Берег Скелетов

— Что слышно от Оверхольта?

— Он за то, чтобы мы участвовали в этой операции, если только это не помешает нашим предстоящим миссиям. Также он дал понять, что Меррик в свое время вложил много средств в кампанию президента, и они даже несколько раз вместе катались на лыжах. Наше дело правое, а наши акции в Вашингтоне растут, как грибы после дождя.

Кабрильо усмехнулся.

— Тут уровень наших акций не имеет значения. Они там, в Вашингтоне, а мы, будучи на заданиях, колесим по всему белому свету. У нас просто нет другого выхода. Ты думаешь, если мы бросим это дело, наше правительство тут же свяжется с властями в Намибии и вскоре объявят об успешном освобождении заложников?

— Не могу поверить, что ты такого невысокого мнения о нашем ЦРУ, — произнес Макс с искусной миной, оскорбления.

— А если мы провалимся, нам несложно будет выкрутиться из этого дела. А теперь проводи Слоун на «Пингвин» предупредить остальных, что она остается на борту. И пусть кто-нибудь подготовит для меня лодку. А я пока приму душ и соберу все необходимое.

— Я не перестаю удивляться твоей смелости, — бросил Хенли, удаляясь по коридору.

Хуан сбросил форменную рубашку, надетую специально для прихода Слоун и ее команды, и вошел в душевую кабину. Открыв позолоченные винты, он позволил прохладной воде намочить всю его остальную одежду, затем разделся полностью. Опершись о стеклянную стену, он снял с ноги протез.

Мощные струи воды приятно охлаждали его тело, пока он раздумывал над решением, принятым в пользу Слоун Макинтайр. В этот раз он вновь доверился интуиции, зная, что она его никогда не подводила. Он сомневался, что в этих водах можно найти затонувший корабль с сокровищами, как не верил и в гигантских железных змей. Знал он только одно: кто-то явно хотел остановить Слоун в ее поисках. Кто это был и что вообще за всем этим скрывается?

Одевшись и поставив на место ногу, Хуан бросил несколько туалетных принадлежностей в кожаную сумку. Из шкафа он достал пару сменных вещей и прочных ботинок и тоже положил их в сумку. Сев за стол, он повернулся к старому антикварному сейфу, что некогда стоял в железнодорожном хранилище Нью-Мексико. Пальцы его, за много лет привыкшие к комбинации цифр, мгновенно разблокировали мощную железную дверцу. Помимо пачек стодолларовых купюр, двадцатифунтовиков и еще десятка какой-то валюты, в сейфе хранилось его личное вооружение. Скорее всего, его хватило бы, чтобы развязать маленькую войну. Три автоматических пистолета, пара штурмовых винтовок, боевой дробовик, снайперская винтовка, огромное количество гранат, дымовых и световых шашек и дюжина маленьких пистолетов. Он прикинул, в какой ситуации он окажется там, в Уолвиш-Бей, и решил взять небольшой девятимиллиметровый автомат и револьвер.

Оружие в сейфе хранилось незаряженным, чтобы избежать самопроизвольных выстрелов, поэтому несколько минут он заполнял пустые магазины. Все это плюс дополнительные боеприпасы он уложил на дно сумки под одежду. На нем были легкие парусиновые брюки и рубашка с открытым горлом.

Он взглянул на свое отражение в стеклянной поверхности картины. Лицо выражало твердую решимость, а в глазах еще тлели угольки непоколебимого мужества: он не обязан ничем ни Слоун, ни Джеффри Меррику, но, раз уж их пути пересеклись, он не бросит их на произвол судьбы.

Кабрильо схватил с кровати сумку и бросился к палубе, в возбуждении и готовности.

Глава 12

Песчаные блохи почувствовали, что долгое время пустовавшая тюрьма посредине пустыни вновь обрела пленников. Привлеченные теплом и запахом человеческих тел, они вернулись вновь, чтобы вершить свой собственный суд над заключенными. Способные откладывать до шестидесяти яиц в день, те из них, что проникли в стены тюрьмы первыми, уже значительно расплодились. Похитители были к этому готовы и пользовались специальными спреями, заключенным же повезло меньше.

Меррик сидел, опершись на каменную стену, и бешено отмахивался от этих вызывающих отвращение насекомых. Казалось, что укусами уже покрылось все тело. Хотя, если задуматься, он был даже рад их появлению, поскольку все новые болезненные укусы отвлекали его от мучительных мыслей о том, что произошло и какие беды их еще ожидают.

Он громко выругался: одна из блох больно укусила его в заднюю стенку уха. Он поймал ее и раздавил пальцами, с диким удовлетворением услышав, как лопнул ее панцирь. Маленькая победа в проигранной войне.

Стояла ночь. Лунное сияние не проникало в камеру, и темнота здесь была почти осязаема. Призрачное нечто заполняло его сущность, с каждым вздохом скатываясь вниз по горлу, давило на уши, так, что, казалось, он почти ничего не слышал, даже слабого завывания ветра, который наверняка дул. Тюрьма мало-помалу высасывала из него все его чувства и ощущения. Вездесущая песчаная пыль забила ноздри, теперь он не чувствовал запахов и вкуса, а без этого та еда, что недавно ему принесли, едва ли отличалась от того же песка. Единственное, что еще полностью принадлежало ему, это чувство осязания, но за много дней, проведенных в каменной тюрьме, оно приносило ему мало пользы.

— Сьюзен? — позвал он. Так он звал ее каждые несколько минут, как только вернулся в свою камеру. Женщина не отвечала, и он подумал, не мертва ли она. Но выкрикивать ее имя было легче, чем попросту сдаться на милость всепоглощающего страха и кричать от безысходности.

К своему величайшему изумлению, он вдруг услышал, как кто-то будто задвигался, шурша одеждой по каменному полу, тихонько, словно новорожденный котенок.

— Сьюзен, — крикнул он резко. — Вы слышите меня?

Он услышал ее далекий тяжелый вздох.

— Сьюзен, это Джефф Меррик! — «Кто еще, собственно, мог бы это быть», — подумал он. — Вы можете говорить?

— Доктор Меррик?

Ее слабый голос ежесекундно прерывался, но все же это был самый прекрасный звук, который он когда-либо слышал.

— Слава Богу! Сьюзен, я думал, вы уже мертвы!

— Так и есть, — тихо пробормотала она и закашлялась, что заставило ее громко и долго стонать. — Что произошло? Я не чувствую лица, и, кажется, у меня сломаны ребра.

— Вы не помните? Вас пытали, избивали. Вы сказали, что они вам даже не задали ни единого вопроса.

— Они пытали вас тоже?

Сердце Меррика сжалось. Несмотря на собственное тяжелое состояние, она проявляла заботу и о нем. Многие не сделали бы этого, поглощенные собственной болью. В эту минуту он горько пожалел, что втянул ее во весь этот кошмар.

— Нет, Сьюзен, они меня не трогали, — ответил он. — Но теперь я знаю, кто похитил нас.

— Кто же это? — В ее голосе прозвучал слабый огонек надежды, будто осознание того, кто виновен во всем этом ужасе, могло принести какое-то облегчение.

— Это человек, с которым мы когда-то основали «Меррик и Сингер».

— Доктор Сингер?

— Да, Дэн Сингер.

— Но почему? Зачем он это с вами делает?

— С нами, вы имеете в виду? Он просто больной, Сьюзен, выживший из ума человек, который решил, что вправе вершить суд в деле природы и человека, в котором последний никогда не выходит победителем.

— Я не понимаю.

Не понимал и Меррик. Он никак не мог взять в толк, чего он этим добивается, что он хочет показать? Он зашел слишком далеко. Дэн Сингер уже отправил на тот свет тысячи людей, и с каждым разом его аппетиты все растут и растут. А что за всем этим стоит? Преподать урок Соединенным Штатам в том, как можно вести себя с окружающей средой, а как нельзя? Объявив нас всех ответственными и за глобальное потепление и сотни других серьезных катастроф? Может, отчасти это и было правдой, но Джеффри Меррик слишком хорошо знал своего бывшего лучшего друга.

Дэн Сингер пошел на все это, чтобы доказать Меррику, что именно ему огромная, процветающая компания обязана успехом. Именно он был ее мозгами, открытиями, новыми идеями и технологиями. В начале пути они были словно братья, и все шло прекрасно. Но ведь оба они слишком разные по характеру и темпераменту, и этого-то Дэн Сингер понять не смог. Джеффри Меррик мог своим обаянием, даже неким шармом, завести выгодные им обоим знакомства, повернуть ход переговоров в свою пользу, интересно и непринужденно общаться с прессой, потому-то она, да и весь мир, знали Джеффри Меррика как главу и лицо компании «Меррик и Сингер». А Дэну Сингеру ничего не оставалось, как уйти в тень. Меррику и в голову никогда не приходило, что все это настолько сильно волновало его друга. Казалось бы, какое ему — робкому, застенчивому, даже замкнутому студенту из Массачусетского университета, было дело до остального мира? Как оказалось, огромное. Все эти годы он растил и воспитывал свою ненависть к нему, которая теперь граничила с патологией и сумасшествием. Осознание этого заставило Меррика изумиться, насколько слеп он был по отношению к своему другу.