Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 41 из 119

То, что на «Хэ» в большинстве подобных случаев послан не только мужчина, но и здравый смысл, а также возможное собственное счастье, для женщины пренебрежимо малый нюанс.

— Лерочка, а что мешает?

— Ничего не мешает, просто «нет».

— Но ведь за твоим «нет» что-то стоит, не так ли?

Лера обдумывает ответ некоторое время. Нельзя сказать, что вечер испорчен. Просто сегодня я не хотел ничего писать, я хотел уютно побеседовать с симпатичным мне человеком за столом, отражаясь с ним в одном самоваре. А теперь вижу, что выхода попросту нет.

— Потому что так не делается, понимаешь, Кирилл?

В эту секунду я уже нажимаю ногой клавишу включения компьютера. Попутно интересуюсь, как же именно должно делаться. Сбивчивых, запутанных пояснений Леры хватает ровно настолько, чтобы операционная система запустилась, а рабочий стол высыпал передо мной несколькими рядами иконок. Я подвожу стрелку мыши к кнопке «Microsoft Word». Я отражаюсь не в самоваре, а в экране. Один.

— Почему «не делается»? Как же тебе втолковать-то… Потому что ты должен был меня поуговаривать, в конце концов!

В ту секунду, когда это звучит, передо мной расстилается полотно новой страницы текстового редактора. Чистый лист как символ бескрайней свободы в выборе художественной темы — и эта фраза по телефону как символ того, что в реальной жизни у свободы не женское лицо. Ничего иного прозвучать не могло.

И я, как в заколдованном лесу, вынимаю из ножен мачете и начинаю свой долгий изнурительный путь сквозь невообразимые лианы. Ведь где-то там, очень далеко, брезжил просвет…

— Лера, — говорю. — Что-то мне все равно подсказывает, что ты хотела бы со мной провести этот вечер в домашней обстановке.

Она не отрицает.

— Конечно хотела бы, Кирилл. Классная идея, но…

— Для чего мы доверяем друг другу? Для чего мы с тобой бросаемся в самые сокровенные темы? Для чего не можем наслушаться друг друга по два-три часа? Чтобы так вот получилось? Чтобы классная идея разбилась о… Мне даже не понятно, как это назвать. Обо что с твоей стороны она разбилась?

— Кирилл, я же девушка. С девушками надо по-другому; они любят, когда их просят, когда их согласия добиваются, ну! Нельзя просто взять и брякнуть: «Давай ко мне». Я же говорю — надо поуговаривать.

При этих словах я почему-то жмурюсь. Ряд людей, и Лера в их числе, называет меня циником. Это правда, но, видно, только часть правды, раз мне без преувеличения больно от того, что я слышу. Я отвечаю:

— Лер, мне кажется неправильным уговаривать человека сделать то, что он и сам хочет. Это оскорбляет и одного, и второго. У тебя есть желание, оно осознанно, оно в трезвом уме и здравой памяти озвучено мне — так при чем тут уговоры? Зачем уговоры? Не будет л и это напоминать разговор двух дебилов перед деревом: «Это дерево» — «Да нет, это дерево» — «Да ну брось ты. Я тебе говорю, это же дерево» — «Ты успокоишься, нет? Сказал дерево, значит дерево!» Я не стану тебя уговаривать, Лера. Я не отношусь к тебе, как к дебилу, и себя таковым в придачу не считаю. Я отзываю свое приглашением передумал. Мне не плевать на здравый смысл, понимаешь? Мы ведь люди, Лера. Люди, которые после сказанного тобой сидят по своим домам и никто ни к кому не едет.

— О-о-о! — смеется она (плоховато смеется). — Женщины и здравый смысл несопоставимы.

Мне бы бросить трубку, раз я так истово молюсь на этот здравый смысл. Это было бы самое то. Но размахнулась рука, раззуди-лось плечо, и надо прорубаться вперед, как будто еще чуть-чуть, еще совсем мизер — и все изменится. Надо добраться, надо… До чего? Не знаю. Этот диалог я за ничтожнейшими исключениями застенографировал полностью. Здесь нет ни слова неправды.

— Несопоставимы, — бормочу я ей, — несопоставимы… Тогда пускай мужчины и осмысленное отношение к женщинам тоже будут несопоставимы. Идет?

— Что-то я не понимаю тебя…

— Лер, как жить дальше? Как жить дальше, если даже близкие по духу люди не могут встретиться без уговоров?

— Ты зря ломаешь трагикомедию. Восемь женщин из десяти повели бы себя в данной ситуации абсолютно так же. Ты просто не умеешь правильно обращаться с женщинами.

— Не умею. Неуч.

— Мне кажется, что с таким подходом ты вообще останешься холостым на всю жизнь.

— Да, Лерусик, вот уж воистину проницательный прогноз! Высшая, можно сказать, математика. — Теперь настало мое время ненатурально посмеяться. — Ты совершенно права: если такими являются восемь женщин из десяти, то с вероятностью восемьдесят процентов я проживу всю жизнь холостяком.

— Кирилл, ты, конечно, смейся дальше… Но мне кажется, что нельзя так спонтанно приглашать.

— Вас надлежит известить о своих намерениях по почте? Прислать подготовительную повестку? Тем не менее, если бы я как следует поуговаривал, то спонтанность моего приглашения была бы прощена, да? Ты бы сейчас уже собралась и была в пути, так?

— Да, я ведь, в конце концов, взрослая женщина. К спонтанности в таком случае отнеслась бы с пониманием. Но ты ведь хочешь всего сразу и не стараешься ради этого.

— Так что же мешает взрослой женщине избавиться от этих грубых заусенцев на коре головного мозга? Кого ты поставила в дурацкое положение своим «поуговаривать»? Меня?





Где-то здесь она решает сманеврировать в другую сторону, хотя подходящий поворот давно пролетела. Обновленная версия отказа не звучит, что я ей разъясняю буквально на пальцах.

— Видишь ли, до тебя так долго ехать…

— «Долго»… Ну что ж, настало время объяснить, что для тебя «долго» в количественном выражении.

— Ну я пока оденусь, пока дойду до метро, пока доеду…

— Стоп! Дай мне, пожалуйста, количественное выражение понятия «долго».

— Допустим, ты в пункте «А», а я в пункте «Б». Чтобы добраться из «Б» в «А», требуется время… Допустим, расстояние между… ой, а ты не знаешь, сколько между нами километров? Километров пятьдесят, да? Ладно, допустим скорость поезда… м-м-м, а какая у них скорость?

— Э, нет, это мы так до трех ночи будем задачки решать. От «Новослободской» до «Бунинской Аллеи» ехать минут сорок пять— пятьдесят. От твоего дома до метро идти минут десять. От метро до моего дома — еще пять минут. Итого час — час и пять минут.

— Ну вот!

— Раз количественным выражением для твоего «долго» является один час, то не составит труда вычислить, что для тебя «быстро».

— Да как ты не поймешь! «Быстро» — это когда… ну это когда быстрее.

— Нельзя определять понятие через самое себя, Лера, это логически неряшливо.

— А тебе опять нужна логика, да?

— Мне нужно понять, что ты имеешь в виду. Сколько времени для тебя соответствует понятию «быстро»?

— Ну-у-у…

— К примеру, если бы я жил на «Полянке», до меня было бы десять минут пути на метро, так?

— Да, в районе того.

— Это быстро?

— Да, вот это — быстро!

— Прекрасно. Раз мы теперь знаем численное выражение понятий «быстро» и «долго», мы можем найти ту точку, где одно переходит в другое.

— Чего-чего?

— Рубеж, на котором кончается «быстро»…

— Не поняла.

— Условная граница, за которой начинается «долго»…

— Ты меня запутал!

— Сколько должно натикать на твоем секундомере, чтобы ты сказала: «Это пока еще "быстро", это пока еще допустимо… А вот дальше — вот отсюда вот! — уже перебор»?

— Скажем так, минут тридцать.

— О! Видишь, как все, оказывается, просто! Тридцать минут — это и есть тот искомый рубеж, за которым у приглашающей стороны нет шансов на твое согласие. Иначе говоря, жил бы я в тридцати двух минутах от тебя, жил бы я в тридцати минутах и одном дюйме от тебя, мне бы ничего не светило.

— Почему? Опять же, смотря, как бы ты меня уговаривал.

— Нет, ну вы слышали это? Оказывается, количество уговоров напрямую зависит от расстояния, от каждого лишнего километра! Введи покилометровую тарификацию, Лера. Разбей Москву на зоны, как в электричках. По одному дополнительному уговору за каждый сверхлимитный километр.