Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 1 из 7

Михаэль Маррак

Исторгнутые

Рон Ван Арсдалл знал, как укорачивать путь.

Этот путь вёл от просёлочной дороги, соединяющей Шарбонат и Сен-Явин, через живую изгородь из дрока высотой в человеческий рост, дальше в чистое поле. Через двести метров автомобиль Ван Арсдалла пробил ограду имения, пересёк открытый вольер страусовой фермы и задавил двух красношеих. Не сбавляя скорости, он покинул пределы земельного участка — теперь уже через противоположную сторону ограды — и продолжил свою поездку по горному плато до пересечения с пешеходной дорожкой на Виолай. Здесь его «лендровер» наткнулся на исторический пограничный камень и свернул вправо. Теперь Ван Арсдалл в нарастающем темпе мчался под гору, через планерный аэродром Сен-Равен до смотровой площадки Коль-Мунье — и, в конце концов, последние семьдесят метров до Повторного шоссе пронёсся в свободном полёте через утёсы.

Судебная медицина отнесла несчастный случай на счёт спазматического приступа, вызванного опухолью в левой половине мозга Ван Арсдалла. Его тело скрутило, все мускулы были судорожно сокращены, и правая ступня продавила педаль газа до упора. Ставку делали на то, что Ван Арсдалл был мёртв уже тогда, когда его машина достигла страусовой фермы. После него остались жена и двое детей, небольшая сеть отелей и состояние в двенадцать миллионов евро.

Меня зовут Винсент Ван Арсдалл. Пожилой господин, спрямивший дорогу, был мой отец.

Если с высоты 400 километров посмотреть на остров Маврикий, трудно представить, что там, внизу, есть где приземлиться реактивному лайнеру, не рухнув с обрыва в море. Ещё удивительнее кажется то, что на острове помещается больше миллиона жителей.

Когда Слайдер проскальзывает дальше острова Маврикий, подо мной появляется остров Реюньон. Несколько секунд спустя я пересекаю Южный тропик и приближаюсь к побережью Мадагаскара. В нескольких сотнях километров к северо-западу от Тулеара я вижу крохотный островок в Мозамбикском проливе: остров Европа. Его имя заставляет меня задумчиво глянуть вверх к горизонту планеты. Нет никаких сомнений, я нахожусь страшно далеко от дома!

Вскоре после этого подо мной возникают Драконовы горы. Нагорье тянется до самого порога Лунда, как будто весь остальной мир состоит из одного лишь африканского континента. Если бы Бартоломео Диасу пять с половиной веков назад показали этот вид, сомневаюсь, что он бы рискнул со своими кораблями покинуть порт Лиссабона. Его бы ужаснули размеры континента.

Мыс Доброй Надежды отмечает вместе с тем южную оконечность моей орбиты. Отсюда она мягкой дугой снова поворачивает к северу, в сторону бразильского восточного побережья. Теперь подо мной будет лишь четыре тысячи километров Южной Атлантики. По курсу не встретится ни одного острова, и ещё задолго до Южной Америки я окажусь на теневой стороне Земли. Поскольку у меня нет желания таращиться на океан, я поворачиваю «Слайдер» вокруг продольной оси и разглядываю звёзды.

Я не работаю ни на американское космическое агентство NASA, ни на европейское космическое агентство ESA, ни на Росавиакосмос, поэтому дел у меня не так уж много. Собственно говоря, делать вообще нечего, кроме как наслаждаться видами и разбираться со своей жизнью. Времени у меня для этого достаточно. Не бесконечно много, но достаточно — я надеюсь.

Моё присутствие на орбите — дело сугубо частное. Трёхдневный полёт я оплатил из собственного кармана, включая и надбавку за «непредвиденные сложности во время стартовой фазы» и «возможный ущерб имуществу правительства на орбите». Последнее означает: если фантастическим образом столкнёшься со спутником или протаранишь один из космических кораблей, которые без конца курсируют между Землёй и орбитальным отелем, перевозя туристов, вся ответственность ляжет на пилота корабля-орбитера.

«ВИНОВЕН!» — красуется огромными светящимися буквами на нижней стороне каждого «Слайдера» — хоть это и видно только тем персонам, которые презирают таких людей, как я. Неприязнь этих людей обусловлена не столько тем обстоятельством, что мы тут, наверху, выбрасываем на ветер невообразимые суммы, она коренится в наличии у нас надежды.

Всё началось с Тито.

С Денниса Тито, кстати сказать, а не с югославского президента. Но чтобы подчеркнуть героический аспект, я должен начать историю с героя: с Джона Гленна.

Если бы Хемингуэй родился на пятьдесят лет позже, свой самый знаменитый роман он, возможно, назвал бы «Старик и космос». В 1962 году Гленн стал первым американцем, облетевшим вокруг Земли. Тридцать шесть лет спустя в возрасте 77 лет он снова полетел в космос на борту американского космического корабля «Дискавери» и тем самым установил возрастной рекорд в истории космических полётов. Рекорд, который вот уже десять лет остаётся непобитым.

Но камнепад вызвало всё же не это, а путешествие Тито на легендарную космическую станцию МКС. После сорока лет пилотируемых космических полётов захотелось, наконец, и обыкновенному человеку отведать удовольствия последнего приключения. На случае с Тито проявилась ценность «Шаттла», и хитроумные фирмы уже принялись резервировать места для дальнейших полётов, хотя условий для начала коммерческого космического туризма ещё совсем не было. Не существовало космических кораблей многоразового использования, которые могли бы выводить туристов на околоземную орбиту.

«Космические приключения» — это была одна из фирм, которые ставили на очередь участников возможных космических полётов; путешествия стоили от 75 до 100 тысяч долларов. До того, как речь пойдёт о космосе, желающим и готовым к большим расходам туристам предлагалась подготовительная программа, в рамках которой они могли принять участие в тренировках космонавтов в центрах их подготовки. Самые отважные летели в Россию в Звёздный городок, чтобы на борту «Илюшина» пережить десять минут состояния невесомости. За 12 тысяч долларов можно было, в конце концов, на МИГе с числом Маха 2,5 долететь до границы космоса.

Две фирмы — «Космические путешествия Зеграма» и «Невероятные приключения» — предлагающие приключенческие поездки в Антарктику, в морские глубины и к прочим труднодостижимым земным целям, за 98 тысяч долларов тоже бронировали места в полёт на стокилометровую высоту. Все пассажиры их «космического крейсера» должны были иметь в своём распоряжении сшитые по мерке космические костюмы. К ним прилагались специальные шлемы с прибором видения, на который передавалось изображение с камеры, закрепленной на корпусе, не говоря уже о системе коммуникации и возможности записать на память весь полёт.

«Корпорация гражданской астронавтики» готовила, между тем, экспедицию «Mayflower». Орбитальный корабль многоразового использования должен был стартовать с моря и туда же приземляться. Как только наберётся 2000 туристов-космонавтов, которые заплатят по 5000 долларов, им собирались предложить в течение года первые полёты.

Однако и в 2003 году ещё не существовало подходящих кораблей для космического туризма. Фонд «X-Prize» объявил премию в десять миллионов долларов, чтобы стимулировать их разработку. Условия были такие: космические корабли многоразового использования, финансируемые частным капиталом, должны с периодичностью не реже двух раз в месяц поднимать трёх пассажиров на высоту ста километров. Джон Гленн, кстати, счёл эту премию креативной и новаторской. Фонд «X-Prize» к тому же разыгрывал лотерею под названием «Твой билет в космос». Ежеквартально победителю лотереи светил полёт на МИГе.

Чтобы дополнительно оживить эту отрасль, в одном из русских телевизионных шоу время от времени разыгрывалось путешествие в космос — в качестве главного приза, понятно. Эти шоу, однако, представляли собой не что иное, как отчаянную попытку русской индустрии космических полётов в кратчайшие сроки сделать как можно больше денег, — политика, которая через пятнадцать лет привела к очень тяжёлым последствиям.