Страница 69 из 89
Угарина провели в небольшой кабинет рядом со спальней баронессы, где он застал своего кузена беседующим с адмиралом.
— Где же Тамара Николаевна? — спросил он, обменявшись рукопожатием с Магнусом и адмиралом.
— Она нездорова и не выходит из комнаты. Баронесса Рабен старается развлечь ее, — ответил барон.
— Надеюсь, болезнь не опасна?.. Баронесса в постели?
— Нет. Она простудилась на кладбище, где пробыла слишком долго, приводя в порядок могилу отца. Два дня ее здоровье очень беспокоило меня, но теперь, слава Богу, ей лучше! Только она очень слаба, и доктор советовал не утомляться.
Князь сел с рассеянным видом, жадно прислушиваясь к тому, что происходит в соседней комнате. Услышав серебристый смех Тамары, он подошел к двери и крикнул сквозь спущенную портьеру:
— Привет дамам!
— Здравствуйте, Арсений Борисович, — весело ответили ему из спальни.
— Можно войти поздороваться с очаровательной больной?
— Отчего же нет, если позволит Магнус, — ответила, смеясь, Тамара.
— Слышишь! — сказал князь, оборачиваясь к своему кузену. — Прибегаю к тебе и прошу твоего разрешения поздороваться с баронессой и немного развлечь, так как ты и адмирал покинули ее!
Насмешливая улыбка скользнула по бледным губам барона.
— Иди, иди! Я знаю, что с тех пор, как ты познакомился с моей женой, мое общество потеряло в твоих глазах всякую цену!
— Фи, какая клевета! Это не по-христиански: давать одной рукой и тотчас же отнимать другой! — возразил князь, исчезая за портьерой.
С каким-то странным волнением вошел Арсений Борисович в святилище очаровательной молодой женщины, которой он все более и более увлекался.
Это была обширная комната, обтянутая голубой шелковой материей, с мягкой мебелью, так и располагавшей к отдыху. На туалете, задрапированном дорогими кружевами, стояло большое зеркало в серебряной рамке, с гербом Лилиенштернов. На стене висели портреты Ардатова и Кадерстедта.
Большая лампа под белым абажуром нежным светом освещала ближайшие предметы, оставляя в таинственном полумраке остальную часть комнаты. Молодая женщина лежала на кровати в роскошном батистовом пеньюаре. Арсений Борисович быстро подошел к ней и поцеловал протянутую ему маленькую ручку. Одного взгляда было достаточно, чтобы убедиться, что Тамара поправляется. Никогда еще она не казалась ему такой обольстительной, и его сердце сильно билось, когда, поздоровавшись с госпожой Рабен, он сел в кресло, стоявшее в ногах кровати, и устремил свой пылающий взор на молодую женщину.
Тамара скорее почувствовала, чем увидела этот страстный взгляд.
— Расскажите нам что-нибудь, кузен. Ведь вам всегда известны все новости, — сказала она, чтобы нарушить тягостное молчание.
— У меня есть для вас новость, даже очень интересная, только я боюсь, как бы она вас не взволновала!
— Пустяки! Рассказывайте, я вовсе не так впечатлительна.
— Впрочем, дело идет об особе, глубоко презираемой вами. Сегодня утром убит на дуэли адъютант Поленов.
— Боже! — сказала взволнованно Тамара, между тем как баронесса громко вскрикнула.
— Какие ужасы рассказываете вы там дамам, заставляя их так громко кричать? — спросил адмирал.
— Крестный, Магнус! Идите сюда послушать ужасную новость, — крикнула Тамара.
Когда все собрались, Арсений Борисович повторил, как Наташа Поленова сделалась вдовой. Баронесса Рабен спросила, известны ли причины дуэли.
— В обществе нет, но я могу сообщить вам все детали этого дела. Прошлой зимой Поленов усиленно ухаживал за Баевой. Помните вы очаровательную блондинку, произведшую такое впечатление на нашем костюмированном балу? Говорили даже, что они были обручены. Впрочем, все это ложь, так как молодая девушка была недостаточна богата для Поленова. Летом Баева уехала к бабушке в Меран, а осенью Поленов взял отпуск и тоже уехал за границу. Вероятно, красивая блондинка очень нравилась ему, так как он посетил ее в Меране, сопровождал дам в их поездке по Швейцарии и, в конце концов, сумел обольстить молодую девушку.
Совершив это гадкое дело, он вернулся в Россию и поспешил обвенчаться с Натальей Антоновной, потребовав вперед ее приданое. Вы знаете, как он устроился. Удовлетворив свою любовницу и заплатив долги, он почувствовал себя, как в раю. Женившись, он не считал себя в ответе за прошлые грехи, но дело приняло иной оборот. Узнав, что ее обольститель женился на Наталье Антоновне, Баева призналась во всем братьям, и те, взбешенные оскорблением, вызвали Поленова на дуэль. Братья тайно уговорились, что если будет убит один, продолжать дуэль должен другой. Поленову нельзя было отказаться, так как иначе его заклеймили бы как негодяя и труса. Дуэль состоялась сегодня утром. Первым дрался женатый старший брат. Будучи сам тяжело ранен, он все-таки всадил пулю в живот изменнику. Рана была смертельна. После двух часов ужасного страдания Поленов скончался, и к жене привезли только похолодевший его труп. Она, говорят, просто помешалась от горя. Все это я узнал от одного из секундантов.
— Этот негодяй получил по заслугам, — заметил адмирал.
— Он — да, но бедную Наташу жалко! Овдоветь через три месяца после свадьбы — это ужасно! — сказала баронесса Рабен.
Тамара молчала. В ее глазах поведение Поленова было отвратительно во всех отношениях, и ее гордое сердце возмущалось от одной мысли оплакивать человека, за несколько недель до свадьбы обольстившего и бросившего другую женщину. С другой стороны, она была слишком добра, чтобы не отнестись с сочувствием к своей прежней подруге. Несмотря на ссору, она сохранила дружеские отношения с пожилой Зарубиной и теперь решила написать ей письмо.
Бабушка немедленно ответила Тамаре, прося ее не сердиться на Наташу. «Она так несчастна и в таком страшном отчаянии, что я просто теряю голову», — писала Зарубина.
Накануне похорон Тамара поехала к Поленовым. Зная экзальтированный характер Наташи и ее неумение владеть собой, она ожидала увидеть нечто необычное, но то, что происходило, превзошло все ее ожидания. Войдя в большую залу, где стоял гроб, молодая женщина услышала крики и рыдания, смешанные с каким-то чисто животным рычанием. Баронесса вздрогнула. Неужели весь этот шум производит одна Наташа? Тамара остановилась, желая сначала помолиться об усопшем, искаженное лицо которого сохранило выражение ужасных страданий. Едва успела она осенить себя крестным знамением, как дверь с шумом раскрылась и в нее вошла Наташа, окутанная целыми облаками черного крепа. Ее сопровождали две пожилых женщины с заплаканными глазами. Молодая вдова бросилась к гробу и, наклонившись к покойнику, стала называть его всевозможными нежными именами. Затем, охваченная внезапной слабостью, она в изнеможении опустилась на ступеньки катафалка. Обе старушки, бедные родственницы Зарубиной, подняли ее и, поддерживая под руки, увели в соседнюю комнату.
— Да простит мне Господь, что я осуждаю своего ближнего! — думала Тамара, идя за Наташей. — Но нужно хоть немного держать себя в руках!
Расстроенная и заплаканная Зарубина крепко пожала руку Тамаре.
— Вот уже три дня, — сказала она со слезами на глазах, — как она так безумствует! То она хочет видеть мужа, вырывается из наших рук и требует, чтобы ее вели в залу; то не может выносить вида покойного, падает в истерическом припадке, и ее ничем нельзя успокоить. Даже ночью она не дает никому покоя! Я боюсь, как бы этот удар не убил ее!..
— Не волнуйтесь, Ольга Петровна! Такое бешеное горе обычно скоро проходит. Наташа придет в себя и успокоится: дайте только кончиться печальным обрядам.
Пока Тамара беседовала с Ольгой Петровной, собралось многочисленное общество и прибыло духовенство. Началась панихида.
Вернувшись в залу, Тамара заметила между присутствующими Угарина, Флуреско и Пфауенберга. Последний держался около безутешной вдовы, бегая для нее за водой и подавая ей флакон с солями. С видом горячего участия он поддерживал Наташу, когда ей делалось дурно, и помогал женщинам выносить ее из залы.