Страница 5 из 33
Для гостей уже приготовили домик; Хоро извинилась, и ее проводили туда. Возможно, путешествие было слишком утомительным для нее, и мясо со спиртным плохо сказались на ее желудке. Такую возможность нельзя было сбрасывать со счетов, поэтому Лоуренс, посидев за столом еще немного из вежливости, тоже вскоре отправился следом за Хоро.
Это был третий день их путешествия сквозь суровую зиму — как раз достаточно, чтобы понять, кто способен на такое путешествие, а кто нет. Даже привычный человек может достаточно быстро утомиться, если не будет проявлять должную осмотрительность. Хоро за все время, что они были вместе, уже несколько раз неважно себя чувствовала. Даже Мудрая волчица, дух, обитающий в пшенице, была подвластна усталости.
После того как Лоуренса проводили до отведенного ему и Хоро жилища, он открыл дверь; его встретила тихая темнота. Он зажег масляную лампу и обнаружил, что селяне выставили посреди комнаты несколько ящиков, которые должны были служить кроватью. Сами они обычно спали на сене — значит, его и Хоро принимали как почетных гостей.
Он не вполне понимал, почему кровать была всего одна: селянам просто не хватило материала на вторую или же они проявили «деликатность»? Как бы там ни было, Хоро уже свернулась в комочек на кровати и натянула на себя одеяло. Лоуренс тихонько обратился к ней:
— Ты как себя чувствуешь?
Если она спала, Лоуренс совершенно не собирался ее будить. Если одной ночи Хоро не хватит, чтобы прийти в себя после путешествия, он просто потратит немного денег и поживет в деревне еще. С этой мыслью он загасил лампу, улегся на покрытую сеном кровать и укрылся тонким одеялом. Он беспокоился, что может разбудить Хоро, но она не проснулась.
Всего лишь самодельная кровать с сеном — но все равно спать здесь было куда удобнее, чем в повозке. Освещение в комнате ограничивалось лунным светом, пробивающимся сквозь маленькие отверстия, предназначенные для отвода дыма от очага; поэтому все, что Лоуренс видел, лежа на спине, — потолок и стропила.
Он закрыл глаза и стал думать о положении в деревне. Здесь жило тридцать-сорок человек. Вокруг были леса и ручьи, так что можно было с легкостью добывать мед, фрукты и рыбу. Луга вполне подходили для выпаса скота и земледелия, несмотря на то, что то тут, то там торчали камни.
Даже если бы эти люди просто поставили здесь монастырь, в нем смогло бы жить человек сто или даже больше. Если до сих пор за ними не присматривал никакой торговец, он, Лоуренс, вполне может взять в свои руки всю торговлю этой деревни. Во время трапезы он успел пообщаться с жителями насчет продажи им металлической утвари и коров.
Если аристократ желает возвести монастырь где-то в глуши, как правило, это означает, что либо он сам, либо кто-то из его близких чувствует дыхание смерти.
Вот почему планы строительства обычно составляют в спешке, а работу начинают раньше, чем утрясут все необходимые мелочи. Составитель проекта может вообще жить где-то в другом месте.
Поскольку права на землю выписываются на бумаге, они часто летают по миру, словно семена одуванчика. Ничего удивительного не было бы, если бы аристократ в конце концов подарил землю кому-то, кто жил в другом краю и с кем он вообще не знаком.
В любом веке такая вот лоскутная сущность прав на землю — как одеяние нищего, состоящее из одних заплат, — приводит к бесконечным спорам. И потому те, кто живет поблизости от спорных земель, частенько избегают общения с новыми соседями из опасения, что и их втянут в эти стычки.
Эта деревня — типичнейший пример. По словам селян, торговцам в соседних городах и деревнях недостает уверенности, чтобы вести с ними дела. И еще старейшина упомянул, что деревня отправляет юношу на дорогу торговать курами и пивом в попытке вызвать сочувствие в проезжающих. Несомненно, само небо даровало Лоуренсу такую возможность. Ну а для селян Лоуренс был подобен ангелу, посланному Единым богом.
Лоуренс пил не очень много, но все равно был весел и не мог этого скрыть. Ему было трудно винить себя за то, что у него слегка голова кружилась, — ведь то, о чем он мечтал, когда путешествовал в одиночестве, было сейчас прямо перед ним. Сколько прибыли можно извлечь в этой деревне? Ночь снаружи становилась все темнее, а его разум — все светлее. Виды на будущее пьянили сильнее, чем пиво, которым его угощали во время трапезы. Но когда он уже почти опьянел от собственных мыслей —
— Ох уж, какой же ты безнадежный самец.
Эти слова вместе со вздохом достигли его ушей; и одновременно он увидел, как Хоро тихонько ворочается.
— Хмм? О, так ты не спишь?
— Как я могу спать, когда ты так глупо смеешься?
Лоуренс невольно прикрыл лицо рукой.
— Я ушла с ужина, как обычно не ухожу, а тебе было все равно. Ты сидел и смеялся…
Теперь стало ясно — она и вправду нарочно ушла так рано. Следующие слова Лоуренс выбирал особенно тщательно, чтобы не казалось, будто он обвиняет Хоро, и чтобы она на него не разозлилась.
— Ты хоть представляешь, как я рад, что с тобой все хорошо?
Он почувствовал, что хвост Хоро шевельнулся под их общим одеялом. Волчица, умеющая распознавать ложь, ущипнула Лоуренса за щеку и оскалила клыки.
— Дурень.
Он молчал, понимая, что, как бы он сейчас ни ответил, Хоро рассердится; но, судя по всему, его ответ прозвучал более-менее приемлемо. Хоро повернулась к нему спиной. Это было настолько прямое выражение ее чувств, что Лоуренс уверился — она не так уж сердится на него.
— Почему же ты так рано ушла? Курица и пиво были просто замечательные.
Особенно пиво, мысленно добавил он. По правде сказать, он расспросил селян о рецепте и узнал о некоей сушеной пряности, которую они толкут в порошок и добавляют к пиву — это и придает ему такой необычный вкус и аромат. Пряности были изысканные, курица — такая откормленная, что чуть ли не сочилась жиром. Почему же Хоро была недовольна?
Она ответила не сразу, но в конце концов заговорила — медленно, еле слышно.
— Тебе так понравилось пиво?
— Э?..
Он переспросил не потому, что она говорила слишком тихо, — просто ее слова были невероятно далеки от того, что он рассчитывал услышать.
— Оно просто невыносимое. От него такая вонь — не могу поверить, что ты его пьешь и наслаждаешься.
У каждого свои вкусовые пристрастия, и ничего удивительного, что ей вкус здешнего пива не понравился. Но все равно Лоуренс не мог понять ее гнева… нет, ее печали.
Он позволил своему взгляду поблуждать в пространстве, потом заговорил медленно и осторожно, будто опасаясь, что Хоро исчезнет в облаке пузырей.
— Эти пряности они принесли с родины… они придают необычный вкус, который люди или любят, или терпеть не могут…
— Дурень.
Хоро пнула его под одеялом и вновь повернулась к нему лицом. Черты ее сморщившегося лица казались какими-то неестественными, но отнюдь не из-за лунного света, попадающего в дом сквозь отверстия в крыше. Такое лицо у нее всегда было, когда она хотела что-то сказать, но не могла себя заставить.
И Лоуренсу никогда не удавалось понять, почему же она не могла заставить себя говорить.
— Все, забудь!
С этими словами Хоро опять отвернулась и съежилась в комочек. Когда они спали в повозке, ее хвост обычно служил Лоуренсу одеялом. Но сейчас Хоро даже большую часть их общего одеяла забрала себе. Излишне говорить, что и хвостом она не поделилась.
Судя по тому, что ее уши были прижаты к голове, она больше не хотела слушать Лоуренса. По ее спине было видно: она хочет, чтобы Лоуренс разобрался в ее чувствах сам.
— …
Она затеяла эту ссору, потому что ей не понравилось пиво? Она что, вправду такая капризная? Ясно, что нет — пиво послужило лишь поводом.
Лишь тут Лоуренса озарило. С той самой минуты, как он встретил юношу на дороге, он был пьян от возможностей, помешан на торговле. Ему доводилось слышать, что охотничий пес ревнует, когда охотник женится.
Ему было трудно поверить, что Хоро способна на такое поведение, но, быть может, это и есть «мысли глупого самца», о которых она говорила? Лоуренс покосился на ее спину и смущенно почесал в затылке.