Страница 17 из 19
Потребовались некоторые объяснения, но суть, насколько мог понять Натт, заключалась в следующем: «Колиглазы» оценивали все городские футбольные команды в зависимости от их физического, психологического или просто-напросто интуитивно ощущаемого сходства с ненавистными «Сестричками Долли». Так было испокон веков. Идя на матч между двумя чужими командами, ты автоматически, повинуясь сложному, вечно меняющемуся графику любви и ненависти, болел за тех, кто был ближе к твоей родной почве или, точнее сказать, родным булыжникам.
– Ну, ты въехал? – наконец спросил Трев.
– Я запечатлел в памяти то, что вы сказали, мистер Трев.
– Да, блин, не сомневаюсь. И когда мы не на работе, зови меня просто Трев, ясно? – он дружелюбно ткнул Натта в плечо.
– Зачем вы это сделали, мистер Трев? – воскликнул Натт, и в его глазах, которые только и виднелись из-под шарфа, мелькнула обида. – Вы меня ударили!
– Я тебя не ударил, Гобби! Это был, типа, дружеский тычок. Чуешь разницу? Ты че, не знал? Я, типа, слегка тебя ткнул, чтоб показать, что мы друзья. Давай, ткни меня тоже. Ну же, – Трев подмигнул.
Будь вежливым, а главное, ни на кого не поднимай в гневе руку…
Натт сказал себе: «Но ведь это совсем другое, правда?» Трев был его другом. Друзья обмениваются тычками в знак привязанности. Дружеский жест, и ничего более.
Он слегка хлопнул по дружескому плечу.
– Это, типа, ты меня ткнул? – поинтересовался Трев. – Это, по-твоему, был тычок? Ты че, девчонка? Как ты ваще выжил, если даже ткнуть как следует не умеешь? Давай, попробуй еще разок!
И Натт попробовал.
Стать одним из толпы? Это противоречило всему, за что стояли волшебники – а волшебник не станет стоять, если можно посидеть. Но даже сидя, нужно, так сказать, быть на голову выше толпы. Разумеется, мантия иногда мешалась, особенно когда волшебник работал в кузнице, создавая какой-нибудь магический металл, мобилоидное стекло или иной пустячок (в области практической магии считалось счастливой случайностью, если в процессе ты себя не поджег). Поэтому у каждого волшебника имелись кожаные брюки и запачканная, прожженная кислотами блуза. Это была общая маленькая грязная тайна – строго говоря, не такая уж тайна, зато очень грязная.
Чудакулли вздохнул. Его коллеги попытались приобрести облик простых горожан, хотя имели лишь самые смутные представления о том, как выглядят современные простые горожане. И теперь они хихикали, поглядывали друг на друга и отпускали замечания вроде: «Боги мои, ты б хоть надел что почище, старина». Рядом, с крайне смущенным видом, стояли двое университетских слугобразов, явно не зная, куда девать ноги, и втайне мечтая тихонько покурить где-нибудь в теплом уголке.
– Господа, – начал Чудакулли и, сверкнув глазами, добавил: – Или, скорее, собратья по ручному и умственному труду. Сегодня вечером мы… да, Главный философ?
– Можно ли назвать нашу деятельность трудом? В конце концов, это университет, – заметил Главный философ.
– Я согласен с Главным философом, – подхватил профессор самых современных рун. – По университетскому статуту, нам воспрещается совершать магические действа выше четвертого уровня иначе как в пределах университета, если только на это не будет специальной просьбы городских властей или, согласно третьему параграфу статута, нам самим не захочется. Мы – местоблюстители, а следовательно, нам воспрещается трудиться.
– Вам больше нравится определение «ручное и умственное околачиванье груш»? – поинтересовался Чудакулли, которому всегда было интересно, как далеко ему позволят зайти.
– Ручное и умственное околачиванье груш, согласно статуту, – чопорно поправил Главный философ.
Чудакулли сдался. Он весь день мог так развлекаться, но, тем не менее, потехе час.
– Раз об этом мы наконец договорились, я должен сказать, что попросил нашего верного мистера Нечестера Оттоми и мистера Альфа Шноббса сопутствовать нам в этом приключении. Мистер Шноббс утверждает, что мы не привлечем нежелательного внимания, поскольку не носим футбольных знаков различия.
Волшебники нервно кивнули мистеру Оттоми и мистеру Шноббсу. Слугобразы состояли при университете, а волшебники были университетом, не так ли? В конце концов, Незримый Университет – это не только кирпичи и цементный раствор, это люди, а именно – волшебники. Но слугобразы, все без исключений, пугали их до судорог. Эти дюжие здоровяки, с лицами, как будто вырезанными из бекона, были потомками и почти точными копиями людей, которые некогда гоняли по туманным ночным улицам самих волшебников, когда те, в свою очередь, были моложе и проворнее. Просто удивительно, какую скорость удается развить, когда на пятки тебе наступает парочка слугобразов. В случае поимки помянутые слугобразы, которые с огромным удовольствием проводили в жизнь внутренние университетские законы и нетривиальные правила, волокли нарушителей пред очи аркканцлера и обвиняли их в Попытке Напиться Обманным Образом. Студенты предпочитали отбиваться – считалось, что слугобразы не отказываются от небольшой классовой войны. С тех пор прошло много лет, но даже теперь внезапное появление слугобраза заставляло людей, у которых после имени стояло больше букв, чем в крестословице, самым постыдным образом цепенеть от ужаса.
Мистер Оттоми, вполне сознавая это, злобно усмехнулся и коснулся форменной фуражки.
– Вечер добрый, господа, – сказал он. – Ни о чем не извольте беспокоиться. Мы с Альфом все уладим. Пора выдвигаться, потому как веселье начнется через полчаса.
Главный философ не был бы Главным философом, если бы любил тишину. Когда они все вышли через заднюю дверь, морщась от непривычного соприкосновения коленей с тканью, он повернулся к мистеру Шноббсу и сказал:
– Шноббс… это не самая распространенная фамилия. Скажи, Альф, ты случайно не родственник знаменитому капралу Шнобби Шноббсу, который служит в Страже?
Мистер Шноббс выдержал удар достойно, заметил Чудакулли, хоть разговор и шел неофициально.
– Никак нет, сэр.
– Может быть, отдаленная ветвь…
– Нет, сэр. Совершенно другое дерево.
Стоя в сумрачной прихожей, Гленда посмотрела на свой саквояж и совсем отчаялась. Она неделю за неделей прибегала к помощи коричневого сапожного крема, но саквояж был куплен в сомнительной лавчонке, и из-под якобы кожаного верхнего слоя начал проглядывать картон. Клиенты не обращали на это никакого внимания, зато сама Гленда все подмечала, даже если саквояж стоял не на виду.
В течение одного-двух часов во время выходного вечера, который выпадал ей раз в неделю, она вела тайную жизнь. Иногда даже дольше, если удавалось заскочить к кому-то без предварительной договоренности.
Гленда посмотрела на свое лицо в зеркале и произнесла голосом, исполненным бодрости:
– Все мы знаем, как нелегко вывести листву под мышками. Так трудно поддерживать лишайник в здоровом состоянии. Но… – она помахала сине-зеленым пузырьком с золотистой пробкой, – несколько капель «Вечной весны» решат эту проблему! Все трещины будут оставаться влажными и свежими двадцать четыре часа!
Гленда запнулась, потому что вообще-то ей не был свойственен этот тон. У нее не получалось говорить бодро и весело. «Вечная весна» стоила по доллару за пузырек! Кто способен позволить себе такую роскошь? Ну… многие троллихи, например. И мистер Рукисила объяснил, что все нормально, потому что у троллей водятся деньги, и потом, мох от этой штуковины действительно растет лучше. Гленда сказала: ладно, но доллар за блестящий пузырек с удобрением все же дороговато. А он заявил: не забывай, ты продаешь Мечту.
А троллихи ее покупали. Это-то и тревожило Гленду. Они покупали «Вечную весну» и рекомендовали подругам. Город узнал, что такое Бремя Денег. Так писали в газетах. В Анк-Морпорке всегда жили тролли – они таскали тяжести и, в общем, держались на заднем плане (а чаще всего и были этим самим задним планом). Но теперь они растили семьи и открывали собственный бизнес, двигались вперед и вверх, продавали и покупали, а значит, стали наконец людьми. И были в городе такие, как господин Рукисила – гном, продававший косметику каменным дамам и девицам, с помощью дам и девиц вполне человеческих, вроде Гленды. Хотя гномы и тролли были теперь официально друзьями благодаря какой-то штуке под названием Кумское Соглашение, такие вещи что-то значат лишь для тех, кто упомянутые соглашения подписывает. Даже самые благонамеренные гномы не рискнули бы заглянуть в кое-какие переулки, куда Гленда каждую неделю отправлялась со своим сомнительным, наполовину картонным саквояжем, в котором лежала Мечта. Она имела возможность немного развеяться и побаловать себя, а вдобавок и отложить денежки на черный день. А еще мистер Рукисила ловко умел придумывать новенькое. Кто бы догадался, что троллихам понравится тональный лосьон? Но они покупали! Покупали что угодно. Покупали дорогие глупости, и Гленда чувствовала себя премерзко.