Страница 39 из 69
Начиная с 1867 года Листер упорно доказывал, что его карболовые опрыскивания и примочки основывались на пастеровской теории болезнетворных микроорганизмов. Все 70-е годы XIX века британские хирурги были либо безразличны к тому, что являлось первопричиной инфекции, либо очень сомневались в таком объяснении. Однако, после того как Пастер в 1881 году создал вакцину от сибирской язвы, а в Германии бактериология достигла огромных успехов, Листер мог утверждать, что его правота доказана. Прошло немного времени, и немецкие врачи принялись восхвалять Листера за предвидение и рекомендовать использовать карболовые орошения в полевой хирургии. Поскольку акции Листера за рубежом повышались, то и в Англии заговорили о том, что не оценили вовремя деяния этого великого человека. В 80-е годы XIX века хвалебные возгласы стихли и наступил этап некоторого забвения.
Пытаясь понять загадку такого возвеличивания Листера, один из его современников объяснял, что он достиг славы «на гребне волны». Смысл этой метафоры может объяснить многое. На передний план Листера выдвинули очень важные открытия в медицине, которые начались еще до того, как он стал хирургом, и никак не зависели от его практических предложений. То, что он оказался на гребне волны, было большой удачей. Его решение в 1867 году сделать ставку на Пастера оправдало себя. Листеру повезло и в том, что в конце 70-х и начале 80-х годов XIX века в лаборатории Роберта Коха велась работа, которая позволила определить, что причиной заболеваний являются микроорганизмы. В этом контексте ни на чем не основанная интуиция Листера стала восприниматься как прозорливость. Каллендер не сумел всецело принять теорию болезнетворных микроорганизмов, а потому, несмотря на его выдающиеся практические достижения по снижению послеоперационной смертности, он так и не удостоился посмертной славы. Нет сомнения в том, что многие критики Листера не изменили своих позиций, считая, что слава к нему пришла совершенно незаслуженно. Однако к 80-м годам и особенно после того, как Листер стал в 1888 году пэром, пыл критиков поутих.
В начале XVII века Фрэнсис Бэкон, один из основателей научного метода, заметил, что «никогда никакое знание не преподносится в том виде, в каком оно было открыто». Случай с Джозефом Листером является тому ярким примером. После того как было сделано основное открытие, извилистый путь, который к нему вел, начинает казаться исследователю совершенно излишним, и у него возникает соблазн представить его более прямым и логичным. Обычно при этом вносятся лишь незначительные поправки. Однако создание научных героев часто требует более существенных манипуляций. Именно так произошло с Джозефом Листером. Идеи, которые он высказывал в 60–70-е годы XIX века, были существенно изменены в 80-е годы. Без этих косметических, но важных изменений Листер никогда бы не обрел такой славы.
Считается, что его наиболее существенные предложения относятся к теории микроорганизмов, которая помогла ему прославиться в начале карьеры и которую позже он объединил с другими идеями, популярными в 80-е годы. Однако сохранившиеся записи говорят об ином. Если прочитать ранние работы Листера, то можно убедиться, что его понимание болезни и инфекции во многом отличается от того, во что он верил в зрелые годы. До 80-х его позиция в отношении теории микроорганизмов сводилась к двум базовым принципам. Первое: Листер утверждал, что раневая инфекция возникает по вине микроорганизмов, вызывающих загнивание отмирающих тканей и выделение дурно пахнущих субстанций. Он и не подозревал, что инфекция может поражать здоровые ткани. Вместо этого Листер экстраполировал на свой случай эксперименты, которые проводил Пастер по «внесению микроорганизмов в мертвые отвары сена или мяса». «Здоровые ткани, — продолжал он, — способны предупредить развитие этих организмов низкого уровня».
Второе: хотя Листер считал находящиеся в воздухе микроорганизмы ответственными за нагноение ран, его представление о том, как это происходит, значительно отличалось от того, что он высказывал позднее. В 60–70-е годы многие врачи верили в теорию микроорганизмов как источника нагноений и инфекций. Некоторые высказывали даже современные идеи о том, что у каждой конкретной болезни есть свой возбудитель. Листер же, наоборот, полагал, что в воздухе находятся микроорганизмы, которые вызывают конкретное заболевание в зависимости от условий их существования. По Листеру, микробы отличались крайней «пластичностью». Это в корне противоречит тому, что утверждал Луи Пастер и что потом доказали Роберт Кох и его коллеги. Ни Листер, ни его сторонники не успевали за развитием тогдашней микробиологии. Когда в Германии появились первые работы с обоснованием современной микробиологической теории, сторонники Листера ее полностью отвергли. Выступая на престижных медицинских форумах, Листер утверждал, что объяснение заболеваний на основе «только абсолютно морфологических признаков» не выдерживает критики. Позднее он повторил, что «нет смысла предполагать наличие каких-то особых вирусов вообще».
К началу 80-х годов, однако, никто уже не сомневался в выдающихся результатах, полученных Кохом: они были так хорошо поданы, что в короткое время смогли убедить не только медицинское, но и все научное сообщество. Именно в этот момент Листер решил пересмотреть свои взгляды и переписать все, что он говорил о микробиологии в последние 15 лет. Теперь он подавал себя как первооткрывателя с редким даром предвидения. Пора заявить о своей правоте в течение всех прежних лет, решил он. Его действия в этом направлении были столь успешными, что все стали воспринимать его так, как ему хотелось. На самом деле Листер действительно поддерживал микробиологическую теорию, но то была ложная микробиологическая теория.
В 80-е годы он не только сделал поправки с учетом результатов, полученных немецкими микробиологами, но и пересмотрел всю хирургическую антисептику. Как мы убедились, он сначала пропагандировал использование карболовых орошений и примочек, которые должны были заменить более распространенную практику Каллендера, предполагавшую обеспечение общей чистоты и изоляцию инфицированных больных. Все 60–70-е годы Листер не интересовался передачей инфекции через твердые поверхности палат и операционных. Пропагандировавший антисептику лишь как орошения карболовой кислотой, Листер не заботился об идеальной чистоте в палатах и операционных. В начале 80-х годов Листера поддержали немецкие хирурги.
По мере роста его репутации дебаты, в которых он сражался в 70-х годах и которые так поляризовали позиции борцов с госпитальными инфекциями, постепенно потеряли всякую значимость. Листер, вероятно, наконец понял, что ошибался, отрицая методы Джорджа Каллендера, и в 80-е годы полностью переписал свою историю. Вместо того чтобы позиционировать себя как противника общей чистоты, он вдруг превратился в ее ярого и последовательного поборника. В результате он прославился не только как человек, внедривший антисептик, но и как человек, открывший новую эру в хирургической гигиене. Другими словами, значительная доля его славы досталась ему незаслуженно — это его соперники, к тому времени уже покойные, были тут пионерами. Но если Листеру чего-нибудь и не хватало, то только не скромности.
Весь этот период Листер лишь доказывал, что предлагавшиеся им методы были полностью совместимы с альтернативными подходами его коллег к «антисептике» в хирургии. Теперь уже было ясно, что опрыскивание карболовой кислотой помогало бороться с потенциально опасными бактериями, поэтому Листер расширил применение термина «антисептик» таким образом, чтобы он включал все, что было связано с этой борьбой. В этом контексте гигиенические реформы Каллендера оказались всего лишь еще одним случаем реализации идей Листера. Таким образом, он умело превратился в автора методов, которые до недавнего времени полностью отрицал. Однако в 80-е годы слава Листера уже росла так быстро, что лишь немногие решались возражать против его авторства.