Страница 64 из 68
— Так ты поэтому не подходил ко мне, пока мы шли в храм, а потом и в самом храме? Потому что мадам Чактча боялся? — Рене был так поражен своей догадкой, что даже забыл рассердиться на слова приятеля, что индианка умерла из-за него. Да и что на него без толку сердиться, Хвост есть Хвост, он всегда и всем говорит то, что люди не хотят слышать.
— Ну, боялся, и что? — не стал спорить тот. — Я вообще всей нечисти боюсь, особенно бабского пола. Они ж такие гадюки, что даже добро делают с вывертом.
— Как это с вывертом? — удивился Рене.
— А вот так. Слышал историю про то, как один матрос поймал морскую деву?
«И даже участвовал», — хотел сказать Рене, но не сказал. Просто покачал головой, что, мол, не слышал. Останавливать Хвоста, когда тот решил рассказать очередную историю, было бесполезно.
— Так вот, — оживился Хвост, — поймал один парень сетью морскую деву, и говорит ей: «Давай, мол, выкуп, а то не отпущу!» Сказок, видно, наслушался, дурень. Эта русалка его и спрашивает: «Какой же выкуп ты хочешь, добрый человек?» А тот парень просто помешан был на волынке, очень ему хотелось хорошо на ней играть. Он и говорит: «Сделай так, чтоб я на волынке умел играть!» Она тогда снова спрашивает: «А как ты хочешь на ней играть, чтоб тебе нравилось или чтобы всем остальным?» Он подумал-подумал и говорит: «Чтобы мне!» Она говорит: «Хорошо, пусть будет, как ты скажешь!» Матрос, понятное дело, захотел проверить. Принес волынку, заиграл. Правда нравится. Он и отпустил русалку.
— А потом?
— А потом собрались ребята, и он им решил сыграть. А они его за борт выбросили.
— Почему?
— Да потому, что ему его игра нравилась, а остальным хоть вешайся, понял?
— То есть она вроде помогла, а вроде и не помогла, — сделал вывод Рене.
— Точно. Вроде, с одной стороны, все честно сделала, а с другой — надурила. Бабы — они все такие.
— Нет, не все! — по привычке возмутился Рене.
— Ага, не все, — усмехнулся Хвост. — Знаешь, как та ведьма мне помогла, ну которая из нашей деревни? Я к ней пришел, чтобы погадала, значит, какая судьба меня ждет. Принес ей, что смог из дома стащить. Каравай хлеба, сыр и десяток яиц. Денег-то у меня не было, откуда же им взяться? Она посмотрела на меня и говорит: раз ты хлеб из родительского дома украл, то и судьба тебе будет всю жизнь грабить да воровать. А за то, что тебе тот хлеб не дорог, никогда ты больше материнского хлеба не попробуешь!
— И что? — Рене смотрел на Хвоста, будто впервые увидел.
— И то. Все верно сказала, старая стерва. А то ты не знаешь, чем я сейчас занимаюсь! И хлеба материнского я с тех пор действительно не пробовал, потому что в тот же вечер меня кузен с собой на корабль сманил. Он матросил там у одного капитана, а меня, значит, юнгой…
— Да ерунда это все! — Рене вдруг стало жаль Хвоста, и он решил его поддержать. — Вот выберемся отсюда, заберем золото и вернемся во Францию! Там и хлеба домашнего поешь, и грабить больше не будет нужды с такими-то деньгами. Купишь земли, заделаешься помещиком… Да все будет хорошо, Хвост!
— Думаешь? — с подозрением спросил тот.
— Не думаю, а знаю! — отрезал Рене. — А теперь спи, хватит трепаться!
Хвост снова улегся, натянув на себя соломенную циновку, а Рене задумался. Эх, вспомнить бы поточнее, что ему пообещала та морская дева, с которой он встретился… Да ведь сколько времени уже прошло.
— Эй, Резвый! — неожиданно позвал Рене Крюк, прерывая его размышления. Пират стоял у окна на пододвинутой к стене скамейке. — Там твоя рыжая бестия гуляет, хочешь посмотреть?
— Где? — сорвался с места Рене.
Посмотреть на рыжую Беатрис действительно очень хотелось. Кто знает, может, она будет последней привлекательной женщиной, которую ему доведется увидеть в своей жизни. Он вскочил на скамейку, столкнув с нее Крюка, и жадно уставился на улицу.
Она действительно была там. Прогуливалась по небольшой площади перед губернаторским дворцом, в подвале которого находился Рене, такая же ослепительно красивая, как и в прошлый раз. Рядом с ней никого не было, остальные гуляющие прохаживались от нее на приличном расстоянии, и Рене не удержался. Когда она подошла поближе, он приподнялся на цыпочки и чуть ли не просунул голову между прутьями решетки.
— Мадемуазель Беатрис! — с преувеличенным удивлением воскликнул он. — Какими судьбами? Что делает такая приличная девушка в этом районе?
Она удивленно обернулась, потом прищурилась, пытаясь вспомнить. Вспомнила.
— А вы, милорд Резвый, я вижу, пошли в гору! — насмешливо улыбнулась она. — Снимаете жилье в доме самого губернатора!
— Вы не представляете, какая тут дешевка, мадемуазель! — с удовольствием отозвался Рене. — Если губернатор пригласит вас пожить у него, ни за что не соглашайтесь!
— Льщу себя надеждой, милорд, что меня он никогда не пригласит!
— Я тоже льстил себе множеством надежд, мадемуазель Беатрис! — грустно заметил Рене. — Теперь жалею!
Она замерла, внимательно глядя на него и мягко поглаживая при этом рукоять своей сабли.
— Вы дали мне хороший совет, милорд, — вдруг ни с того ни с сего сказала она. — Я непременно им воспользуюсь. И кроме того, до меня дошли слухи, что вы пытались защитить от одного подлеца мое доброе имя. Надеюсь, об этом вам никогда не придется пожалеть. Я сегодня же попрошу друзей, чтобы вам передали от меня подарок. Прощайте, милорд!
Она развернулась и, изящно покачивая бедрами, направилась прочь с площади. Рене почти не понял, что она имела в виду, когда говорила про совет и про подарок, но совсем не думал об этом. Он просто был рад, что поговорил с красивой девушкой и что она оценила то, что он пытался защитить ее честь. На какое-то время он почувствовал себя настоящим рыцарем. Правда, продолжалось это только до тех пор, пока он не вспомнил, как легко с ним справился Белтроп, но настроение все равно осталось прекрасным.
А поздно ночью стало ясно, о каком подарке говорила прекрасная Беатрис. Кто-то, несмотря на стоявшую вокруг здания охрану, сумел подобраться к окошку и просунул сквозь прутья решетки два довольно приличных свертка. Хорошо, что как раз под окном спал один из пиратов, и они упали прямо на него, иначе шуму было бы много. Потому что в них было оружие — полтора десятка сабель и пистолеты, а еще тонкие и длинные пилки, чтобы перепилить решетки.
Быстро сообразив что к чему, пираты принялись за работу. А чтобы тонкого визга пилочек не было слышно с улицы, они под руководством Рене всю ночь распевали молитвы и церковные гимны. Концерт получился славный. Пираты орали так, что их два раза приходили успокаивать, потому что они мешали губернатору спать. Но разве можно запретить людям молиться?
Рук у пиратов было достаточно, желания выбраться на волю еще больше, и к утру решетка приказала долго жить. Самые здоровые и ловкие из пиратов вылезли наружу, тихо перебили дремлющую охрану и помогли выбраться всем остальным. Хвоста поднимали и проталкивали сквозь окошко всей командой, а потом тащили на соломенной циновке до самого корабля.
Их лоханка дожидалась их там, где они ее оставили. Возле нее играли в кости всего лишь два человека охраны, которых, разумеется, сразу же убрали. Такое малое количество охранников позволило пиратам сделать вывод, что их «Хитрая лисица» никого, по большому счету, не заинтересовала. Это подтвердилось, когда они поднялись на корабль. «Лисицу», конечно, обыскали, следы этого были везде, но убедившись, что золота тут нет, начальство, похоже, просто забыло о ее существовании. Даже припасы не сгрузили. Рене осталось только отдать команды «убрать сходни» и «отдать швартовы», и их кораблик отошел от пристани. К утру они уже были далеко от Бельфлора, и погоня, даже если таковая и была, безнадежно от них отстала.
Остров сокровищ, куда они добрались всего лишь через четыре дня, встретил их своими обычными чистотой и невинностью. Золото было на месте, его откопали и погрузили на корабль, который после благополучного побега с Бельфлора дружно решили переименовать из «Хитрой лисицы» в «Королеву Беатрис». Что в общем-то было почти одним и тем же, но «Королева Беатрис» звучала значительно красивее и лучше выражала пиратскую благодарность рыжей бестии мисс Шарп.