Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 8 из 13

Полный смысл и предназначение этих куполов непостижим для человека. Лишь некоторые из нас по счастью или несчастью не утратившие микроны духовного зрения очень грубо и примитивно (что охраняет нас от безумия), но все же способны увидеть – Наша лень, наше безволие, наша ложь и жестокость, наше нежелание каждый Божий День преодолевать тьму в себе и есть те самые невидимые, мешающие излиянию на землю Горнего Света нечистые ледяные частицы, что закрывают от нас Небо.

А над морем небо чище, даже в шторм и ненастье. Даже если оно закрыто тяжелыми, свинцовыми облаками.

Мне кажется, что душам моряков, коль нет на них греха большого, куда как проще оказаться пусть не в раю, но все же, по дороге к Свету. И не во сне…

Глава 6. «Страсти по Титанику»

В эту не теплую, буйную майскую ночь, светлую, по воле уже месяц, как вступившего в свои права полярного дня, двоим не спалось. Разумеется не спала и судовая вахта: моторист в машинном отделении, штурман в рубке и вахтенный матрос у переходного трапа. Последний был круто задран вверх по направлению от нашей верхней палубы к главной палубе норвежца. На приливе крепежные тросы этого переходного мостика опасно натянулись и грозили оборваться. Пришло время вахтенному матросу поработать и ослабить крепление, приведя трап в божеский вид.

Так-что не спали мы двое. Я – «юноша бледный со взором горящим», по вине гормонов разыгравшихся наподобие «эскимоски – кашуту» за ближними скалами, и друг мой Устиныч.

– «Пьяная эскимоска», говоришь, «Кашуту», говоришь? Вот ведь убогие! Слышали звон!.. Ну что за народ нынче? Cловами то сыпят, а смысла не знают и тем дураками себя выставляют! Ты смотри! – не без самодовольства усмехнулся Устиныч. «Это ж, improvisus! Видать правду говорят: „Талант не пропьешь!“»

– «Так что там с Кашуту?» – оторвал я спонтанного импровизатора от приступа нездорового самолюбования. – «Бывал я там в конце шестидесятых, а эскимосы – родня считай.» – как то странно усмехнулся Друзь.

– «Между прочим преславный народ – братья наших чукчей. Таких отчаянных корешей нет более на свете. Это я в смысле дружбы. Было дело, повстречался наш бортовик с айсбергом вблизи Готхоба, Нуука по ихнему. Это у них, у эскимосов столица такая на Юго – Западе Гренландии. Основали то ее рыбачки – датчане конечно, и порт невеликий построили. Ну да эскимосы конечно настаивают, что у них там поселение уже лет пятьсот как стояло, еще до принцев этих датских».

И,мол, большое село было, иглу в триста, по их понятиям считай город. Летом, как потеплеет немного, чуть снег в низинах сойдет, так они заместо избушек ледяных, иглу этих, землянки рыли. Кто из охотников удачливей, да науку знает – чумы ставили, как наши, чукотские. У вождей да старейшин сараи – дворцы стояли из настоящего корабельного дерева, что море подарило.

А бухта там, ух богатая: на лежбищах из гальки тюлени да зайцы морские (лахтаки) нежатся. Жирные, что твои купчихи. Глянешь и аж до самого горизонта берег шевелиться. И клокочет! И тявкает! И рявкает! Кипит жизнь! А в море рыбы стада, чисто бизоны в прериях. Гуляет рыбка, ходит и боками толкается, туда – сюда, туда – сюда. А нерпа – жирдяйка рыбину ухватит, чавкнет пару раз и как бросит в соседок, да злобно так заверещит: «Что это мне мол, первый сорт суют. Я вам не какая-нибудь, а как есть уважаемая дама, с моржами в родстве. Мне высшего сорту подавай!»

«Тогда только весна началась – лед в море почти сошел и бортовичкам типа нашего для промысла не помеха. И все бы ничего, да был у нас тогда штурманец молодой, да на тебя Паганелька похожий, тот же тип психический!» – В этом месте я вздрогнул.

«Да нет, не дрейфь, захихикал боцман, я не к тому. Это я ж в Мурманске, в прошлом году фельдшерский зачёт сдавал, ну и профессор – экзаменатор отчего уж не знаю, но видать из психиатров. Сидит, значит и солидный такой журнал листает, смотрю – журнальчик то германский, по немецки все.

На титуле фото. Человек, как мумия спеленутый, в койке больничной, ясно – страдает. Рядом доктор сидит, добрый такой и с бородкой. И руку так ласково больному на лоб положил – психиатр, кто же еще?»

«Ну думаю не иначе, как „Ярбух фюр психоаналитик унд психопаталогик“[1]. А я ведь немецкий еще с войны освоил, да и психиатрия меня всегда привлекала. Что найду – читаю, а редко находил то. Умолил я профессора – презентовал он мне журнал, значит. – „Вы, – говорит – Бронеслав, несите сей благодатный сосуд знаний, а я понесу свой старый зад. Домой к жене, да ко щам, тем паче немецкого, говорит, я не знаю“.»

– «О чем бишь я?»(Я тут слегка задремал.) – «О том как вы с Жюль Верном родили Паганеля». – деликатно зевнул я в ладонь. Боцман потряс рукой, призывая внимание. – «Статья была в том журнале и среди прочего упоминался там ты – Вальдамир, как психический тип.» – «Чем же я удостоился?» – изумился я слегка.

– «Так слушай – есть такой тип людей, романтики – созерцатели, ценители красот божьего мира. Народ этот часто „витает в облаках“. Пребывает в „горних высях“. И оттого бывает не только по жизни не практичен, но и рассеян до крайности. И кстати по этой причине может быть небезопасен для себя и других. Называется этот психотип – Паганель.»

«Да и еще. Человек этого типа, как правило, много читает, обладает хорошим интеллектом, будучи доброжелательным к людям, любит делиться информацией. Обладает развитой речью, красноречив, и в этом плане популярен у окружающих. Так что, Паганюша, это я тебя окрестил» – боцман ткнул мне железным пальцем в грудь. – «И ведь в точку попал!»

«Да ты спишь никак? Нет? Ну так слушай и имей в виду, что боцман Друзь не врёт никогда. Не имеет такой привычки. Да и нужды нет. Вот умалчивать кое о чём приходилось, чтобы дурнем старым за глаза не звали. Ведь такое иной раз приключалось, что и сам подумаешь – „Было ль?“»

Штурманца того Витьком звали, фамилия Шептицкий. Он сейчас с беломорскими промышляет – капитаном у них. И капитан знатный – везун. Кто как, а Шептила всегда с рыбой. Он с ней, как с бабой – с лаской, да с уважением.

На косяк выйдет, ну и пройдется малым ходом рядышком. Вроде как: «Не поймите превратно, рыба моя дорогая. Интерес к вам имею, но наглеть не приучен. А в нужный момент тральчик то и выставит. „Я, мол, гражданочки скумбриевичи или там окуневские, такой „жгучий лямур“ до ваших прекрасных персон ощущаю, что вот не выдержал – решил вас, гражданочки на свой уютный борт пригласить. Для приватной, так сказать, беседы за рюмкой чаю. Дабы обсудить с вами развитие наших нежных отношений и дальнейшую, миль пардон, диспозицию в пространстве“.»

Ну, у кого ничего, а у Шептилы, как правило, в трале тонн двадцать молодой, красивой рыбки. Ну а больше то и не надо за один подъем, подавиться рыба в трале – товарный вид потеряет.

Тогда у Нуука, Готхоба, стало быть, Витька Шептила совсем еще пацаном был. Да и как штурман, без опыта. Как говорят – «зелень подкильная.» Ну вот как ты покаместь…

Вахту на мосту он стоял с капитаном, на подстраховке, значит. А в рейсе, бывало, капитан посмотрит вокруг, что мол все спокойно, ну и пойдет себе из рубки – бумаги там или еще, что. А ведь не положено это – мостик на штурманца – салагу оставлять. Ну да кто без греха? Ну Витюша то наш и учудил. Это он сейчас жук, практичный да деловой, видать испуг тот ему сильно на пользу пошел – изменил ему психотип, по научному вышло, во как.

Увидал Витя айсберг, а они порой красивые черти. Летом, когда и весной уже солнце в силе, айсберг тот, играет под лучами, как бриллиантами усыпанный. Это ведь цельный кусок льда, замерзшего двадцать тысяч лет назад. Несколько тысяч лет подтаивал да в Гренландское море сползал. И высоты они порой огромной, пока не увидишь, не поверишь.

1

Мой профессор листает.