Страница 62 из 78
— Ой, пап. Привет. Вы уже вернулись? Рано вы… — Люба как не в чем ни бывало зевнула. — С Новым годом, папа.
Соловьев, наконец-то, подает голос:
— Через пять минут. На кухне. С объяснениями.
После этого уходит, прикрыв дверь.
— Ушел наконец-то, — вздыхает Люба. — Ну, меня будут целовать?
— Любка, нас ждут! — его голос звучит хрипло — Ник надеется, что это спросонья, а не от пережитого ужаса.
— Подождут — Люба, в противовес ему, беспечна. — Куда папа денется? А я уже соскучилась по своему Звероящеру…
— Давай одеваться! — он умудрятся вывернуться, сесть на кровати, а потом и вовсе встать на ноги.
Оглядывается в поисках одежды. Джинсы валяются почти рядом с дверью. Ему хочется стонать — голый, в чужой квартире, за дверью — разгневанный отец его невесты и… и даже физиология подводит! Несмотря на два раз ночью и обстоятельства пробуждения утренний стояк никто не отменял. Наклоняется за боксерами — те тоже на самом видном месте, мать их, в самом центре комнаты! И пара использованных презервативов рядом с кроватью. Вообще зашибись картина!
— Ты одевайся красиво, с чувством, с толком, с расстановкой. Чтобы я могла насладиться… процессом, — Люба и не думает вставать с постели. И даже прикрываться не собирается — бесстыдница. Ник замирает и смотрит на нее, забыв на какое-то время обо всем. И Люба это понимает. Томно, с придыханием:
— Иди ко мне, мой самец Звероящера…
— Зараза! — он все-таки отводит взгляд от ее голой груди. В два шага добирается до своих штанов. — Марш одеваться! Нас ждут.
— Зануда. Пусть ждут. Что ты паникуешь?
— Я не паникую. Я… — он снова сбился, совершив ошибку и опустив взгляд ниже ее лица.
— Коля, если ты забыл — ты мне ночью предложение сделал. Или ты передумал?
— Я не забыл! И не передумал!
— Ну, тогда все в порядке. Не паникуй, — Люба садится на кровати, одеяло совсем сползает, она сладко потягивается, а Ник снова «зависает». — Точно будем одеваться? По-моему, ты совсем не этого хочешь…
— Я тебе отомщу, — грозит он, натягивая толстовку. — Страшно отомщу! Если сам выживу, конечно…
На кухню они зашли, держась за руки. Стас Саныч стоит, прислонившись к углу подоконника, сложив руки на груди. С другого угла зеркальной копией стоит Вера Владимировна. Нефиговая такая мизансцена.
— Ну-с. Я жажду услышать объяснения увиденному, — Любин отец не собирается ждать, пока Ник соберется с мыслями.
— Здравствуйте… Стас Са… Станислав Александрович… Вера Владимировна… — неловкий кивок в сторону будущей, как он надеется, тещи. — Дело в том, что я… что мы… с Любой… в эту ночь… хотя, на самом деле, это еще год назад… началось. Хотя это неважно. Или важно… То есть, я хотел сказать… — все, его словарный запас исчерпался — особенно под пронзительным синим взглядом взрослого мужика, который ему в отцы годится.
— До чего же любопытная история, Верочка, ты не находишь? — Соловьев демонстративно обращается к супруге. — Так увлекательно излагает молодой человек — слушал бы и слушал.
— Папа, прекрати! — Люба, как кролик из цилиндра фокусника, высовывается из-за плеча любимого. Встает перед Ником, прижимается спиной к его груди, берет его руки и обнимает ими себя за талию. — Перестань пугать Колю, он скоро заикаться начнет — из-за тебя! Ты и так все прекрасно понимаешь!
— Боюсь, ты переоцениваешь мои мыслительные способности, дочь.
— Хорошо, — Люба невозмутима и нисколько не обескуражена строгим тоном отца. — Коля вчера пришел ко мне. Сказал, что любит, жить без меня не может. Предложил выйти за него замуж. Я согласилась. И потом мы слегка увлеклись… празднованием этого события. И Нового года. Вот. Все просто.
— Да, — Ника вдруг внезапно наконец-то отпустило. Что он, как мальчишка, в конце-то концов? Ничего плохого и недостойного он не совершил! Обнял Любу покрепче. — Так все и было. Я люблю вашу дочь и прошу ее руки.
Соловьев какое-то время смотрит на них молча. А потом обращается все так же к супруге:
— Верочка, тебе не кажется, что наши дочери завели какую-то странную привычку — выходить замуж за сыновей наших лучших друзей?
— Факт, — Вера едва сдерживает улыбку.
— Надежда выскочила замуж за сына Баженовых, Любава намылилась за сына Самойловых. Что будем делать с Софьей? Парней больше нет.
— Не знаю, не знаю, — Вера уже откровенно улыбается, глядя на среднюю дочь и ее избранника.
— Одна надежда на Тихомирова, — продолжает разговор на отвлеченную тему Стас, — может быть, у него где-то завалялся незаконнорожденный отпрыск?
— О, зная Дашу — это вряд ли.
— Да у него там этих незаконнорожденных — целая горнолыжная секция, — решает поддержать тему Люба. — Как там этого их юного Васькиного чемпиона зовут? Артур?
— Эдик, — смеется Вера. — Но он совсем мальчик еще.
— Ну, вот Сонька себе сызмальства мужа и воспитает как надо. И вообще, — Люба с видимым удовольствием трется затылком о плечо жениха, продолжая милый необременительный домашний треп, — мало ли, каких она там себе привычек приобретет на своей второй Родине — при их-то либеральных нравах? Вот сменит сексуальную ориентацию — и соблазнит… Катьку. Или Варьку.
Стас и Ник поперхнулись одновременно. И одновременно рыкнули:
— Любава!
— Все, молчу, молчу! — смеется Люба. — Цени, папа, я тебе привела нормального жениха!
— А я ценю, — наконец-то улыбается Соловьев. Протягивает ладонь Нику. — Добро пожаловать в семью, Николай.
— Спасибо, — Ник отвечает на рукопожатие. И тут нервное напряжение его отпускает окончательно. Все хорошо. Все правильно.
— Мы очень рады за вас, дети, — Люба перекочевывает из рук Ника в материнские объятья. Вера целует дочь в лоб, а потом спрашивает: — Коля, твои уже знают?
— Нет. Пока… не знают.
— Так это надо срочно исправить! — Стас берет со стола лежащий там телефон. — Надо же обрадовать… свата.
— Рано еще, пусть человек поспит, — смеется Вера.
— Да как можно спать, когда такие новости? Доброе утро, Глеб Николаевич! — последнее уже в трубку. — Недоброе? Ну, извини, просто у меня тут такое — только к тебе могу обратиться, уж прости, что разбудил. Что случилось? Рассказываю, слушай. Прихожу я, значит, утром, домой из гостей — а у меня дома, в постели моей средней дочери, лежит голый парень. Нет, я звоню тебе не как травматологу и не потому, что я его из окна выкинул. Ах, почему не выкинул?! Ну, во-первых, он здоровенный лоб под два метра. Согласен, не аргумент. А во-вторых, он — твой сын. Что значит: «Какой сын?!». У тебя их сколько? Да не ори ты так! — Стас убирает трубку от уха. — Капец у тебя папаша горластый, — это уже Нику. И снова в телефон: — Ну, проорался? Нет, я не шучу. Абсолютно серьезно. Что я сделал? О, ну я был в негодовании. В страшном, да. Что они? Ну, они у меня оба в ногах тут валялись. Долго валялись — с полчаса, наверное. Долго и убедительно. Ну, ты же знаешь мое доброе сердце. Простил. Простил и благословил. Так что теперь твоя очередь. Приезжай… благословлять детей. Да, все есть у меня для благословения. Полный буфет и холодильник. Даже этот твой поганый сидр есть, к которому ты в последнее время пристрастился. Все, приезжайте. Ждем.