Страница 41 из 53
— Так тебе и надо, предатель, — со злобой произнес Станку, снимая палец с курка.
Вновь затрещал телефон. Станку подбежал, схватил трубку и услышал уже знакомый ему голос полковника.
— Молодец, связной. Как твоя фамилия?
— Солдат Петре Станку, господин полковник.
— Вот что, Станку, передай лейтенанту Ботяну, что я приказываю ему взять на себя командование батальоном. Батальону занять оборону и любой ценой остановить противника. Я пришлю…
Раздался взрыв. Связь была прервана.
— Алло, ал-л-оо… — напрасно кричал в трубку Станку. Затем он выскочил из окопа и побежал в сторону роты.
Выслушав сообщение Станку, Ботяну вышел из окопа и, приложив ладони ко рту, крикнул:
— Батальон, слушай мою команду. Любой ценой задержать противника, не дать ему возможности сомкнуть кольцо. Берегите патроны. Они нам очень пригодятся…
В течение всего дня полк безуспешно пытался отбросить противника, вклинившегося между 2-м батальоном и главными силами полка. 2-й батальон из последних сил удерживал натиск противника. Зарывшись по пояс в мерзлую землю, солдаты стреляли лишь тогда, когда были уверены, что попадут в цель.
Из-за предательства Манолиу батальон потерял половину личного состава. В роте Ботяну во взводе Насты вышло из строя больше половины солдат. В тишине ночи слышались стоны раненых. Их было много, сумка санинструктора быстро опустела — индивидуальные пакеты кончились. На бинты стали рвать рубашки.
Ботяну приказал всем ротам немедленно занять круговую оборону. Каждой роте был определен участок, часть солдат оставалась в обороне, остальные — направлены на рытье глубоких траншей.
Перед каждой ротой на сто метров вперед было выдвинуто боевое охранение.
Взвод Илиуца начал рыть окопы. Видя, что во взводе Насты дело идет туговато, Илиуц послал туда отделение Тюдора. Солдат Безня с трудом поднялся на ноги.
— Какого черта я должен копать еще одну яму? У меня уже есть одна.
— Не говори глупостей, — ответил Лука. — Я готов рыть сотню ям, лишь бы не остаться с продырявленной шкурой.
— Это верно, что мы окружены? — робко спросил Айленей.
— Ерунда! А если бы мы даже и были окружены, то неужели ты думаешь, что полк или дивизия оставили бы нас?
— Так-то оно так, но если найдутся еще такие, как Манолиу, то нам не миновать плена.
— Ты что, считаешь, что все офицеры — предатели? Возьми хоть нашего лейтенанта…
— Перестаньте болтать! — крикнул кто-то. — Лучше поглубже ройте траншеи, чтобы до утра в них укрыться.
…Близился рассвет. Мороз все усиливался. Небо стало похоже на замерзшее озеро. В одном из укрытий при свете фонаря над измятой картой склонился лейтенант Ботяну. Он сделал схему по масштабу карты, нанес на нее батальон и, подсчитав расстояние до главных сил, от которых батальон был отделен вклинившимися бронемашинами противника, понял, что они находятся в ловушке. Атака против гитлеровских бронемашин силами батальона равносильна самоубийству. Ее можно начинать только в том случае, если наступление батальона поддержит полк или дивизия. Лишь тогда противник наверняка отступит.
«Проклятый Манолиу! Поделом ему, собаке! — выругался про себя Ботяну. — А ведь как все удачно складывалось! Где же выход? Чего нам ждать? Если бы я сейчас оказался в дивизии, то сказал бы: "Господин генерал, что нам делать? Сколько мы еще будем сидеть в окружении? Продукты у нас давно кончились, боеприпасы на исходе, половина личного состава вышла из строя…"»
Солдат Станку сидел, поджав ноги по-турецки, и держал фонарь, освещающий карту. Внимательно посмотрев на Ботяну и заметив его нахмуренный лоб, он спросил:
— Тяжело, господин лейтенант?
— Да, Станку, тяжело, очень тяжело. Если бы мы имели связь с нашими, все выглядело бы иначе. Но телефон больше не работает…
— А не могу ли я, господин лейтенант, заменить телефон. Напишите все, что вам нужно передать, и я вмиг доберусь до полка или дивизии.
Да, об этом уже думал Ботяну. Но как Станку прорвется через окружение? А вдруг донесение по падет в руки врагов? Ведь тогда всему батальону будет конец. И все же это единственный выход. Если завтра, на рассвете, дивизия не перейдет в наступление, тогда… Нет, дивизия должна на рассвете перейти в наступление! И ей нужно сообщить об этом!
— Значит, прорвешься, Станку?
— Прорвусь, господин лейтенант.
— Смотри, чтоб тебя не накрыли.
— Не беспокойтесь, господин лейтенант, я проворный!
Ботяну написал на схеме, нажимая на каждую букву: «Мы атакуем завтра в 6 часов в юго-восточном направлении с целью прорвать окружение. Если и вы начнете наступление в это же время, то успех будет на нашей стороне».
Он вложил схему в конверт.
Фонарь погас. Ботяну и Станку двигались вдоль расположения взвода Илиуца.
— Стой! Кто идет?
— Тише, Илиуц, — откликнулся Ботяну. — Это я со связным проверяю караулы. Ну как, скоро кончите рыть окопы?
— Дошли до половины, господин лейтенант, — ответил Илиуц.
— Поторопитесь, ребята. К рассвету все должно быть готово.
Достигнув линии боевого охранения, Ботяну вручил Станку конверт. Станку взял его и вытянулся перед Ботяну.
— Помни, браток, что в твоих руках находятся жизни солдат целого батальона, понимаешь? Ну, ступай с Богом… — сказал Ботяну и, обняв Станку, поцеловал его в небритое лицо.
Когда темнота ночи поглотила Станку, толстый слой туч обволок месяц, словно желая помочь связному.
Ботяну более часу находился в боевом охранении, которое в случае обнаружения Станку немцами должно было своим огнем прикрыть его отход.
Но ночь прошла спокойно, ее тишину не нарушил ни один выстрел.
…Что-то скрипнуло. Станку моментально прижимается к земле, направляет вперед автомат, щупает у пояса гранаты… Нет, все в порядке. Это шуршит снег. Станку ползет дальше. Стоит чертовски сильный мороз. Хочется остановиться, потереть руки, но время не ждет. Привыкшие к темноте глаза замечают слева бронемашину. Возле нее ходит часовой, постукивая сапогами и размахивая руками, чтобы согреться. Вот резануть бы его автоматной очередью! Но нет, этого делать нельзя, он должен пройти незамеченным под самым носом у часового. То тут, то там виднеются ямы. Впереди тоже яма. Нужно обойти ее, проклятую! Сколько приходится терять напрасно времени!… Что такое? Кажется, играют на волынке… Но откуда здесь, на фронте, может взяться волынка? Ведь немцы не любят ее. У них все «кордеон». И все же где-то играют на волынке. Господи, какой я глупый, это кто-то храпит там в яме. Приятного сна, Гансик! Ох, с каким удовольствием я отправил бы тебя на тот свет!
Тырши, тырши — скрипит снег. Его скрип слышит только Станку, который на локтях, отталкиваясь носками, скользит вперед, по переднему краю противника…
В первом часу ночи командование полка получило донесение, в котором сообщалось, что до боевого охранения добрался солдат со срочным пакетом.
Вскоре полк получил приказ начать наступление одновременно с атакой окруженного батальона.
В два часа ночи полковник в сопровождении капрала пришел в медпункт, куда поместили Станку.
Станку проснулся от скрипа отворяемой двери, сбросил с себя одеяло и вытянулся перед полковником.
— Ложись в кровать, связной, — улыбнулся полковник. — Прежде всего я объявляю тебе благодарность за то, что ты уничтожил предателя. И особенно благодарю за выполнение последнего задания. Ответ лейтенанту Ботяну мы отправим с другим связным. Расскажи капралу, как ты пробирался сюда, чтобы и он смог удачно добраться до батальона.
— Слушаюсь, господин полковник, — ответил умоляющим голосом Станку, — но я прошу послать меня. Я помню, где я проходил, но мне трудно будет рассказать, я не могу указать ориентиры.
— Это невозможно, — ответил полковник. — Врач говорит, что тебе необходим отдых, тебе ведь только что сделали растирание спиртом.
— Господин полковник, лучше бы мне дали выпить этот спирт, а то только напрасно израсходовали… .