Античные хроники

Да ничего с ним не случилось. Просто он наконец перестал доставать царя своими докучливыми разговорами, спрятавшись где-то в горах Колхиды. Он, видите ли, стеснялся появляться на глаза смертным без золотой шерсти, то бишь голый.

Ну что тут еще можно сказать?

Чудны дела твои, Гефестушка.

Но, опять же, не это главное.

Главное совсем в другом. Молва об этом самом золотом руне быстро разнеслась по всей Греции. И вот родственники царя Афаманта ни с того ни с сего вбили в свои тыквенные головы, что благополучие их жалкого рода зависит исключительно от обладания этим самым руном. Любой ценой эти ненормальные хотели – добыть удивительную золотую шкуру.

И вот что из этого всего вышло…

На берегу морского залива, на востоке Средней Греции, в Фессалии воздвиг брат царя Афаманта Кретей город Иолк.

Славный был город, богатый. Название, правда, плохо запоминалось, но уж какое дали, такое дали.

Когда Кретей умер, то править в Иолке стал его сын Эсон. (Нет, это еще не Ясон – и это не опечатка. – Авт.) Был он абсолютно бесхребетным, малодушным типом, совершенно неспособным править даже одним городом. В детстве таких слюнтяев совершенно справедливо обзывают маменькиными сынками, и жители славного города Иолка за глаза прозвали своего правителя тюфяком.

Всем было ясно, что Эсон фигура промежуточная и что он будет править, лишь пока не явится кто-то, у кого хватит наглости отнять у убогого власть. Наглости хватило не кому-нибудь, а брату Эсона по матери, сыну самого Посейдона Пелию. (Во как! – Авт.)

Пелию страшно надоел бардак, царивший в городе. Ночью по улицам, уже не скрываясь, шныряли сатиры, воруя все, что плохо лежит. А лежало плохо в Иолке много чего, в том числе и позолоченная колесница самого Пелия. Эта колесница и стала той последней каплей, которая переполнила кубок гнева брата Эсона (по матери).

Пелий спокойно явился во дворец родственника, по которому (по дворцу, а не по Эсону) вовсю бродили куры и дикие утки. Нашел незадачливого братца в самой убогой комнате и, дав правителю хорошенько в глаз, изгнал из дворца. (И правильно, кстати, сделал! – Авт.)

Пришлось Эсону жить в городе как простому гражданину. Пелий великодушно разрешил брату убирать навоз за колесницами, то и дело проезжавшими по улицам Иолка. Надо сказать, Эсон не особо и жаловался, дослужившись до начальника Службы городской ассенизации.

Однако случилась беда, и у Эсона вскоре родился сын. (Только не спрашивайте о подробностях. Давайте лучше не будем.)

Это была настоящая катастрофа. Ведь сынок Эсона не кто иной, как наследник Иолка! И если бездетный Пелий узнает о его рождении… О ужас! В тот же день Эсон потеряет свою работу, свой столь высокий почетный чин, к которому он стремился практически всю жизнь, добросовестно собирая кон-ское дерьмо на протяжении целых (место в рукописи неразборчиво. – Ред.)

А ***** лет собирать конское дерьмо – это вам не как два пальца… оплевать.

Жизнь рушилась на глазах.

От ребенка следовало избавиться.

Аборт, как понял Эсон, агукая над подброшенным под дверь его каморки младенцем, помочь уже не мог. Оставалось одно верное средство – подкинуть младенца кому-нибудь другому.

Удивительно, но полностью потраченная на собирание дерьма жизнь не убила в Эсоне чувство юмора.

Недолго думая бывший правитель отнес младенца на склоны Пелиона, где и подбросил к пещере мудрого кентавра Хирона.

Да, не ожидал такой подлянки от своей судьбы четвероногий мыслитель. К несчастью, первой обнаружила младенца жена Хирона по имени Оракло.

Ох, не зря эта фемина носила такое звучное, красноречивое имя. От ее дикого вопля горы Пелиона чуть не перевернулись вверх дном. Хирон все понял слишком поздно, когда мощное копыто благоверной с силой врезалось в его мудрый широкий лоб.

– Так вот зачем ты ездил по выходным в Иолк! – гневно взревела Оракло, но сию гениальную по своей прозорливости догадку кентавр уже не слышал, пребывая в абсолютной отключке.

Страшная тайна была раскрыта.

Хирон действительно каждую неделю наведывался в популярный городской бордель «В объятиях Эрота». Местные гетеры были в восторге от четвероногого любовника и деньги с конячки за развлечения брать категорически отказывались. Так что дыры в бюджете копытных супругов не было, и одно это успокаивало наивную Оракло, полагавшую, что муж ездит в город размяться на ипподроме.

Но подброшенный под пещеру младенец все расставил по своим местам. Непонятным было одно: точему у ребенка нормальные ручки и ножки, а не копыта, как у развратного папочки?

Но это супругу, руководствовавшуюся знаменитой женской логикой, нисколько не озаботило. Бабник, он и на четырех копытах бабник, а с супружеской изменой у кентавров было ой как строго. Копытом в ухо – это еще не самые страшные последствия.

Но Оракло поступила по-своему. Она не любила скандалы. Собрав свои вещи, она вместе с табуном молодых жеребят гордо покинула пещеру развратника. И взгляды, что бросали маленькие кентаврята, пробегая мимо валявшегося в луже папаши, не предвещали в будущем двуличному предку ничего хорошего.

Придя в себя после мощной оплеухи благоверной, Хирон на пошатывающихся копытах вошел в свою пещеру, и тут до него наконец ДОШЛО, что жена его бросила, забрав вместе с собой нажитых тридцать восемь детей.

От нежданно-негаданно свалившегося на него счастья кентавр пил беспробудно целые сутки. А знаете, сколько неразбавленного вина нужно кентавру, чтобы окосеть?

Но окончательно спиться от счастья Хирону не позволил хныкающий младенец в плетеной люльке, по-прежнему стоявшей у пещеры.

Сначала кентавр принял детское хныканье за похмельный звон в голове, но, присмотревшись, понял, что разбивший его брак младенец не привиделся ему в пьяном угаре.

Справедливо посчитав, что воспитывать одного ребенка несоизмеримо легче, чем аж тридцать восемь отпрысков, кентавр с радостью принял подброшенного каким-то мерзавцем человеческого ребенка.

Так решилась судьба великого героя Греции Ясона!

Именно Хирон окрестил Ясона Ясоном.

Возможно, это имя кентавр выбрал из множества других не менее идиотских греческих имен, потому что младенец поначалу привиделся ему в пьяном сне, когда кентавр уже не мог адекватно отличать бред от реальности (в смысле: Я – сон. – Авт.).

Да кто его знает?

Однако следует отдать человекообразной конячке должное: Хирон честно научил чужого ребенка всему, что знал сам, а это ни много ни мало виртуозно владеть мечом и копьем, стрелять из тугого лука (даже если нет тетивы), сочинять музыку и философские трактаты и за один раз ублажать сразу восьмерых (!!!) гетер.

Таким образом, не было равных Ясону в ловкости, силе и искусстве любви. Тем более что и наружностью парень обладал привлекательной, не то что его четвероногий наставник.

До двадцати лет жил Ясон в пещере у Хирона, и десять из этих казавшихся бесконечными лет парню не давал покоя один навязчивый вопрос: почему у его отца четыре ноги, а у самого Ясона только две?

И этот дурацкий хвост?

Здесь явно была какая-то тайна, и в предвкушении долгожданной истины Ясон не спал целыми ночами, строя самые дурацкие и заведомо неверные предположения.

Но вот герою стукнуло двадцать.

Больно, однако, стукнуло, ибо Ясон наконец узнал страшную тайну своего рождения.

Но ничего захватывающего в этой тайне не было. Четвероногий (к счастью) оказался неродным отцом Ясона, а настоящий отец парня (к несчастью) заведовал уборкой конского навоза в городе Иолке. Но зато Ясон (к счастью) оказался единственным законным наследником правителя этого Иолка, однако (к несчастью) богатым городом давно правил его коварный дядя по имени Пелий.

Все это и поведал кентавр Хирон в двадцатую годовщину Ясона, почерпнув свои сведения из городских сплетен, да и местные пастухи, хлебнув лишнего, тоже много чего ему понарассказывали.

– Иди, Ясон, в город Иолк, – строго приказал приемному сынишке кентавр. – Пришло время покинуть тебе уединенные склоны Пелиона, а то, глядишь, и у тебя хвост вырастет. Да и девочки в городе не в пример лучше местных кобылок, на двух ногах, как и ты. Думаю, они должны тебе понравиться.