словно по команде.

Гранатометы грохочут одновременно. Пять комет с огненными хвостами устремляются к цели. По лесу раскатывается оглушительный взрыв. Все пять гранат попали в цель. На расстоянии в тридцать метров панцерфаусты эффективны против любого типа танков. Между деревьями разлетаются раскаленные стальные осколки. Людей в башнях высоко подбрасывает. Они замирают на миг, словно их поддерживает пламя взрыва. Потом тела разлетаются в стороны.

Целая башня с длинным орудийным стволом летит, вертясь, над деревьями. Горящая солярка расплескивается на много метров.

Девушка-сержант мечется в море огня. Варивший кофе молодой солдат бежит без головы между деревьями. Раньше мы поражались тому, какое расстояние может пробежать обезглавленный человек. Теперь — уже нет. Побыв какое-то время на войне, ты не удивляешься ничему. Недавно мы видели бегущего без ног человека. Его крики действовали на нервы. Это был немецкий обер-лейтенант, старый резервист. Забавно было видеть, как он бежит без ног. Потом мы обсуждали этот феномен. Малыш решил, что человек похож на вошь, способную ползать с оторванными ножками.

Хайде, этот несносный всезнайка, прочел нам длинную лекцию о нервной системе, которая становится особенно крепкой под воздействием здоровой национал-социалистической диеты. Никакой советский унтерменш[14], тем более еврей, не сможет бежать без ног, как этот немецкий обер-лейтенант. Теперь мы все надеемся увидеть русского, который способен бежать без ног так же быстро, как немец. После этого Юлиус заткнется. Бегущий без головы русский его нисколько не трогает. На это способна и курица!

Мы бежим вперед между горящими подсолнухами, стреляя во все, что движется. Маленькая белая собачка носится с безумным лаем. Барселона хватает ее. Она яростно вырывается и откусывает ему кончик носа. Барселона, вскрикнув от боли, швыряет ее в лужу солярки, где она горит, как факел.

Порта находит, что теперь Барселона стал гораздо красивее. Хайде прикладывает откушенный кусок на место. Конечно же, у него есть хирургические зажимы. Приказ иметь их при себе вышел еще в тридцать девятом году. Юлиус носит их с тех пор в блестящей металлической коробочке, лежащей в шинельном кармане для индивидуального пакета. Через десять минут после того, как мы вернемся в полк, он наверняка пополнит их запас, и наверняка в индивидуальном пакете у него ровно шесть метров марлевого бинта. Ни миллиметром больше, ни миллиметром меньше.

Женщину-капитана мы хватаем живой. Она бросается на Штеге голодной волчицей. Порта подставляет ей ногу, и она катится кубарем. Потом бросается на Малыша с остроконечным, как иголка, кавказским кинжалом, но он бьет ее пинком по колену, потом рукояткой нагана по затылку. Однако женщина-капитан живуча. Она тут же приходит в себя и бросается к Старику. Сразу же стучат шесть автоматов.

12

Значит, нужно, значит, нужно уходить из городка! (нем.) - Примеч. пер.

13

Heeres-Dienst-Vorschrift (нем.) - армейский устав. - Примеч. авт.

14

Унтерменш (чем. untermensch) - недочеловек; так немцы называли всех неарийцев. - Примеч. ред.