Смерть после бала

Она родилась в Букингемшире, в многочисленной семье священника и, благодаря полученному воспитанию, ни разу не задалась вопросом, почему должна все свое время тратить на то, чтобы организовывать развлечения для других людей, сама при этом получая так мало радости от жизни. Такого рода мысли показались бы мисс Харрис довольно глупыми и не относящимися к делу. Работа для нее исчерпывалась кругом четко определенных обязанностей, которые строго соответствовали ее положению в обществе и поэтому были вполне респектабельными. Более широкие этические проблемы ее не волновали. При этом нельзя было сказать, что мисс Харрис была бесчувственной. Напротив, она была крайне щепетильна в вопросах этикета, касающихся ее положения в тех домах, где служила. Где она обедала, с кем, кто ее обслуживал и так далее — все это было весьма важно для нее, и она крайне болезненно реагировала на малейшие изменения отношения со стороны своих хозяев. Мисс Харрис была очень оптимистично настроена относительно своей новой работы. Леди Каррадос произвела на нее благоприятное впечатление и, по ее собственному выражению, вела себя с ней как с настоящей леди.

Мисс Харрис решительно поднялась по ступенькам на второй этаж и дважды постучала — не слишком громко, но и не слишком робко — в окрашенную белой краской дверь.

— Войдите, — донеслось издалека.

Мисс Харрис открыла дверь и оказалась в большой белой спальне. Ковер, стены, кресла, облицовка камина — все было белоснежным. В камине пылал яркий огонь, распространяя аромат горящего кедра. Подойдя к большой белой кровати, на которой, откинувшись на подушки, сидела леди Каррадос, мисс Харрис чуть не упала, споткнувшись о шкуру белого медведя, растянутую на полу.

— О, доброе утро, мисс Харрис, — сказала леди Каррадос, поднимая взгляд от бумаг, разбросанных по кровати. — Вы не можете представить, как я рада вас видеть. Садитесь, пожалуйста. Если не возражаете, я только закончу это письмо.

Мисс Харрис скромно опустилась на краешек стула. Леди Каррадос одарила ее ослепительной улыбкой и снова принялась писать. Незаметно окинув ее взглядом, мисс Харрис мгновенно подметила мельчайшие детали ее внешности.

Ивлин Каррадос было тридцать семь лет, но в лучшие дни она выглядела намного моложе. Это была высокая темноволосая женщина, отличавшаяся восхитительной бледностью. Пэдди О'Брайен как-то показал ей копию Сикстинской мадонны, утверждая, что это в точности ее портрет. На самом деле это было не совсем так. У Ивлин Каррадос лицо было чуть длиннее и свидетельствовало о большей силе характера, чем у безмятежной девственницы Рафаэля, но огромные темные глаза и блестящие волосы, уложенные на прямой пробор, были, несомненно, похожи. После этого случая Пэдди стал звать ее Донна, и у нее до сих пор сохранились его письма, начинающиеся словами: «Дорогая Донна». Самым интересным было то, что их дочь Бриджит, которая ни разу не видела отца, тоже звала свою мать Донна. В тот день, когда мисс Харрис пришла знакомиться к леди Каррадос, Бриджит вошла в комнату и примостилась на ручке кресла, в котором сидела ее мать. Спокойная девушка с очень приятным голосом.

Глядя прямо перед собой, мисс Харрис перебирала в уме все подробности этого интервью. Увидев фотографию сэра Герберта Каррадоса в серебряной рамке, стоявшую на туалетном столике его жены, она подумала: «А вот его я пока еще не видела».

Леди Каррадос поставила свою подпись и принялась искать глазами промокательную бумагу. Мисс Харрис тут же протянула ей целую стопку.

— О, — леди Каррадос была приятно удивлена, — у вас есть с собой! Огромное вам спасибо. Ну что ж, вот с этим и покончено.

Мисс Харрис улыбнулась. Леди Каррадос запечатала конверт и взглянула на свою секретаршу.

— Я вижу, вы принесли мою почту, — сказала она.

— Да, леди Каррадос. Я не знала, захотите ли вы, чтобы я сама вскрывала ее…

— Нет, нет, не нужно, пожалуйста.

Мисс Харрис внешне не подала и виду, она была слишком хорошо воспитана, чтобы позволить себе что-либо подобное, однако почувствовала себя задетой. Она позволила себе лишнее, и то, что ее поставили на место, больно ударило по ее самолюбию.

— Очень хорошо, леди Каррадос, — ответила она.

Леди Каррадос слегка наклонилась к ней.

— Я знаю, что я не права, — быстро проговорила она. — Я веду себя вовсе не так, как должны вести себя люди, которым посчастливилось найти хорошего секретаря, но, видите ли, я не привыкла к такой роскоши и люблю тешить себя иллюзией, что все делаю сама. Поэтому я хочу сохранить за собой удовольствие самой вскрывать свои письма, чтобы затем с радостным облегчением препоручать их вам, что, конечно, очень несправедливо, но боюсь, вам придется мириться с моими чудачествами, дорогая мисс Харрис.

Она увидела, как мисс Харрис расцвела в улыбке, и ответила ей понимающим взглядом.

— А теперь, — сказала она, — не пора ли нам приняться за дело?

Мисс Харрис разложила письма на три аккуратные стопки и достала блокнот. Леди Каррадос принялась давать указания по поводу того, что кому следует ответить, попутно снабжая их своими комментариями.

— Люси Лорример. Кто такая Люси Лорример, мисс Харрис? А-а, вспомнила, это старая леди Лорример, которая всегда так кричит, как будто все вокруг глухие. Что ей нужно? «Вы начинаете вывозить свою дочь, и я буду рада…» Ну, там будет видно. Ответим: «Если мы свободны в этот день, то будем счастливы…» и так далее. Так, с этим все. Теперь вот это. О, мисс Харрис, это очень важно. Это от моего дорогого друга леди Аллейн, вы знаете, кого я имею в виду? Один из ее сыновей — баронет, а другой — сыщик, вы о нем слышали?

— Тот самый знаменитый инспектор Аллейн, леди Каррадос?

— Совершенно верно. Изумительно красив и на редкость сдержан. Когда началась война, он работал в Министерстве иностранных дел, а после войны неожиданно сделался сыщиком. Никогда не могла понять почему. Но это к делу не относится, — продолжала леди Каррадос, взглянув на сосредоточенное лицо своей секретарши, — поскольку письмо вовсе не о нем, а о дочери его брата Джорджа. Леди Аллейн собирается начать вывозить ее, и я обещала помочь. Поэтому я прошу вас запомнить, мисс Харрис, что Сара Аллейн должна быть приглашена на все мероприятия, а леди Аллейн — на все обеды для матерей и прочее. Вы записали? Вот, здесь их адрес. И напомните мне, чтобы я собственноручно писала все приглашения. Так, теперь пойдем дальше…

Внезапно она остановилась, и мисс Харрис бросила на нее удивленный взгляд. Леди Каррадос напряженно смотрела на письмо, которое держала в руке. Ее длинные белые пальцы слегка дрожали. Как зачарованная мисс Харрис смотрела на эти пальцы, державшие квадратный конверт. В комнате воцарилось молчание, нарушаемое лишь тиканьем маленьких китайских часов, стоявших на камине. Внезапно леди Каррадос выпустила конверт из рук, и он упал на стопку писем, лежавших перед ней.

— Простите меня, леди Каррадос, — сказала мисс Харрис, — вы себя плохо чувствуете?

— Что? Нет, нет, благодарю вас.

Она отложила письмо в сторону и взяла в руки следующее. Мисс Харрис снова оживленно застрочила в блокноте. Она записывала, какие приглашения разослать, какие принять и от каких отказаться. Она составила список людей с пометками напротив каждой фамилии, а затем они принялись обсуждать предстоящий бал, который давала леди Каррадос.

— Я пригласила Даймитри — ну, вы знаете, фирма «Шеперд Маркет», — чтобы он все устроил, — сказала леди Каррадос. — Мне это показалось, — она сделала едва заметную паузу, — самым надежным.

— Что ж, он один из лучших, — согласилась мисс Харрис. — Вы говорили о расходах, леди Каррадос. Даймитри берет около двадцати пяти шиллингов за каждого присутствующего. Но это покрывает абсолютно все расходы, и он действительно знает свое дело.

— Двадцать пять? У нас будет около четырехсот гостей, я думаю. Сколько всего получится?

— Пятьсот фунтов, — невозмутимо произнесла мисс Харрис.