Страница 38 из 52
— Все предельно ясно. Дело за нами и за погодой. Подъем!
Ничего не поделаешь, каждое дело надо доводить до конца. Москва подождет…
Мы с Мельниковым рассчитали так: учитывая, что скорость у вертолета намного меньше, чем у нас, он
взлетавт первым и идет по указанному курсу. Мы взлетаем за ним приблизительно через пятнадцать минут. Еще через полчаса обгоняем его, садимся на аэродром и выводим вертолет на себя, используя самолетную рацию как приводную радиостанцию. План четкий.
Погода нас баловала — опять солнце Взлетел Мельников, через пятнадцать минут — мы. Высота — пятьсот метров, видимость хорошая Через полчаса показался вертолет, он хорошо заметен — выкрашен в красный цвет, который стал общепринятым в полярной авиации, поскольку резко выделяется на фоне снега и льдов. Обогнали вертолет с правой стороны, при-ветсгвуя покачиванием с крыла на крыло. До аэродрома СП-2 нам лететь приблизительно полчаса; по опыту я знаю, что в ближайшие пятнадцать минут штурману бинокль не понадобится. Минут десять спокойно созерцаю ледяную пустыню Слева в поле бинокля она ограничена светящимся диском пропеллера, а справа — мужественным профилем второго пилота. И вдруг! Не много ли “вдруг” за эту экспедицию? Сердце замерло от неожиданности.
В окулярах бинокля впереди и справа по курсу появилась темная точка с явно красным оттенком. Молчу. Боюсь спугнуть.
В кабине все сидят спокойно, каждый занимается своим делом, никто ничего не подозревает.
Тем временем красный оттенок на льду начинает в лучах солнца разбавляться серебряным блеском. И постепенно… принимает контуры самолета. Теперь я вижу даже — целого, не разбитого. Неужели на этот раз Леваневский?! Видно, я что-то приговариваю, сам не замечая.
— Ты что там шепчешь? — слышу рядом голос Глеба.
— Самолет .. — тихо говорю я
— Какой самолет? Рано еще.
— Самолет! — не говорю, а уже кричу. — Леваневский это. Других потерь не было!
— Что там у вас за шум? — отвлекшись от своих карт, спрашивает штурман.
— Да вот, командиру опять самолет чудится, — язвит Глеб. — Говорил ведь тебе — не давай ему бинокль, повредит свою психику…
не обращаю внимания на подначки Косухина. Не до этого сейчас.
— Борис Иванович! Самолет вижу!
— Рано еще, командир.
— Да нет! Целый самолет! Бери бинокль, смогри сам!
Я выключаю автопилот, подворачиваю на самолет. Он уже виден невооруженным глазом. Снижаюсь до ста метров, проходим над ним. Два мотора — значит, не Леваневский. Хвостовое оперение и концы крыльев окрашены в красный цвет. Стоит с креном, левым крылом зарылся в снег, а правое высоко поднято, на нем опознавательные знаки… Вот это сюрприз! Соединенные Штаты Америки!
Пилотская кабина в который уже раз полна народу. Но сейчас все молча созерцают очередную находку. Только трещит кинокамера неутомимого Соловьева — много у него сенсационных кадров за эту экспедицию.Мы продолжаем осмотр самолета с воздуха. Людей не видно, но из полуоткрытой грузовой двери тянутся два свежих следа — один идет в сторону перпендикулярно фюзеляжу самолета, другой уходит вперед, быстро теряясь в торосах.Решение одно: найти подходящую льдину и сесть. Возможно, нужна помощь?!
Площадку нашли быстро, километрах в двух от самолета. Сели нормально. Николай Зорин передал вертолету, чтобы он шел на наш привод. Буквально через пять минут наш винтокрылый коллега, сделав круг над “американцем”, мастерски опустился рядом с нами. Мы оставили на самолете только второго пилота и младшего бортмеханика Олега Сычева. Все прочие быстро погрузились в вертолет и через пару минут высадились метрах в двадцати напротив полуоткрытой двери “американца”.
Стоим в нерешительности. Следы есть, а люди не появляются. Может, медведи устроились с комфортом?
— Николай, ты с винтовкой, тебе и в разведку… Зорин деланно улыбается, но деваться некуда — крадучись направляется к полуоткрытой двери. Мы не спускаем с него глаз, оставаясь благоразумно у вертолета. Вот Николай подошел к двери, прислушался, просунул сначала винтовку, потом голову. Какой-то момент колебался, но затем смело скрылся внутри самолета. Проходили томительные минуты ожидания, по нашим соображениям, он задерживался значитель но дольше, чем следовало бы. Наконец, не выдержав, решаемся идти на выручку.
Шагали ровной шеренгой, рассредоточившись по фронту. Петров на всякий случай прихватил в вертолете свой любимый бур, кто-то вооружился пешней и теперь изготовился к штыковой атаке.
— Следы-то медвежьи! — уверенно определил Косухин. — Наверное, Николая медведица прихватила. И не отпускает — побаловаться с ним хочет .
— Нико-ла-ай! Зо о-рин!!!
Молчание. Идем быстрее, подходим к самолету Слышим металлический звук, и в проем двери головой вниз вываливается Зорин…
Мы почему-то тоже рухнули в снег — все, как один! То ли ожидали появления медведя, то ли кого другого. Но Зорин тут же поднимается и хохочет, отряхиваясь. Мы тоже отряхиваемся, виновато улыбаясь друг другу.
— Ну, ты и хорош! — накинулся я на него ~ Не надоело тебе штучки выкидывать?
— Да нет, командир, я на самом деле споткнулся, — хитро улыбаясь, оправдывался Зорин. — А в самолете никого, путь свободен! — Он жестом командира-фронтовика пригласил нас в открытую дверь и сам зашел первым.
Внутри самолета царил беспорядок Создавалось впечатление, что, покидая самолет, возвращаться в него экипаж не собирался. Покидали панически. Каждый из нашего коллектива начал осматривать то, что его профессионально интересовало — по специальности, как говорится Мы с Косухиным и Зориным отправились в пилотскую кабину. Проходя через пассажирский отсек самолета, Николай, уже как хозяин, давал пояснения.
— Медведь, как вы могли заметить по следам на снегу, был здесь не один — парочка. Но в этой комфортабельной берлоге они не задержались не по вкусу, видно, пустые банки из-под пива, к которым язык прилипает .
— Слушай, Николай, а ты-то чего задержался, волноваться нас заставил?
— По-честному? Виноват! Сознаюсь, банку трофейного компота открывал. Замороженный, конечно, но кусок отковырнул — вкусный. Сейчас в кармане оттаиваю, хотите попробовать?
— Нет уж, спасибо… Тоже, сообразил… А может, отравлено? Жди теперь, когда ты концы отдашь! Что мы без радиста делать будем?
— Да нет, Арсентьич, она запаяна была.
— Не мог нас подождать?
— Я подумал и решил: вас много, а банок с компотом мало. На всех не хватит. Пожадничал, больше не буду, — пообещал Николай, скорчив физиономию провинившегося ребенка.
В пилотской кабине все было в порядке — запускай да взлетай. Борис Иванович копался в картах на штурманском столе, английский он знал хорошо.
— Командир! — это опять Зорин. — Как вы смотрите, если я демонтирую приемничек? Не пропадать же ему здесь, а у нас запасной будет!
— Давай, снимай!
— Будет сделано! Тут вот еще целая корзина радиограмм.
— Отдай Иванову, он у нас “англичанин”.
— — Пойдем, Глеб Владимирович, посмотрим, что вокруг самолета делается, — предложил я Косухину, — не будем им мешать.
— Подождите минутку, — остановил нас штурман, — послушайте радиограмму: “Дорогая Элен, потерпели аварию при взлете. Мерзнем в самолете вторую неделю. Под нами пять километров вод Ледовитого океана. Вокруг всторошенные льды и бродят белые медведи. До берега Аляски больше тысячи километров. Никто нам здесь не поможет. Кончатся продукты, тогда все… Твой Чарли”.
Петров с Дралкиным продолжали осматривать экспедиционное оборудование. Самолет оказался летающей лабораторией, в 1952 году, как было определено по документам, он участвовал в высокоширотной экспедиции Соединенных Штатов Америки. В марте 1952 года он потерпел аварию при взлете и был покинут экипажем. Волею судеб вот уже два года льдина с американским самодетом дрейфует бок о бок с оставленным лагерем СП-2, точнее, в восьмидесяти километрах западнее лагеря.
Внешний осмотр американского самолета и окрестностей показал, во-первых, что Зорин прав. Медведей действительно было несколько, и все они пришли с одной стороны, а ушли в другую — вперед от самолета Туда, где в двух километрах от нас темной громадой среди белых льдов виднелся наш родной корабль, на котором скучали в неведении Свинцов и Сычев. А во-вторых, осмотр доказал, что у американского экипажа не было опыта посадок и взлетов в пасмурную погоду, когда вее неровности сливаются, становятся незаметными. По характеру повреждений можно было судить, что при взлете в самом начале разбега они наткнулись на ледяной бугор высотой более метра. Зацепили сначала винтом, а потом сломали левую стойку шасси