Страница 35 из 75
— Видите ли, в подобных случаях мы вынуждены обращать внимание на любые отклонения от нормы, — пояснил Аллейн. — Я согласен, что конкретно это отклонение кажется совершенно не относящимся к делу. Так же, увы, как и большинство фактов, которые мы вынуждены будем вытащить на свет Божий. Если их никак нельзя будет связать с убийством, мы отбросим их как несущественные. Это обычный способ ведения следствия.
— Не сомневаюсь. Что ж, я лишь могу сообщить, что, обратив внимание не нездоровый вид леди Каррадос, я порекомендовал ей пойти полежать в одной из комнат наверху и прислать за мной горничную, если я ей понадоблюсь. Поскольку за мной не посылали, я попытался сам отыскать ее, но мне это не удалось. Позже она снова появилась в зале, сказала мне, что чувствует себя немного лучше, и просила не беспокоиться.
— Сэр Даниэль, вы, случайно, не видели, как этот ресторатор, Даймитри, возвращал леди Каррадос ее сумочку?
— Что-то не припомню. А в чем дело?
— Как мне сказали, прошлой ночью леди Каррадос в течение некоторого времени думала, что потеряла ее, и была очень обеспокоена.
— Мне она об этом ничего не говорила. Что ж, этим можно объяснить ее расстроенный вид. Я помню эту сумочку. У нее изумительный замочек из изумрудов и рубинов — старая итальянская оправа. Слишком изысканная вещица, чтобы служить украшением для сверкающей мишурным блеском дамской вечерней сумочки. Но в наше время люди безнадежно утратили чувство гармонии.
— Я как раз любовался вашей лошадью. Вам, по крайней мере, нельзя отказать в умении ценить настоящую красоту. Простите меня за то, что я на минуту забыл о цели своего визита, но этой лошади словно коснулся луч света! Охра и розовые тона! У меня страсть к керамике.
Лицо Дэвидсона словно осветилось изнутри. Он с энтузиазмом принялся рассказывать о том, как к нему попала эта лошадь. Его пальцы прикасались к ней так нежно, словно это были лепестки розы. Они с Аллейном вернулись на три тысячелетия в прошлое, в золотой век керамики, а инспектор Фокс сидел молчаливый, как Кортес, с открытой записной книжкой на коленях и с выражением долготерпения на массивном, невозмутимом лице.
— …Говоря о Бенвенуто, — сказал Дэвидсон, который уже успел перейти к итальянскому Возрождению, — в одной из комнат Марсдон-Хауса прошлой ночью я видел настоящий медальон работы Челлини, или я совсем простофиля в этих вопросах. И где, мой дорогой Аллейн, вы думаете, я его обнаружил? Для какой низменной цели его приспособили?
— Не имею понятия, — с улыбкой ответил Аллейн.
— Он был вделан в золотой портсигар машинной работы с чудовищным бриллиантовым замком и окружен бриллиантами. И, вне сомнения, эта кощунственная поделка должна была служить в качестве вместилища для сигарет.
— И где же вы обнаружили это безобразие?
— В зеленой гостиной, которая во всех остальных отношениях была просто очаровательна.
— На верхнем этаже?
— Да, та самая. Попробуйте сами выяснить, чей это был портсигар. На него стоит взглянуть, если вы любитель ужасов.
— А когда вы поднимались в эту комнату?
— Когда? Попробую вспомнить. Должно быть, около половины двенадцатого. Вчера один из моих больных перенес срочную операцию, и ассистент хирурга звонил мне, чтобы сообщить о его состоянии.
— А больше вы туда не заходили?
— Нет. Не думаю. Нет, не заходил.
— Вы, случайно, не слышали, как лорд Роберт разговаривал в этой комнате по телефону? — настаивал Аллейн.
— Нет. Нет, я вообще туда не возвращался. Но это была действительно очаровательная комната. Грез над камином, несколько изящных безделушек на чиппендейловском столике, и рядом с ними — эта мерзость. Я не могу представить, как человек, обладающий достаточным вкусом для того, чтобы так прелестно обставить комнату, мог оказаться способным вделать (при этом, без сомнения, посадить на цемент) очаровательный медальон работы Бенвенуто в этот кошмарный портсигар.
— Ужасно, — согласился Аллейн. — Кстати, если уж мы заговорили об этом, а какой вчера был портсигар у вас?
— Эй! — Необычайные глаза Дэвидсона буквально впились в него. — А при чем здесь… — Он остановился, а потом пробормотал, словно про себя: — Вы говорите, оглушили. Понимаю. Ударом в висок.
— Именно, — сказал Аллейн.
Дэвидсон вытащил из кармана плоский серебряный портсигар очень тонкой работы, с изящно обработанными гранями и скошенными уголками. Его полированная поверхность сверкала как зеркало. Он протянул его Аллейну.
— Я не чураюсь современного стиля, как видите.
Аллейн внимательно осмотрел портсигар, задумчиво провел пальцем по точеной грани.
— Им можно нанести довольно сильный удар, — коротко заметил Дэвидсон.
— Можно, — согласился Аллейн, — но, мне кажется, он слишком мал, к тому же кое-где на гранях можно заметить следы порошка для чистки серебра.
— Никогда бы не поверил, что можно почувствовать такое облегчение, — сказал Дэвидсон. Он помедлил, а потом добавил, бросив обеспокоенный взгляд на Фокса: — Полагаю, у меня нет алиби?
— Похоже, что нет, — ответил Аллейн, — но на вашем месте я бы не слишком переживал из-за этого. Может быть, таксист вспомнит, что проезжал мимо вас.
— Был слишком густой туман, — проворчал Дэвидсон. — Он мог не заметить меня.
— Ну, не стоит нервничать, — сказал Аллейн. — К тому же у вас всегда остается Люси Лорример.
— Действительно, всегда остается Люси Лорример. Она уже трижды звонила мне за сегодняшнее утро.
— Вот видите. Мне придется самому встретиться с ней. Не беспокойтесь. Мы получили от вас весьма полезную информацию, не так ли, Фокс?
— Да, сэр. Это подтвердило то, что мы уже знаем.
— Вы хотели бы о чем-нибудь спросить сэра Даниэля, Фокс?
— Нет, мистер Аллейн, благодарю вас. Мне кажется, вы ничего не упустили. Единственное, что…
— Да? — спросил Дэвидсон. — Слушаю вас, Фокс.
— Сэр Даниэль, меня интересует, как быстро могла наступить смерть, учитывая обстоятельства и состояние здоровья лорда Роберта Госпелла.
— Видите ли, — сказал Дэвидсон, и в его голосе снова послышались профессиональные нотки, — не так просто дать вам тот ответ, которого вы ждете. Если полностью перекрыть доступ воздуха к легким, здоровый человек умрет минуты через четыре. В данном случае, если принять во внимание больное сердце, понадобилось бы менее двух минут. Он даже мог умереть почти мгновенно.
— Ясно. Благодарю вас, сэр.
— Предположим, убийца имел кое-какие познания в медицине и ему было известно о состоянии здоровья лорда Роберта. Мог он заранее рассчитать, что в этом случае ему понадобится так мало времени? — спросил Аллейн.
— Это очень трудный вопрос. Его небольшие познания могли не включать смерть от удушья. Я бы сказал, что любой студент-первокурсник понимает, что больное сердце быстро откажет в таких условиях. Медсестра это знает наверняка. Да, честно говоря, я думаю, любой обыватель может это предположить. Но навряд ли кто-либо из них способен с точностью до минуты оценить необходимое для этого время.
— Понятно. Благодарю вас.
Аллейн поднялся с места.
— Ну что ж, пожалуй, это все. Если не возражаете, позже мы попросим вас подписать ваши показания. Поверьте, мы понимаем, как тяжело было вам говорить о ваших пациентах при таких исключительно неприятных обстоятельствах. Мы постараемся изложить все, что вы нам рассказали, в самых сдержанных выражениях.
— Я уверен, что вы сделаете все возможное. Мистер Аллейн, помнится, лорд Роберт рассказывал мне, что у него есть очень хороший друг в Скотланд-Ярде. Он имел в виду вас? Я вижу, что вас. Пожалуйста, не сочтите мой вопрос бестактным. Я уверен, что, как и все его друзья, вы испытываете чувство тяжелой утраты. Но, расследуя это дело, вы не должны слишком переоценивать свои силы. Я понимаю, что бесполезно говорить вам об этом, но как-никак я врач и понимаю кое-что в этих вопросах. В настоящий момент вы огромным напряжением воли сдерживаете свои эмоции. Не переусердствуйте.