Поговори со мной

Юлия Черных

Поговори со мной

Небо было лазурным, море лазоревым, галька — сизой, а настроение безмятежно-голубым. В первый отпускной день Майка взахлеб бултыхалась в море; во второй — томно возлежала на пляжу; на третий начала звереть. В прибрежном грунте абрикосовых косточек и окурков оказалось больше, чем камешков. Из глубин Черного моря всплыли чудовищные медузы, мутировавшие от сероводорода. Детишки, оккупировавшие пляж, похоже, в раннем детстве были поголовно похищены цыганами, выращены в таборе и возвращены флегматичным родителям в возрасте, не подлежащем перевоспитанию.

Переступая через черные, белые и бордовые тела, Майка покинула пляж и отправилась покорять горы.

Маршрут она выбирала чисто умозрительно. У нее имелось две карты: старая, доставшаяся от родителей, и новая, купленная в магазине «Атлас». На старой карте горы изображались натурально, горами и пиками, некоторые с шапкой снега, а городки — в виде рядов трогательных домиков с красными крышами. Вторая карта выглядела солиднее, там были обозначены параллели, меридианы, линии высот и прочие топографические премудрости.

Врали обе.

Майка поняла это, когда пыталась добраться до симпатичного круглого озерца в ближайшем ущелье. Сначала она забрела на татарское кладбище. Оттуда она убралась как можно быстрее. Потом оказалась в экспериментальном питомнике винограда, яблонь и каких-то незнакомых растений с красными круглыми ягодами. Каждый сорт был оснащен табличкой с латинским названием и кратким описанием. Например Muskat Gamburgskii. А на незнакомом растении табличку частично смыло дождем, осталось «Ackonit…» чего-то там.

Ни на кладбище, ни в питомнике ни одной живой души не наблюдалось.

Родители, средства массовой информации и баснописец Крылов предупреждали Майку, что немытый виноград есть нельзя ни в коем случае. И она держалась, пока не дошла до Gamburgskii Muskat. Над делянкой виноградных кустов, над прогретыми солнцем янтарными гроздями зрелых ягод висело облако аромата, по интенсивности напоминающее выброс на парфюмерной фабрике. Майка осторожно отщипнула одну ягодку, протерла о запотевшую майку, положила в рот, закрыв от наслажденья глаза…

В следующий раз она открыла глаза совсем в другом месте. То есть, сначала она их не открыла. Сначала Майка обнаружила себя лежащей на земле. Голова была словно ватой набита. В памяти зиял провал, в котором, как выхваченные фонариком, всплывали обрывки видений. Вот она тянется к красным ягодам. Вот бредет по тропе. Вот перед глазами оказывается табличка «Кладбище домашних животных», и чей-то голос повторяет снова и снова: «Иди к озеру, освежись». Потом огромная туша вырастает рядом, ее несут…

— Ой, баюсь, баюсь! — заверещало над головой. Голова немедленно включилась и тут же заболела.

— Ой, баюсь, баюсь! — не унимался голос.

— Ну, убей себя апстену! Чего верещишь? — сказал кто-то рядом.

— Медвед пришол!

— Тупайа афца! Медвед давно ушол. Это другое жывотное.

— Из Бабруйска? — с надеждой спросил голосок.

— Нет, из газенвагена!

Майка попыталась подняться и оглядеться. Вокруг по-прежнему никого не было. Маленькая разноцветная птичка вспорхнула с камня над ее головой и отлетела подальше. Большая рыжая ондатра шлепнулась в воду и поплыла, виляя широким мохнатым задом.

От озера шла тропа, переходящая в дорогу. Кое-как умывшись, оправив одежду (местами мокрую, местами грязную), Майка поплелась домой. Солнце уже село, когда она вошла в комнату, которую снимала, и рухнула на кровать.

Наутро Майка проснулась в разбитом состоянии и прекрасном настроении. Приключение стало казаться забавным — по крайней мере будет чего рассказать! Несколько настораживали провалы в памяти. Образы, пейзажи и действия вчерашнего дня сливались в туманную полосу. Как говорила подруга, у которой такие провалы случались с перепою: «Помню факт, но не помню процесс».

Во дворе послышались голоса. Хозяйка привела очередного постояльца. Потом, судя по шагам, повела его на второй этаж.

— Красавчег, — одобрительно сказали за окном.

Майка выглянула. Хозяйкина кошка, белая с черными пятнами, грелась на утреннем солнышке. Рядом крутился хозяйкин пес. Увидев Майку, он радостно замахал хвостом:

— Превед, какдила?!

Майка протерла глаза. Так. Дожила. Опять. Слуховые галлюцинации.

— Что вы сказали? — спросила она неуверенно в пространство.

— Ржунимагу! — это явно была кошка. — Красавчег пришол, поняла?

— Поняла. Ниипет, — растерянно сказала Майка на незнакомом языке и рухнула обратно в кровать.

Кошку звали Мария Ивановна и никак иначе. Пса — Семен Семеныч, по жизни — Сема. «Красавчег» оказался молоденьким парнишкой с большими рыжими усами. Вечером к нему присоединились еще двое таких же — молодых и усатых. Они учились в техникуме МЧС на пожарников и называли себя «братусы». Братусы азартно отдыхали — бегали на дискотеки, мотались к пещерам, прыгали в море со всех возвышающихся строений и обрывов. На Майку они внимания не обращали, поскольку относились к другой возрастной категории.

— Крысюки стайные, — сказала про них Марь Иванна, разочаровавшаяся в «красавчеге». Однако кошка считала, что одинокая курортница — это неприлично, и всеми силами старалась найти ей пару.

Второго кавалера, предложенного Семой, Марь Иванна не одобрила.

— Тошший, как сааффтар, — пояснила она. — Фтопку.

Третий кавалер нашелся сам. Майка шла домой с пляжа, щелкая вкуснючие семечки. Она уже привыкла и не обращала внимания на птичьи сплетни, переругивание и сторожевые крики собак, вкрадчивый шепот медуз.

Возле калитки Марь Иванна с Семен Семенычем устраивали представление. Марь Иванна, выгибая спину, шипела на заборе и норовила цапнуть Сему, бросавшегося на нее с яростью волкодава. За сценой наблюдал привлекательного вида мужчина в светлом костюме. У него в руках имелся чемодан среднего размера и авоська с дыней. Марь Иванна, зашипев в последний раз, спрыгнула с забора и взвилась на дерево. Семен Семеныч заплясал внизу. «Красота! — подумала Майка. — Станиславский видел бы — плакал!»

— Сема, фу! — строго сказала она.

— Это Ваша собака? — немедленно спросил мужчина.

— Хозяйкина.

— Вы не знаете, здесь есть места? Я приехал к знакомым, а там все занято.

— Найдем.

На следующий день съезжало большое семейство, а пока мужчину — Кирилл, как он представился, — подсунули ночевать к братусам. Впрочем, необходимости в этом не было, поскольку Майка и Кирилл всю ночь прогуляли по набережным. Как и последующие вечера, ночи, утра. Только днем Кирилл уходил, пока Майка устраивала себе сиесту, отсыпаясь.

За это время она узнала про Кирилла все. Его интеллектуальные и гастрономические предпочтения, отношение к жизни, любви, браку, животным. Нелегкое детство в разведенной семье, нескладные отношения с девушками. Трепетное сердце измученного одиночеством мужчины легло в ее раскрытую ладонь…

Кирилл уезжал на три дня раньше. Взяв клятвенное обещание звонить, как только она приедет. Майка промучилась три дня, ругая себя за инертность и нерешительность — ну что ей стоило обменять билеты! Как только она въехала в зону действия сети, принялась названивать по мобильнику. Никто не подходил, и это было странно. Перебрав все возможные варианты, начиная от самого страшного: неправильно записала номер, заканчивая банальным: едет в метро, с замиранием сердца Майка вернулась домой.

Таща за собой огромный чемодан, она поднялась на второй этаж и на минуту остолбенела перед опечатанной дверью. «Понаклеили тут», — подумала она, с раздражением срывая бумагу, и повернула в замочной скважине ключ.

Войдя в квартиру, она зажгла свет и направилась на кухню, но натянутая желтая лента тугой полосой перегородила ей дорогу. Осторожно перешагнув, Майка подошла к столу, на котором в креме двухъярусного свадебного торта грустила одинокая невеста. У плиты белым мелом некто обвел контуры тела высокого человека. Впрочем… сам труп отсутствовал.