Смерть после бала

Он рванулся вперед. Аллейн схватил его за одну руку, Фокс — за другую. Он стал отчаянно сопротивляться. Заместитель комиссара нажал кнопку у себя на столе, двери открылись, и в комнату вошли два человека в штатском. За ними, в ярко освещенной приемной, виднелись еще несколько полицейских; из-за их плеч можно было разглядеть три удивленные физиономии, принадлежавшие Бриджит, Дэвидсону и мисс Харрис.

— Присмотрите за ним, — сказал Аллейн.

Гримасничающего и тяжело дышащего Даймитри сдали на руки двум офицерам полиции.

— Ну, ну, спокойнее, — сказали они.

— Леди Каррадос, — начал Аллейн, — вы готовы официально предъявить этому человеку обвинение?

— Да, готова.

— Одну минуту, — сказал Аллейн, обращаясь к Даймитри, — прежде чем мы уточним, какое именно обвинение будет вам предъявлено… — Он повернулся к двери: — Сэр Даниэль? Я вижу, вы еще здесь. Могу я побеспокоить вас еще раз?

Дэвидсон с удивленным видом вошел в комнату.

— Бог мой, Аллейн! — воскликнул он, уставившись на Даймитри. — Что происходит?

Аллейн ответил:

— Я полагаю, что вы можете оказать нам неоценимую помощь в этом крайне запутанном деле. Вы узнаете этот портсигар?

Дэвидсон взял его в руки.

— Дорогой мой, это и есть то самое безобразие, — сказал он. — Я вам рассказывал о нем. Это часть коллекции в Марсдон-Хаусе. Вы помните?

Он подошел ближе к свету и, бросив еще один удивленный взгляд в сторону Даймитри, который стоял теперь совершенно спокойно и смотрел на него с потерянным видом, Дэвидсон надел свои очки и принялся внимательно рассматривать портсигар.

— Вы знаете, я думаю, это все-таки Бенвенуто, — сказал он, глядя на Аллейна поверх очков.

— Да, пожалуй, я соглашусь с вами. Вы не могли бы рассказать, где именно вы его видели?

— Среди других безделушек, лежавших на чиппендейловском столике в гостиной наверху в Марсдон-Хаусе.

— В какое время это было, сэр Даниэль?

— Мой дорогой Аллейн, я ведь уже говорил вам. В половине двенадцатого, может, чуть раньше.

— Вы готовы поклясться, что видели его не позднее половины двенадцатого? — настаивал Аллейн.

— Конечно, готов, — ответил Дэвидсон. — Я больше не возвращался в эту комнату. Я готов подтвердить это под присягой. — Он поднял свою ухоженную руку, в которой все еще держал портсигар. — Я клянусь, что видел этот портсигар на столике в зеленой гостиной не позднее чем в половине двенадцатого. Вы удовлетворены?

Тишину нарушало лишь тяжелое дыхание Даймитри.

А затем послышался неожиданно звонкий и твердый голос миссис Холкат-Хэккет:

— Но это не может быть правдой.

— Вы не могли бы открыть портсигар? — попросил Аллейн.

Дэвидсон, который в изумлении смотрел на миссис Холкат-Хэккет, открыл портсигар и увидел вырезку.

— Вы не могли бы прочитать, что там написано? — сказал Аллейн. — Вслух, пожалуйста.

Глубокий, выразительный голос произнес вслух нелепое послание:

— «Котик, дорогой! Лелеял я глупую надежду, а действительность наказала одинокого дурака. Дядюшка». Это что еще за бред?

— Мы полагаем, что это послание принадлежит убийце, — сказал Аллейн. — Мы думаем, что вот этот человек, Даймитри, может расшифровать его для нас.

Дэвидсон резко захлопнул портсигар. Что-то произошло с его руками. Они дрожали так сильно, что бриллианты, украшавшие золотой портсигар, сверкали и переливались, словно ожившие.

— Значит, Даймитри и есть убийца, — сказал он.

— Осторожно! — громко воскликнул Аллейн.

Даймитри бросился вперед с такой бешеной яростью, что люди, державшие его, на секунду растерялись, и, прежде чем они успели остановить его, он уже схватил Дэвидсона за горло. Через мгновение в комнате разгорелось настоящее сражение. Стулья падали на пол, раздался женский крик. Послышался голос Фокса:

— Я держу его. Что вы делаете?

Центр боя сместился в сторону письменного стола. Зеленая лампа упала на пол и разбилась вдребезги.

— Так-то лучше, — сказал Аллейн. — А теперь руки назад.

Послышался щелчок, у Даймитри вырвался слабый крик, а потом взорам присутствующих предстала живая картина: у стола трое держали Даймитри, на котором уже красовались наручники, в центре комнаты располагался Дэвидсон с заломленными за спину руками, которого держали Аллейн, Фокс и еще один человек в штатском, а между двумя этими группами, как судья на ринге, невозмутимо стоял заместитель комиссара полиции.

— Убийца! — визжал Даймитри. — Предатель, грязный убийца! Я признаюсь! Джентльмены, я во всем признаюсь! Я работал на него целых семь лет, а теперь, теперь он хочет отойти в сторону и отправить меня на виселицу за преступление, которое сам совершил! Я расскажу вам все. Абсолютно все.

— Приступай, Рори, — сказал заместитель комиссара полиции.

— Даниэль Дэвидсон, — начал Аллейн, — я должен арестовать вас за убийство лорда Роберта Госпелла, и я предупреждаю вас, что…

30. Признание Трой

— Я подумал, Милдред, — сказал Аллейн, — что вы захотите сразу же узнать обо всем.

Леди Милдред Поттер покачала головой, и это было выражением не столько несогласия, сколько полной безнадежности.

— Очень мило, что вы пришли, Родерик. Но, боюсь, я просто не в состоянии это осмыслить. Сэр Даниэль всегда был так мил с нами. Он очень нравился Банчи. Он мне сам об этом говорил. И, без сомнения, сэр Даниэль сотворил просто чудо с моим больным желудком. Я совершенно излечилась. Вы уверены, что это не какая-то ошибка?

— Боюсь, что уверен, Милдред. Видите ли, Даймитри признался, что они с Дэвидсоном занимались этим гнусным промыслом уже семь лет. Я думаю, все началось с того, что Дэвидсону было известно кое-что о Даймитри, таким образом тот оказался у него в руках. Дэвидсон был очень осторожен. Он находил нужную информацию, но предоставлял Даймитри выполнять всю грязную работу. Дэвидсон вошел в кабинет во время сцены, разыгравшейся между Каррадосом и Бриджит, и увидел открытое потайное отделение в секретере Каррадоса, в котором лежало письмо. Из предосторожности он приложил все усилия, чтобы ни разу не остаться одному в этом кабинете, но рассказал Даймитри об этом тайнике и велел ему украсть письмо. Он сказал Даймитри, что письмо может оказаться интересным. Даймитри выполнял всю черновую работу. Он забирал сумочки дам, которых они шантажировали. Он писал им анонимные письма. Иногда даже у него появлялись свои собственные идеи. Я думаю, самой удачной его мыслью было порыться в шкатулке миссис Холкат-Хэккет.

— Я совершенно теряюсь во всем этом. Трой, дорогая, вы что-нибудь понимаете?

Аллейн взглянул на Трой, которая сидела на полу у ног Милдред.

— Кажется, я начинаю понимать, — ответила Трой.

— Тогда продолжайте, Родерик, — устало сказала Милдред.

— Меня смущали три факта, которые никак не укладывались в общую картину, — сказал Аллейн, обращаясь больше к Трой, чем к Милдред. — Сначала казалось, что если Даймитри слышал этот телефонный разговор, то у него появились серьезные основания для убийства. Мы знали, что он был шантажистом, и знали, что Банчи напал на его след. Но мы обнаружили, что Даймитри никак не мог быть убийцей. У него было железное алиби.

— Уизерс, с другой стороны, законченный негодяй, и Банчи знал об этом тоже, но я как-то не могу себе представить Уизерса в роли убийцы. Он безжалостный, осторожный и абсолютно неразборчивый в средствах человек. Но если он когда-нибудь пошел бы на убийство, он сделал бы это преднамеренно, заранее все тщательно обдумав. Он разработал бы план с точностью до секунды. Убийство же Банчи, как мы полагаем, было почти непреднамеренным, потому что всего за два с половиной часа до этого его никто не собирался убивать. И тем не менее Уизерса нельзя было сбрасывать со счетов. В его алиби имеется существенная дыра. Я и сейчас не знаю, провел ли он действительно это время в машине со своей дамой сердца, обсуждая с ней сложившуюся ситуацию, которая становилась все более неприятной для них. В этом месте на сцене появляется генерал Холкат-Хэккет, который в самый решающий момент, когда гости стали разъезжаться с бала, мечется по Белгрейв-сквер, скрываясь в густом тумане, как престарелый арлекин. Но я прошу вас хранить это в тайне, потому что я не имел права говорить вам об этом. Он, разумеется, следил за своей женой. Далее идет Каррадос. Старый Каррадос с его вечным занудством. Его алиби, которое подтверждало алиби Даймитри, было безупречным, но его поведение было странным до крайности. И лишь когда я услышал обо всей этой истории, происшедшей восемнадцать лет назад, я начал догадываться, какова его роль в этом деле. И все это время меня смущали три момента в поведении Дэвидсона, для которых могло было быть лишь одно объяснение. Он сказал мне, что видел определенный портсигар в зеленой гостиной в половине двенадцатого. Безусловно, не позже. Но, как выясняется, этот портсигар находился на столе в зеленой комнате всего в течение нескольких минут около часу ночи, как раз в то время, когда имел место тот самый телефонный разговор. Почему Дэвидсон солгал? Он считал, что этот портсигар — часть коллекции Марсдон-Хауса, и не предполагал, что это личная собственность одного из гостей. Он решительно настаивал на том, что не слышал этого телефонного разговора и даже не поднимался наверх после половины двенадцатого. Но во время этого телефонного разговора прозвучала очень интересная фраза. Банчи сказал мне: «Он мог бы с тем же успехом подмешивать яд в свои зелья». Дэвидсон должен был слышать эту фразу, потому что Банчи распрощался со мной сразу же после этого. Банчи, разумеется, говорил о Даймитри, но, мне кажется, Дэвидсон решил, что он имел в виду его. А незаконченное предложение «А работает он с…» скорее всего заканчивалось «с такой дьявольской изобретательностью» или чем-нибудь в этом роде. А Дэвидсон, по всей видимости, решил, что следом за этим Банчи собирался назвать его, Дэвидсона, имя. Странно, не правда ли? Что касается фигуры, которую мисс Харрис видела сквозь стекло, безусловно, это был Дэвидсон. Совершенно потеряв голову, он нырнул в первую попавшуюся дверь. Затем, я полагаю, он взял себя в руки и решил убить Банчи. Далее, в деле фигурирует еще один портсигар.