Страница 30 из 53
— Видно, не одолеть нам врага…
— Да, если бы у нас были танки…
Добравшись до позиций, солдаты спустились в окопы. На одну ночь, до следующей атаки, они застрахованы от пуль, от смерти.
Тяжело отступать! К котелкам, наполненным доверху остывшей чорбой, никто, кроме Луки, не притронулся. Лишь Лука жадно поглощал еду; он никогда не мог заполнить пустоту, которую постоянно ощущал в желудке. Он мог есть даже во время обстрела или бомбежки.
Разбитые от усталости люди хотели только одно го: спать, спать, спать…
Но противник атакует. Солдаты вскакивают, выставляют винтовки на бруствер окопа и, упираясь локтями в мокрую землю, стреляют.
Опять в атаку пошли «пантеры». Но солдаты уже привыкли к ним; они знают: главное — это отрезать танки от идущей за ними пехоты.
Та-та-та, та рам, та-рам — выстрелы из винтовок и автоматов одну за другой косят движущиеся за танками серые цепи противника.
Наста раздобыл у саперов пять противотанковых мин и расставил их в ста шагах от окопов. Но «пантеры» прошли стороной. Тогда Наста, связав гранаты проволокой, притаился в глубокой яме. Головной танк шел прямо на него. Наста быстро потянул за проволоку так, чтобы гусеница танка прошла по мине. Раздался металлический скрежет, затем сильный взрыв, и раненый танк завертелся на месте.
Солдаты с удвоенной энергией продолжали вести огонь.
— Бей фашистов, черт бы их побрал вместе с их Гитлером!
Молодой офицер Ботяну не забыл устава. Но ему казалось, что, чертыхаясь и бранясь, так же как солдаты, он лучше выражает свою ненависть, накопленную им за эти несколько дней, прошедших после боевого крещения.
— Оказывается, в обороне мы сильнее немцев.
— Может, и так, но на обороне далеко не уедешь. Выходит, нескоро мы дойдем до Бондицы…
Тем временем танки противника, решив, что они попали на минное поле, повернули назад.
Опять наступила тишина и короткая передышка. Солдаты спали сидя, зажав винтовки между ног.
Не спали только Наста и Илиуц. Оба измерили по карте расстояние: один — до Клужа, другой — до Оради. Какой маленький отрезок на карте, всего несколько сантиметров! А когда подумаешь, что он равен многим десяткам километров, становится грустно…
— Скорей бы перейти в наступление и наконец разделаться с этой альпийской дивизией!…
— Я тебя, инженер, угощу в Бондице такими индюшачьими потрохами, что пальчики оближешь. А какую свадьбу мы сыграем!… На первое подадим палинку с гусиной печенью, а на второе…
…Бух… Бух… Бух…
Три взрыва так всколыхнули землю, что одна сторона окопа отвалилась, как огромный кусок халвы.
— Ух, забодай их комар! Даже о свадьбе не дают помечтать.
Опять закипела земля, поднимая черные смерчи жидкой грязи. Опять пошли в атаку танки, но на этот раз откуда-то слева. Наста злился, что танки идут далеко от него и что он напрасно держит в руках проволоку и мины.
Но что это? Опять что-то треснуло под одним из танков. И опять подбитый танк закружился на месте.
— Смотрите, этот тоже увяз!
— Кажется, у нашего Насты появились конкуренты.
— Эх, Лука, с такими конкурентами никогда не обанкротишься!
Сколько стычек было в тот день, никто не считал. И кто знает, сколько их будет еще!
Между двумя позициями, на ничейном поле, вместе с тремя разбитыми танками лежат убитые и раненые. В промежутках между разрывами артиллерийских снарядов доносятся еле слышные стоны.
— Братцы, это я, капрал Федор, из пятой, не бросайте меня, братцы!
Но гитлеровцы не позволяли приближаться к раненым: пулеметная очередь обрушивалась на всякого, кто осмеливался приподняться и звать на помощь, даже если это были раненые немцы. Что уж тут говорить о румынских санитарах!
Младший лейтенант Ботяну как-то сразу осунулся и постарел. Один день боев стоит больше, чем все годы учения в военной школе. Ему казалось, что он всю жизнь только и делал, что шел в атаку или оборонялся. Порой он чувствовал, что у него подкашиваются ноги, ему казалось, что он медленно сходит с ума; иногда ему хотелось убежать и спрятаться, чтобы больше не слышать ни разрывов, ни пулеметных очередей, ни стонов. Ведь ему всего 20 лет. Когда он прибыл на фронт, у него за плечами был легкий ранец, наполненный не заботами пережитых лет, а беспечной молодостью; сейчас этот ранец стал таким тяжелым, будто в него положили свинец. Даже во время короткого сна его преследовали убитые, по чьим телам он ступал, идя в атаку, глядя в наполненные ужасом остановившиеся глаза.
И только среди солдат он не чувствовал себя одиноким, у него появлялась уверенность, что скоро всем несчастьям наступит конец.
Трр… Трр… — затрещал телефон в окопе.
— Алло, младший лейтенант Ботяну слушает. — В трубке что-то зашуршало, будто туда забралась мышь, и голос на другом конце провода опросил:
— Ботяну, как у тебя с личным составом и боеприпасами?
— Господин полковник, в роте осталось шестьдесят процентов личного состава.
— Это ничего, младший лейтенант, в других частях и того меньше. Вечером к нам придут гости. По сигналу ваша рота пойдет в атаку впереди батальона.
— До гостей ли нам сейчас, господин полковник?
Полковник засмеялся.
— Ладно, ладно, поговорим ночью, после атаки. Желаю удачи, младший лейтенант, не теряйте хладнокровия в бою. Я хочу награждать храбрецов при жизни, а не посмертно.
Не успел Ботяну положить трубку, как его окружили солдаты. Он внимательно посмотрел на каждого из них. Сколько их останется в живых завтра, после атаки?
— О каких гостях шла речь, господин младший лейтенант?
— Не знаю, вечером, до начала атаки, они прибудут сюда.
— Ночная атака?
— Да, Илиуц, будет ночной бой. Готовьте фраки. Музыку обеспечит артиллерия. Слышите, опять начинает!
Орудия гремели то с одной, то с другой стороны, дождь пуль осыпал солдат. Но пехотинцы стойко выдержали две контратаки, и фашисты оба раза вынуждены были отступить.
Вдруг со стороны противника послышался глухой шум танков, напоминающий рев разъяренных медведей.
— Сколько мы здесь еще продержимся?
— Почему нам не посылают подкрепления, почему нас никто не поддерживает?
— Наста, сколько мин у тебя осталось?
— Четыре!
— Четыре! А танков, судя по грохоту, больше двадцати только на одном нашем участке.
Дрр… Дрр… — опять затрещал телефон.
— Младший лейтенант Ботяну слушает…
— Приказываю вывести роту впереди батальона и начать атаку! Действуйте!
— Слушаюсь. Но это трудно… обстреливают. Впереди танки. От роты осталась всего половина.
— Выполняйте приказ, Ботяну, и мужайтесь. Мы вас поддержим. Не останавливайтесь, пока не достигнете высоты, ясно?
— Ясно, господин полковник.
— Рота, слушай мою команду, до акаций перебежками, вперед!
Солдаты выскакивают из окопов и бегут, стараясь выйти из зоны заградительного огня вражеской артиллерии. Они бегут тяжело дыша, спотыкаются, поднимаются и снова бегут. Возле акаций они падают на землю. Как большие фантастические существа, проходят мимо «пантеры». Теперь ими займется полк.
Рота должна идти в атаку. Нет! Еще не время! Сначала нужно занять оборону и, скосив фашистскую пехоту, отрезать ее от танков, а затем уже двинуться вперед в темноту ночи.
С флангов — справа и слева — продвижение роты поддерживает артиллерия батальона. У подножия высоты солдаты остановились в замешательстве. Атака захлебнулась. Неужели опять придется возвращаться?
— Ни шагу назад! — кричит Ботяну. — Захваченную позицию нужно удержать хоть зубами. Таков приказ: умереть, но не отступить!
Трассирующие пули белым шелком прошивают полотно ночи. Ракеты, как разноцветные фонарики, освещают на несколько минут всю местность. Из-за высоты показались новые танки. Наста поднимается, держа в руках круглую мину, которая в любую минуту может разорваться на сотни осколков…
— Оставьте мину, Наста. «Пантеры» должны пройти, не обнаружив нас. О них есть кому позаботиться.