Страница 4 из 119
— Женщина мужчину может обижать, но редко!
Рука инстинктивно дернулась к карандашу, и фраза молниеносно была записана.
— Давай допишем, насколько редко? С какой периодичностью?
— Ну, дописывай!
— Нет, ты ответь, насколько редко.
— Один раз в неделю.
Записано. И опять Аня, не задумываясь, ставит свою подпись.
— Резонен вопрос: а мужчина женщину может обижать?
— Мужчина женщину не имеет права обижать! — отчеканила Анна на горе всем мужчинам на ее жизненном пути.
И опять я скоренько набросал этот постулат и попросил Аню завизировать, что она и сделала.
— Так. Хорошо. Вернемся к обещаниям. Ты считаешь, что тебе как женщине обещания можно не выполнять?
— С чего ты взял?
И действительно, с чего я взял? Придумал, наверное. Но не стал возвращать ее в начало разговора, потому что ту самую фразу в обрамлении кричащего «ващета» я не записал, и мне ничего не оставалось, как перейти к точечным ударам.
— А перед кем ты выполняешь свои обязательства тогда?
— Я выполняю свои обещания перед людьми, которых я хорошо знаю.
Записано. Подписано.
— А перед кем ты не выполняешь своих обещаний?
— Я не выполняю обещаний перед людьми, которых не знаю.
Логично, в общем-то. Запись. Подпись.
Чтобы не кипятить свой мозг, я решил не вторгаться далее в поле сознания человека, которому «все можно» и перешел к «спокойным» темам.
— А какие тебе мужчины нравятся?
— Мне нравятся порядочные мужчины!
Снова записано. Хотелось добавить: «В отношении которых я буду иметь право поступать непорядочно!» Хе-хе. Или Аня имела в виду, что порядочность есть не что иное, как умение прощать и носить на себе тонны неоправданной женской необязательности и хамства? Ответа у меня нет.
— А что для тебя честь?
Уже не первый раз замечал, что этот (в сущности, простой) вопрос приводит людей в абсолютное замешательство. Почему-то они — в особенности девушки — не сразу вспоминают, что «честь» и «честность» — однокоренные слова. Аня не была исключением и что-то бубнила, перемежая мычание постоянными «ну».
— То есть для тебя честь — это многоточие! — пытался я помочь собеседнице.
— Ну, типа того!
— Мне так и записать: «Честь для меня — многоточие»?
— Записывай.
Сказано — сделано.
— А ты замужем?
— Я замужем!
Может быть, и не было смысла записывать такую простую (вариант: пустую), ничего не значащую фразу, но я почему-то был и остаюсь уверенным, что она соврала (чести-то нема). И, возможно, запись эта станет неоспоримым доказательством лжи. Странно получается: когда незамужняя женщина говорит, что у нее есть муж, — это нормально, это воспринимается как вранье в самую последнюю очередь. А вот если женатый мужчина скрывает, что он в браке, — это возмутительно, это предательство, это наглая, неприкрытая ложь. Милые, и в первом, и во втором случае мы имеем дело с лживым поведением! Пусть это разные подтипы вранья, у них разные мотивации, но, тем не менее, это ЛОЖЬ.
— А есть в жизни то, чего ты не достигла?
— Я абсолютно всего достигла! — уверенно отбарабанила Аня.
Еще бы! Я охотно ей верю, ведь она в процессе разговора ввернула еще и такой оборот: «Мне не привыкать подписывать, секретари столько бумаг приносят». Не могу похвастаться, что записал его, поэтому привожу не дословно. Все у Ани есть, жизнь удалась, вот только остается неясным, как обстановка этого горе-клуба могла импонировать внутренней сущности преуспевающей особы.
— То есть тебе всего хватает? — продолжил интересоваться я.
— Мне всего хватает!
Записано. Подпись поставлена. И только я начал муссировать в голове очередной вопрос, моя собеседница налилась кровью и выпалила в дерзком тоне: «Ты заколебал меня, может, хватит? И ваще, нам пора!» Хотел я было проблеять, что это же ты, Анечка, разрешила мне записывать, что мне просто казалось, что ты знаешь цену своим словам… Но все мои потуги вымолвить что-либо были резко, в брутальной форме, пресечены Аниным «скорым копошением».
Из-за громкой музыки (все про тот же ветер, и по пятнадцатому разу) я не мог слышать, что делалось на другом конце стола, но выглядело это более чем занимательно.
Кирилл со стороны был похож на жонглера, ловко кидающего в воздух слова. И почему-то во мне бродит уверенность, что он закидал собеседниц ими, ведь у одной из них, когда я поймал ее взгляд, в глазах читалось явное желание размозжить Кириллу башку. Моя Анечка-лебедушка уплыла, я скучал, и мне ничего не мешало встать, подойти к обозлившейся мадам и попытаться разрядить обстановку (может быть, мы действительно перегнули палку). Попытка узнать ее имя, как обычно бывает, закончилась абсолютнейшим «никаком», после чего я прокричал, что мы не хотели никого обидеть, просто…
— Валите отсюда! Чего вам надо! Может, хватит грузить?!
После данного тройного тулупа девочка делает следующее па: скрещивает руки и поднимает их на уровень лица. Первый раз в жизни я чувствовал себя нечистой силой, от которой, закрываясь крестом, голосили: «Сгинь, сатана!» Интересные, надо сказать, ощущения.
Мы ретировались, унося в кармане очередной фугас, сделанный тем, против кого он будет направлен. Зачем же, Аня, вы себя сознательно подрываете? Скажите простейшее: «Я сморозила глупость!» — и незамедлительно я искромсал бы, сжег бы все, что записал. Но вы пошли по более сложному пути — вам хотелось доказать, что правы вы, и для этого готовы были использовать любые приемы и уловки, не думая, насколько нелепыми и бездейственными они выглядят со стороны. А когда почувствовали, что все идет куда-то не в ту сторону и против вас, вам стало неуютно, и осознание собственной неправоты подтолкнуло к единственно «верному» решению — агрессивно оставить меня.
Хорошо хоть не послала в неприличное место.
Спасибо вам, Анна. До встречи.
Филя очень точно дает характеристику наблюдаемым процессам. Подхватываю. На моем конце стола именно «делалось». Все, что мне явила собеседница, целиком и полностью лежало в сфере страдательного залога. Я спрашивал — мне отвечалось, я шутил — мне кивалось, я делал паузу — мне в ответ тягостно молчалось и упиралось взглядом в стол. Она бы и рада была встать да уйти, но вот досада, ей что-то не уходилось. Она вся погрузилась с головой в страдательный залог и там страдала в напряженной позе, изнывая от моего навязчивого общества. До сих пор не могу забыть: девушка на протяжении всей, с позволения сказать, беседы зачем-то держала в руках матерчатую салфетку, натянув ее наподобие транспаранта, что явно символизировало желание отгородиться. Но мы же, черт побери, не на Военно-Морском флоте, чтобы сигналить флажками! Не хочешь общаться — скажи об этом ртом, и я уйду ногами. Единственное, что мне запомнилось из нашего кособокого диалога, так это просьба «не грузить».
Это самое заветное «не грузи» преследует нас с Филей почти везде, где мы пытаемся говорить, общаться, осуществлять полноценный акт коммуникации с обратной связью, а не нести бульварную бессмыслицу ни о чем. Как только мы начинаем фразу, содержащую более одного неизвестного или, не дай бог, научного слова, нас незамедлительно посвящают в грузчики. На нас искренне обижаются за незнакомые слова, представьте себе! Как будто мы произносим их со злым умыслом. Как будто мы обкладываем человека иностранными ругательствами, а он подозревает неладное, но доподлинно знать не может и потому нервничает. Но это не показуха, девочки! Мы так устроены, таков объем нашего словарного ресурса. Нет нашей вины в том, что в языке существуют определенные слова, равно как и нет ее в том, что лично вы этих слов не ведаете. Почему не спросить значение новой для вас лексемы? Мы с радостью и без подтруниваний дадим перевод; вы чего-то не знаете, мы чего-то не знаем — обычное дело… А обижаясь, вы признаете: да, я дура, да я не в силах это изменить, и поэтому не забывайте делать скидку яа оный печальный факт, когда со мной общаетесь.