Страница 34 из 53
Пришел Новый год. Рота Ботяну должна была вести наступление вместе с пандурами, но ее влили в состав 2-й дивизии, которая после боев под Будапештом понесла большие потери.
Однажды морозной метельной ночью части 2-й дивизии были неожиданно отброшены противником на десятки километров назад. Оказалось, что гитлеровцы проникли в расположение румынских войск в результате предательства генерала Кирноагэ, который перешел вместе со своим зятем, штабным офицером, на сторону фашистов.
Это предательство стоило жизни восьмистам солдатам. Румынские войска оказались снова на том же месте, откуда они начали наступление.
Во время похода молодые девушки выпрашивали у солдат кусок хлеба.
Некоторые из них приходили в расположение румынских войск и вели себя не совсем пристойно.
Бывало, Илиуц даст им хлеба, несколько кусочков сахару, прочтет целую лекцию о морали и выгонит их. Но девушки плакали, жаловались на то, что им некуда деться. Тогда Илиуц разрешал им переночевать где-нибудь в углу и следил, чтобы солдаты не приставали к ним.
Утром девушки уходили смущенные и пристыженные. Илиуц давал им еще немного сахару и хлеба на дорогу.
В соседнем взводе заболело пять солдат. Ботяну сказал им:
— Если еще у кого-нибудь я обнаружу такого рода болезни, то напишу об этом домой, жене. Пусть знает!
С севера подошли советские войска. Вскоре прежняя линия фронта была восстановлена. В течение трех суток по шоссейной дороге между Хатваном и Будапештом прошли десятки тысяч солдат.
В начале января вернулся Тудор. Он поправился, в глазах сияла веселая улыбка. На нем была хорошо подогнанная форма, на пальце — обручальное кольцо. За время пока он был в отпуске, он женился на Иляне. Тудор привез с собой много новостей из Бухареста.
В городе царит беспорядок. Поезда ходят редко. Населению, покинувшему город во время эвакуации, вернуться назад почти невозможно. Чтобы получить хоть какую-нибудь комнатушку, нужно заплатить много денег. Взяточничество, махинации с золотом и медикаментами, контрабанда процветают повсюду. На улицах хозяйничают хулиганы.
Однажды ночью поймали несколько цыган, которые, переодевшись в советскую форму, останавливали машины на шоссе Бухарест — Питешти, возле станции Сэбэрени. Они грабили проезжих и удирали на машинах в Плоешти.
— Послушай-ка, Лука, может быть, и ваш табор участвовал в этом деле?
— Замолчи, Безня! Мы занимаемся лошадьми, а не машинами.
— Так то когда было. Может, теперь ваш табор переключился на автомашины? Ведь и на фронте кавалерия уж себя не оправдывает?
— Тс… тише… Продолжай, Тудор!
— Пожалуй, это все, братцы! Положение правительства Рэдеску еще более пошатнулось, коммунисты требуют создания демократического правительства… Ах, да… Я забыл рассказать вам еще про генерала Алдя, министра внутренних дел. Он арестовал нескольких рабочих авиационного завода, среди них был и мой отец. Но рабочие завода объявили забастовку, и через два дня арестованных пришлось освободить. А как ведут себя американцы! Разъезжают пьяные по улицам, безобразничают. Правительство с ними заигрывает. Помните, Илиуц, как весной в Джулештях мы сбили американский «лайтнинг», а летчик, здоровенный детина, спустился на парашюте? Так я видел его в нашем квартале в машине с двумя девицами. Они кутили на том же самом месте, где мы его подбили. Иляна не разрешила мне подойти к ним, а то бы я сказал ему такое, что он запомнил бы меня на всю жизнь. Жаль, что парашют достался майору Фронеску, будь он проклят… Было бы хорошее подвенечное платье для Иляны.
— А за нас-то ты пил на свадьбе?
— А как же, и за вас, и за Романа, и за Арсу…
С наступлением темноты колонна отправилась дальше.
То тут, то там на шоссе были видны свежие следы боев.
Впереди слышался орудийный гул.
Наступала ночь. На одном из привалов Тудор решил выкопать себе окопчик и укрыться в нем от холода.
— Напрасно ты это затеял, — сказал ему Илиуц. — Не успеешь кончить, как колонна пойдет дальше.
— Неужели мы не останемся здесь на ночь?
— Когда преследуешь противника, о ночлеге думать некогда. Конечно, с непривычки трудно на марше. Ты небось устал?
— Спрашиваешь! Ведь я два месяца провалялся в постели да месяц был в отпуске. Вот и отвык.
— Ничего, привыкнешь.
— Конечно, привыкну. Но когда у нас были орудия и машины, было легче.
— Да… Была когда-то зенитная батарея… и вот сейчас вместо нее — рота пехтуры.
Тудор на минуту о чем-то задумался, затем спросил: — Господин Илиуц, значит, Наста не сказал Сасу ни слова?
— Да, он молчал. А ты разве сказал бы?
— Не знаю, думаю, что нет… Но когда тебя ждет мучительная смерть…
— Ждет смерть. Эх ты! Лучше быть мертвым героем, чем живым предателем.
— Поучать других легко, особенно если сам никогда не был ранен.
— До Берлина и я еще успею, Тудор. Благодарю за пожелание…
— Простите меня. Я не хотел вас обидеть…
— Ладно, ладно, помолчи. Скоро отправимся дальше, так что давай поспим хоть немного перед дорогой…
«А может, и правда, мне лучше было бы остаться в тылу, как предложил в мобилизационном отделе капитан Гика», — подумал Тудор, вконец измученный от долгого пути.
Он явился в мобилизационный отдел в первую же неделю своего отпуска, на второй день после свадьбы. Офицер похвалил его за храбрость, сказал, что часть должна гордиться им, и неожиданно предложил:
— Знаешь что, парень? Ты теперь человек женатый. Пусть другие повоюют. Ты свой долг выполнил, даже кровь свою пролил. Я вижу, ты парень башковитый, и хочу тебе помочь. Согласен?
— Право, не знаю, господин капитан.
Тудор подумал об Иляне. Да, это было бы неплохо! Иляна бы занималась с ним по вечерам после работы. Она работала теперь в УТЧ[37], и он вскоре смог бы сдать экзамены. А иногда они ходили бы вместе в театр, в кино…
— Я завтра же отдам на тебя приказ, зачислю писарем. Никаких хлопот. Принеси мне только тридцать «старых», и все будет в порядке… Это официальная цена.
— Что?
— Тридцать тысяч лей. Что ты уставился как баран на новые ворота? С других я беру гораздо больше.
Наконец Тудор понял, о чем идет речь, и почувствовал отвращение к этому человеку. Он вспомнил об Арсу, о пандуре Айленей, о капрале Романе и обо всех тех, кто погиб во имя новой жизни. Эти же тыловые крысы, грабители в военной форме…
— Как вы можете предлагать мне такое!… — заскрежетал зубами Тудор.
— Нечего из себя корчить святую простоту. Подумаешь, обычное дело. Деньги могут сделать все!
— Господин капитан… Мне стыдно за вас… Мне стыдно… слышать от офицера такие слова.
— Что? Оскорблять меня вздумал?
— Вы сами себя оскорбляете. Люди воюют, умирают на фронте, а вы занимаетесь тут грязными сделками.
— Вон отсюда, идиот!
— Я уйду. Но вам это так не пройдет!
В тот же вечер Тудор рассказал обо всем Иляне. Через несколько дней два майора интендантской службы произвели проверку работы капитана Гика. Было установлено, что капитан, злоупотребляя своим служебным положением, набрал взяток на сумму более двадцати миллионов лей.
Обвиняемый Гика просил послать его в дисциплинарном порядке на фронт, где бы он смог искупить свою вину, но военный трибунал приговорил его к тюремному заключению.
Свидетелем на суде был ефрейтор Тудор.
Через неделю мать и Иляна провожали Тудора на фронт. Мать плакала. Иляна жадно курила (она начала курить во время бомбежек).
— Георге просил извинить его, что он не смог прийти. У нас в УТЧ заседание актива. Наши сотрудники поздравляют меня с таким мужем, как ты. Муж… мой муж… Ты знаешь, дорогой, я никак не могу привыкнуть к тому, что ты мой муж, к обручальному кольцу. У нас в УТЧ кое-кто говорит мне, чтобы я сняла его, что носить кольцо — это непринципиально. Откуда им, мальчишкам, знать, что принципиально и что непринципиально! Если у нас будет девочка, как мы ее назовем? Я бы назвала ее Паче[38].
37
УТЧ — Союз коммунистической молодежи Румынии.
38
Паче — по-русски мир.