Страница 26 из 52
Диспетчер аэропорта решил снять с себя ответственность:
— Посадку разрешаю… на ваше усмотрение… Вам виднее…
Помимо всего прочего меня беспокоят и бревна, разбросанные по всей акватории. С высоты ею метров просматриваю место для посадки, но за гребнями волн можно и не увидеть отдельное бревно.
Иду вдоль северного берега Быковского полуострова, выполняю четвертый разворот. Волнуюсь, сердце бьется учащенно — первый раз на такую волну…
Но спокойный, ободряющий взгляд Малькова вселяет в меня уверенность. Над перешейком полуострова болтанка. Правой рукой держу сектор газа, а левой энергично шурую штурвалом, убирая крены. Володя помогает. Пройдя перешеек, убираю газ обоим моторам, теперь и правая рука на штурвале. Белые гребни волн все ближе и ближе. Внимание! Не опоздать добрать штурвал! Если коснешься волны первым реданом, то неизбежен скачок машины (“барс”), который усложнит посадку. А если выберешь штурвал заранее, слишком высоко, то можно потерять скорость и плюхнуться, как курица. То и другое нежелательно, надо пилотировать точно.
Чувствую, что Володя помогает — штурвал пошел энергичнее “на себя”. Нос самолета уже задрался непривычно высоко. Внимание!.. Чувствую физически, как третий редан цепляется за гребень волны, нос сразу же энергично опускается и… На какой-то момент ничего не видно, по ветровому стеклу льется вода. Нырнули… Крепко держу штурвал на себя, оглядываюсь на Малькова — тот улыбается, показывая большой палец левой руки. Мое лицо не выражает, наверное, восторга. Ладно, все уже позади, кажется. Включаю стеклоочиститель, стало виднее. Все!.. Ап нет, не все. Очередной гребень волны прокатился по носу, заливая стекла, и… Я инстинктивно пригнулся:
огромный торец бревна нацелился на нас из очередной волны. Не помню, как успел среагировать — дал полностью правую ногу, отвернул. Удара не последовало, бревно проскочило, не зацепив, между левым поплавком и винтом. А могло ведь случиться непоправимое, как в кинофильме “Волга-Волга”, когда “топляк” пробил днище корабля и поднял артиста Володина к потолку каюты. Там смешно, но одно дело — кино…
Каждая очередная волна заливает ветровые стекла, а то и накрывает полностью. Все люки у нас задраены, закрыты герметично, словно на подводной лодке. Только теперь начинаю понимать, насколько труднее быть морским летчиком. На сухопутном аэродроме безразлично: есть ветер, нет ветра—аэродром ровный. А на воде… Я уже убедился на Яне, что отсутствие ветра, “зеркало” — своя опасность — трудно определить высоту при посадке. В сильный же ветер сесть нелегко, а взлететь и вовсе невозможно. Во время войны Матвей Ильич Козлов — один из лучших гидристов полярной авиации — совершил посадку в жестокий шторм, спасая людей с потопленного фашистами парохода “Марина Раскова”. Сел с трудом, рискуя жизнью, только благодаря высочайшему умению. А взлететь не мог, пришлось ему рулить к острову Белому. Около десяти часов в самолете по морю плыли… Вот и получается: в воздухе ты летчик, а на воде должен быть моряком…
Обычная наша стоянка — плот у берега. Но в такой ветер в него не зайдешь, придется становиться посередине бухты, “на бочку”. Я хочу развернуться, чтобы подойти к ней (она сзади). Но Мальков пресекает мою попытку:
— Саша! Это бесполезно. Нас всегда, как флюгер, будет разворачивать носом к ветру. Проще дрейфовать, пусть нас ветер поднесет хвостом. А как “бочку” проскочим, потом к ней и подойдем на моторах…
Через полчаса мы зацепились за “бочку”, а затем еще шесть часов дожидались катера, который должен был доставить нас на берег. Катер тоже дожидался, когда стихнет ветер, станет волна поменьше. А мы эти шесть часов болтались на волнах, нашу “Каталину” таскало ветром из стороны в сторону, как флюгер на крыше…
На берегу Мальков хлопнул меня по плечу:
— Ну, понял, что такое посадка “на шило”?
— Как не понять.
— Тогда осталось только морскую науку освоить, не считай себя морским летчиком!
ЗЕМЛЯ БУНГЕ
Через пару дней мы получили задание выполнить ледовую разведку на север от Новосибирских островов над Ледовитым океаном до широты восемьдесят пять градусов, почти до полюса. Предложенный нам маршрут укладывался в семнадцать-восемнадцать часов полета при средней скорости сто девяносто — двести километров в час. Маршрут начинался в Усть-Янске, куда мы сегодня должны были прилететь.
Аэропортовский катер доставил наш экипаж к “Каталине”, стоящей спокойно у “бочки”, словно конь на привязи, ожидающий своего хозяина. Бухта успокоилась после шторма, только небольшая рябь пробегала по ровной глади воды от легкого ветра. Насколько хватает глаз — ни одного бревнышка, путь чист для безопасного взлета…
— По местам стоять, с якоря сниматься! — подражая морякам, скомандовал я.
Шумский высунулся из носового люка лодки, освободил левый “ус” (трос, соединяющий лодку с “бочкой”) и остался так в ожидании запуска мотора, чтобы освободить правый. Я решил начинать запуск двигателей с правого мотора, поскольку прогрев в левой циркуляции (замкнутое движение по кругу) был удобнее, ничто не мешало.
— Запустить правый!
— Запускаю! — услышал ответ Шмандина, священнодействующего на своей “голубятне” — рабочем месте, расположенном в пилоне (это между крылом и корпусом лодки).
Передвинул правый сектор газа немного вперед, что положено для запуска, невольно посмотрел вправо и встретился взглядом с Мальковым, молчаливо следящим за моими действиями и всегда готовым прийти на помощь, исправить любое неверное движение. Что значит опытный летчик, инструктор!
…Заработал мотор. Убрал газ до малого. Лодка начала двигаться вперед и влево. Натяжение правого “уса”, на котором “Каталина” еще держалась за “бочку”, ослабло, Андреи легко скинул его с кнехта. Мы свободны. “Бочка” медленно проплыла под правым крылом.
Описываю так подробно, чтобы стало понятно: летать на гидросамолете — значит быть не только летчиком, но еще и моряком.
— Запустить левый!
— Запускаю!
Пока запускали левый, мы достаточно далеко отошли от “бочки” и могли начинать прогрев моторов.
Небольшой ветер дул с юга, а поэтому направление для взлета одно: с курсом на мыс Сого, оставляя его немного правее.
— Иван Дмитриевич! Ну, как там? — спрашиваю у бортмеханика.
— Показания приборов нормальные, можно взлетать.
— Ясно. Экипаж, взлетаем!
Двигатели работают на полной мощности. Нос лодки задрался вверх. Придерживаю штурвал немного на себя. Размашистыми движениями штурвалом вправо и влево удерживаю самолет без кренов, но пока скорость еще мала; чтобы не коснуться крылом воды, страхую поплавки.
Горизонт впереди начинает “подниматься”. “Каталина”, набирая скорость, начинает выходить на редан; я отпускаю постепенно штурвал от себя. На редане!
— Убрать поплавки!
— Убираю! — громко повторяет механик. Впереди ровная гладь бухты. Несемся, как на буере, по чистому льду, набираем скорость, необходимую для отрыва. Слева “проплыл” остров Бруснева. Справа “смотрят” за взлетающей лодкой корабли, стоящие на рейде. Ничто не предвещает беды. Но что это?! Впереди по курсу виднеется что-то черное, большое, как спина у кита. Кит не кит, нам от этого не легче. Да это же связка бревен, оставшаяся от плота после вчерашнего шторма. Взгляд на скорость — мала для отрыва. Что же делать?! Еще несколько секунд, и мы распорем себе днище… И тут я почувствовал, что мой штурвал почему-то поворачивается влево, уходит левая нога, самолет на большой скорости начинает крениться влево, а связка бревен стала отдоляться вправо и через какое-то мгновение проскочила под правым крылом “Каталины”, Я понял, что но время вмешался в управление мой инструктор, показав, с одной стороны, свое искусство в пилотировании гидросамолета, а с другой — возможности летающей лодки взлетать но кривой.
Я быстро бросил взгляд на Малькова, тот кивнул на штурвал, потом поднял обе руки вверх, дав мне понять — продолжай, мол! Мысленно поблагодарил его за науку, опять бросил быстрый взгляд на скорость — она подошла к отметке отрыва Легкое взятие штурвала на себя — и мы в воздухе