Свадебные колокола

Россия — самая спортивная страна, пылко уверял всех Штейнберг, и её будущее в футболе. Нет такого человека в Советском Союзе, который хотя бы один раз не ударил по футбольному мячу. В этом заключалось спортивное кредо Штейнберга.

Но странное дело — у него не было любимой команды, а самое удивительное было в том, что Штейнберг отлично знал, когда и кто победит на футбольном поле. Ошибался он очень редко. Почему он не работал в федерации футбола? Может быть, тогда наши ребята не проиграли бы испанцам в Мадриде Кубок Европы?

Но Штейнберг работал снабженцем. Он никогда не был жуликом и аферистом, всегда оставаясь чистокровным образцовым коммерсантом. И ни разу за всю свою долголетнюю работу он не был на краю финансовой пропасти.

Другой его страстью была игра на бильярде. На собственные деньги Штейнберг купил во Владивостоке большой бильярд с белыми тяжёлыми шарами и частенько играл в «американку». Но слепые кони фортуны часто подводили его, потому что играл старик плохо, выигрывал очень редко и остро переживал свои поражения. За всю свою жизнь Штейнберг не научился играть на бильярде.

С годами ему стало трудно колесить по тайге с колонной, и он перешёл работать в управление, оставив в колонне бильярд с белыми тяжёлыми слепыми шарами, за который выложил из собственного кармана сбережения многих лет.

И теперь Веня сидел за его столом, положив на колени Сёмкину кепку, и слушал его. Когда они наговорились, пресыщенные воспоминаниями, Веня сказал:

— Выручайте нас, горим. Уголки все разбазарили. Ящиков двести нужно обязательно.

Каково же было удивление Вени, он даже не мог поверить своим ушам, когда услышал от Штейнберга отказ.

— У нас теперь строгий учёт, — оправдался он, пряча от Вени глаза. — Новый начальник управления. А новая метла известно как метёт. Двести ящиков! Он голову мне оторвёт и сделает из неё футбольный мяч. Я могу позвонить в Усть-Илим. Может, у Володи что-нибудь есть?

— Может быть! — с обидой ответил Веня. — У нас нет времени ждать. Бригада Баянова сидит без работы. А трассу мы обязались сдать на два месяца раньше срока.

Он хмуро смотрел на Штейнберга. Начальник отдела снабжения молчал. Как он изменился за год. Он никогда не молчал раньше. Постарел. Угомонился. Опал с лица. Может, и обюрократился? Если бы он работал в «Белых ночах», стал бы он таким?

— Я пойду к нему! — твёрдо сказал Веня и поднялся из-за стола.

— К Ганке? — удивился Штейнберг. Он встал из-за стола и снял пиджак. В оранжевой рубашке он стал похожим на апельсин, выставленный для продажи. — Пустая затея. Это идеальный руководитель, к которому ни с какого бока не подберёшься. Он Асуанскую плотину строил.

— Я ему скандал закачу, — грозно сказал Веня.

— Плевать он хотел на твои скандалы. Он не такие скандалы видел. — Штейнберг задумался и добавил: — Если лимит кончился, сверх него вы не получите ни одного уголка.

Веня хорошо знал, что Штейнберг редко ошибался, давая людям характеристику. Он был единственным у них в колонне, кто разгадал фамильную тайну Кадыра Ошен-оглы и не позволил снять с себя часы. Это он предложил Гуревичу три года назад взять Веню Калашникова учеником верхолаза-высотника, и, кажется, из Вени получился не такой уж плохой верхолаз. Кто знает, вдруг ошибся Штейнберг на этот раз. И Пётр Первый ошибался.

— Я достану уголки, — упрямо повторил Веня в лицо Штейнбергу. Ему захотелось почему-то взять маленького толстого старика Штейнберга за шиворот и как следует потрясти. Но он ведь ничего не сделал для Вени плохого. Зачем же его трясти?

— Нет, — спокойно покачал головой Штейнберг и стал вдруг совсем таким, каким он был раньше, совсем прежним, упрямым и твёрдым коммерсантом, который видит сквозь землю и воду, что сделка не состоится. — До конца квартала у вас не будет уголков. Даже я не достал бы их у Ганки. И трассу вы будете сдавать по обычному графику. Это так же точно, как и ничья сегодня у «Спартака».

— Я могу поспорить, — предложил Веня. Он разозлился.

Штейнберг знал, что Калашников не проиграл ни одного спора за три года, и он приходил смотреть, когда Веня кушал солому, сам пробовал её на вкус и всё качал головой. Он ответил:

— Я тоже могу.

— Будут уголки, вы сами доставите их в колонну.

— Не будет уголков, ты ведёшь меня в ресторан, потом отвозишь домой и укладываешь спать.

Дуэль без секундантов началась, и каждый был уверен в успехе.

— Хорошо, — сказал Веня.

— Помни, ресторан и кровать. Я могу написать тебе на память.

Веня совсем разозлился и ничего не ответил.

— Ты можешь отказаться от пари, — сказал Штейнберг.

— Зачем? Я достану уголки.

— Что ты, Веня! Ты любишь шашлык по-карски? И к нему много вина?

— Вы не выиграли ещё пари, — ответил Веня. Он обиделся на великого коммерсанта.

Веня направился к Ганке, начальнику управления «Востоксибэлектрострой». Его кабинет находился через две двери.

Конечно, было бы гораздо лучше, если бы он был начальником управления «Белых ночей». Тогда бы у Вени не было никаких сомнений, что Штейнбергу придётся самому отвезти уголки в колонну, А пока сомнения оставались, и они не обманули Калашникова.

ЖМОТ ГАНКА

У человека были страшные глаза. Они готовы были выскочить из орбит и оставить слепым человека. На груди у него была лёгкая порванная рубаха, а на лице глубокие морщины, как складки на одежде. Человеку было лет тридцать. Но почему же у него такие морщины? И этот могучий человек был рыбаком, который стоял в лодке и смотрел на солнце. Сколько раз он смотрел на солнце с такой надеждой? Сегодня, верно, эта надежда кончилась. А солнце уходило за море.

Веня с интересом разглядывал картину на стене в кабинете Ганки, ожидая, когда тот окончит свой длинный и бестолковый разговор по телефону. Разговор не заканчивался. Рыбак по-прежнему смотрел на уходящее солнце.

Ганка откровенно сказал Вене, что из этой затеи с уголками ничего не выйдет. Зря он так сказал. Уголки ведь нужны для дела. И хотя в управлении их мало, но они всё-таки есть. А раз есть, их рано или поздно кому-нибудь отдадут. Почему бы их не отдать сорок первой колонне?

А солнце, словно пришитое, висело над морем. В глазах у могучего рыбака было несчастье, и он, может быть, хотел протянуть руки к солнцу, но у него не было надежды.

Наконец Ганка положил трубку. Он не бросил её, как когда-то делал его отец, а положил аккуратно на рычаг. Вене понравилась эта привычка.

— Мне кажется, что мы с вами всё уже выяснили, — сказал со вздохом Ганка.

— Только начали выяснять, — мягко поправил Веня. И тут же он решил держаться немного понахальней и независимей. Он помнил, что скромностью часто его подводила. — Мы остановились с вами на том, что из-за нехватки уголков наша колонна простаивает уже третий день.

Веня, ясное дело, преувеличивал. Но Ганка, должно быть, догадывался об этом.

— Вот видите график, — Ганка сдвинул на переносице лохматые брови и уже во второй раз показал Вене лист ватмана, расчерченный и расписанный вдоль и поперёк. — У вас впереди ещё целый квартал, и вам спешить некуда.

В другой бы обстановке Веня не постеснялся и закричал бы: «Бюрократов на мыло!», а вот здесь не мог. Конечно, он бюрократ, подумал Веня. Его нужно поставить к стенке и немножко попугать винтовкой. Неужели он такой колоссальный жмот? Сроду таких не встречал.

— Мы взяли обязательство сдать трассу на два месяца раньше, — тихо сказал Веня. Он обязан был соблюдать правила вежливого обращения со старшим по возрасту и положению.

— Я этого обязательства не читал. Узнал только сегодня утром из «Комсомольской правды», — сухо ответил Ганка. Это был тонкий намёк, что подобных вещей он не прощает.

Яша Риловский, выходит, уже получил мою телеграмму, подумал Веня. Отличный парень этот очкарик Яша!

Это воспоминание придало ему силы, и он с улыбкой ответил:

— Если говорить о газетах, то сегодня вечером в набор идёт очень интересная статья о бюрократах.