Короткое детство

Подошёл эшелон с ранеными. Ребята пошли вдоль состава. Здесь часовой не обратил на них внимания. Вагоны с красными крестами были наглухо закрыты. И только в одном из приоткрытой двери торчала забинтованная голова, похожая на ком снега.

— Какая станция? — спросила голова.

— Веригино, — ответил Стёпка.

— А что вы тут делаете?

— Соль ищем.

— А сало у вас есть?

Стёпка отрицательно помотал головой.

— А что есть?

Митька пожал плечами и развёл руки.

— Ничего.

— А вы, дяденька, с фронта? — спросил Стёпка.

— А ты что, слепой? Не видишь? — сердито сказала голова и с грохотом задвинула дверь.

— Почему они все сердитые? — спросил Митька Стёпку.

Стёпка почесал затылок и солидно изрёк:

— Война!

Ребята обошли все поезда. Соли им никто не дал. В тупике стояло шесть вагонов-теплушек. У крайнего вагона широкоплечий рябой солдат умывался снегом. Растирая огромными ручищами волосатую грудь, солдат крякал от удовольствия. Стёпка с Митькой остановились и стали смотреть. Солдат подмигнул им.

— А вы небось так не умеете.

Стёпка зябко поёжился.

— Холодно.

Солдат оскалил зубы.

— С непривычки. А привыкнешь — благодать!

Митьке очень понравился весёлый солдат. «Наверное, и добрый», — подумал он и спросил:

— Дяденька, а соль у вас есть?

Солдат подхватил горсть снега, швырнул себе на спину.

— А как же, сколько хочешь.

— А у нас соль кончилась, — пожаловался Митька.

— Это плохо, — заметил солдат. — А сами-то вы откуда будете?

Стёпка подробно и толково рассказал солдату, где они живут и зачем приехали на станцию. Солдат так ожесточённо тёр полотенцем шею, словно собирался содрать с неё кожу.

— Понятно. Значит, вы живодёры, — сказал он.

— Почему живодёры? — испуганно спросил Митька.

— Потому что вы за картофелину с огурцом готовы с голодных ленинградцев содрать шкуру, — пояснил солдат.

— Неправда! — возразил Стёпка и стукнул себя по груди кулаком. — Мы не живодёры. Тётка Груня настоящая живодёрка. А я свою картошку так, даром отдал. И он тоже отдал, — и Стёпка показал на Митьку. Митька вспомнил, что на картошку он выменял галоши с пелёнками и четыре тетрадки, покраснел, но ничего не сказал. «А то ещё по шее даст», — подумал он.

Солдат натянул рубашку, подпоясался ремнём и, подойдя к Стёпке, протянул руку.

— Извини, брат. Ошибся малость.

— Ладно уж, — сказал Стёпка, пожимая солдату руку.

— Батька-то на фронте?

— А где ж ещё! И у Митьки на фронте. Все мужики на фронте. Одни бабы в деревне остались. А Митькина матка за председателя.

— Понятно, — сказал солдат. — Значит, вам соль нужна? А у меня соли нет. — Солдат так сокрушённо вздохнул, и Митька понял: солдату очень жаль, что нет у него соли.

Митька тоскливо посмотрел в насмешливые глаза солдата и безнадёжно махнул пустым мешком.

— Пошли, Стёпка.

— Стой! — остановил их солдат. — Я же не сказал, что вообще соли нет. У меня её нет, а у другого есть. Шагом марш за мной, — скомандовал он.

Ноги у солдата были длинные, как ходули. Ими он отмеривал такие шаги, что Стёпка с Митькой едва успевали за ним бегом. У последнего вагона солдат остановился и забарабанил по стене кулаком.

— Яшка!

— Чего? — отозвался Яшка.

— У тебя есть соль?

— Есть. А для чего тебе?

— Тут пацанам нужна соль. Открой дверь.

Дверь вагона с визгом поползла вправо, и показался Яшка, толстый, круглый солдат. Голова и туловище у Яшки срослись. И он походил на два шара, поставленных друг на друга. Стёпка прыснул в кулак. А Митька, чтоб не расхохотаться, закусил губы.

— Кому тут соль? — оглушительным басом спросил Яшка.

— Мне.

Солдат Яшка уставился на Митьку и для чего-то щёлкнул толстыми, словно сосиски, пальцами.

— Зачем?

— Солить.

— Кого солить?

Митька испуганно посмотрел на рябого солдата. Тот ему ободряюще подмигнул.

— Суп, — ответил за Митьку Стёпка.

— Ишь ты, чего захотели суп солить, — и Яшка захохотал.

— Не дури. Дай ребятам соли, — серьёзно сказал рябой солдат.

— А ты дрова мне поколешь? — спросил рябого солдата Яшка и хитро прищурился.

Рябой солдат махнул рукой.

— Ладно. Давай топор, эксплуататор.

Эксплуататор Яшка взял у Митьки мешок и насыпал в него столько соли, что ребята вдвоём еле-еле дотащили до вокзала.

…Быстро темнело. В домах зажигались огни. Площадь перед вокзалом опустела. Лошади с розвальнями и Пугая тоже не было.

— Вот так штука! И Пугай куда-то пропал, — возмущённо сказал Стёпка.

Митька с ужасом посмотрел на мешок с солью.

— А если они домой уехали!

— Без нас-то? — И Стёпка вдруг стукнул себя полбу кулаком. — У тётки Груни сестра на станции живёт. Сизорылая, наверное, к ней поехала. Ты оставайся здесь, а я пойду искать. С мешком тяжело таскаться.

— А ты меня не бросишь?

— Не бойся. Я быстро. Дуй на вокзал… Там тепло, — посоветовал Стёпка.

Митька взвалил мешок на спину и, согнувшись пополам, потащился к вокзалу. В зале ожидания было тесно, шумно и дымно. Солдаты беспрерывно курили махорку, дети не переставая плакали, матери на них всё время кричали, около солдат, закутанная в шаль, вертелась цыганка и уговаривала их погадать на картах.

Митька кое-как примостил мешок около двери и сел на него верхом. Ему вдруг очень захотелось есть. Он сунул руку за пазуху. Узелка с пирогами там не было. «Вот так штука, — подумал Митька и стал вспоминать, где он потерял пироги. — Наверное, когда под вагонами лазал».

— Эх, жисть моя, жестянка ржавая, — вздохнул Митька и поднял глаза. Перед ним стояли два цыганёнка. Они походили друг на друга, как два грязных пальца. У одного на голове сидела рыжая шапка, у другого — замызганный красноармейский шлем.

— Что у тебя? Картошка? — спросил цыганёнок в шлеме.

Митька крепко сжал ногами мешок.

— Соль.

— А если бы у тебя была картошка — я бы сплясал на животе, — похвастался цыганёнок в рыжей собачьей шапке.

Митька усмехнулся.

— Соври ещё что-нибудь.

Второй цыганёнок стащил с головы шлем.

— Сыпь с краями, и я научу тебя плясать на животе!

Митька, вспомнив, с каким трудом ему досталась соль, ещё крепче вцепился в мешок.

— Я и без тебя умею плясать на животе.

— Врёшь, врёшь! — закричал цыганёнок, размахивая шлемом. Потом он присел на корточки и, заглядывая Мите в глаза, таинственно сказал:

— Парень, давай играть в таску.

— Я не умею, — чистосердечно признался Митька.

— Научим. Хочешь? Поучим его, Киряй, — он подмигнул цыганёнку в рыжей шапке.

— Научим! — воскликнул Киряй. — Во, игра! На большой с покрышкой, — он выставил палец и накрыл его ладонью. — Давай?

Митька беззаботно махнул рукой.

— Валяй. Всё равно делать нечего.

Цыганята принялись учить Митьку играть в таску. Они сорвали с него шапку, вцепились в волосы и принялись раскачивать Митькину голову из стороны в сторону, приговаривая:

— Левый, правый, левый, правый…

Митька взвыл и бросился на Киряя. Они, обхватив друг друга, упали на пол. А цыганёнок в шлеме схватил мешок с солью.

Стёпка и Пугай подоспели вовремя. Митька с Киряем катались по полу и колошматили друг друга. А цыганёнок в шлеме тащил мешок. Стёпка бросился спасать соль. Догнав цыганёнка, он с размаху хлобыстнул его по уху. Цыганёнок хотел было кинуться на Стёпку, но, увидев Пугая, от страха забился под лавку. Митька с Киряем всё ещё возились, сопели и изо всех сил лупили друг друга кулаками: наконец Митька изловчился и расквасил Киряю нос. Киряй, увидев кровь, заревел. А Митька бросился на улицу. Стёпка, схватив мешок с солью, побежал за ним.