Добавить в цитаты Настройки чтения

Страница 54 из 56



– Довольно, Нуры! – махнул рукой Таганов. – Вижу, ты не склонен отвечать на мои вопросы, я подожду… Сам усугубляешь свою вину перед родиной. Поехали назад…

Они сели в машину, и «Волга» понесла их по полированному асфальту обратно.

По утрам конвоир вводил Каракурта в кабинет Таганова, где на небольшом треножнике, приставленном к столу чекиста, арестованного ждал прикрытый салфеткой пузатый чайник с крепко заваренным зеленым чаем. Курреев кивком головы здоровался с Тагановым, привычно садился на стул, молча наливал в пиалу янтарный напиток и, сделав несколько шумных глотков, ждал разговора.

Ашир поправил по краям чистые листки бумаги, потер седоватые виски, не сводя пристального взгляда с Каракурта.

– Итак, советские войска громили Берлин. А вы, сотрудник абвера, в это время уже перебирались в Туркестанский национальный комитет… Так?

– Нет, – покачал головой Каракурт.

…Война закончилась разгромом гитлеровской Германии, но еще до ее поражения лагерь среднеазиатской эмиграции, лелеявший голубую мечту о «свободном» Туркестане, то бишь – без большевиков и без Советов, заметно поредел. Крысы, почуяв гибель фашистского корабля, бежали с него – кто сдавался англичанам, некоторые советским войскам… 2 мая 1945 года на совещании в Мариенбаде Вели Каюм-хан, президент так называемого Туркестанского национального комитета, приказал подчиненным переходить только на сторону американских войск, выполнять все их задания, какой бы характер они ни носили. Комитет пытался смыть с себя коричневый цвет и перекрашивался на американский манер… Каракурт сперва оказался в американском лагере перемещенных лиц, откуда его скоро вызволил все тот же «президент» Туркестанского комитета.

Куррееву предоставили отдельный кабинет в комитете, назначили приличную зарплату. Вели Каюм-хан в беседе с ним сказал, что жену и детей Нуры из аула Конгур большевики выслали в Сибирь, что советская разведка знает о работе Каракурта на фашистов, а потому в Советском Союзе ему грозит смертная казнь… Запугав Нуры, Каюм-хан продал его за звонкую монету американской разведке. «Неприметный служащий» Туркестанского комитета «делал» переводы статей с туркменского языка на английский, с английского на русский или немецкий, а между делом еще подглядывал за сослуживцами, сообщая о них американцам. От зоркого взгляда и чуткого уха Курреева не по себе становилось даже самому благодетелю Вели Каюм-хану. С помощью свидетельств Каракурта американцы отлично разобрались в деятельности хана, они увидели бесперспективность этого отщепенца, погрязшего в интрижках, заботившегося лишь о собственном кармане, а также о карьере. Чаша терпения Центрального разведывательного управления США переполнилась, когда там узнали, что секретная служба ФРГ во главе с Геленом уверенно запустила руку в хозяйство беглых туркестанцев, а после того, как из комитета сбежал казначей, ограбивший кассу, унесший с собой огромную сумму денег, выделенную комитету американцами, судьба конторы Вели Каюм-хана была окончательно решена – комитет разогнали… Разумеется, американцы позаботились о Каракурте, он служил в качестве специалиста по русским вопросам. Его статьи и доклады использовались комитетом радио «Свободная Европа», Институтом по изучению СССР, обосновавшимся в Мюнхене. В целях заработка Курреев рыскал по всей Западной Германии, бывал в Австрии, в Дании, в Западном Берлине, отыскивал в трущобах морально сломленных, опустившихся «азиатов», готовых за небольшую плату убить из-за угла «указанного типа», что значит – человека прогрессивных убеждений, – выступить в суде лжесвидетелем, прочитать перед микрофоном любую ложь… Холодная война вскоре потребовала «знатоков» Средней Азии и Казахстана, Туркестанский национальный комитет был возрожден как старый, давно забытый водевиль, возглавил его иной человек – не Вели Каюм-хан. Каракурт туда уже не возвратился, он выполнял иную миссию…

– Нам известно, Каракурт, что вы были в очень близких отношениях с Вели Каюм-ханом, – проговорил Таганов. – Предположительно, хан воспитал вашу родную дочь…

– О, – засмеялся Нуры, как видно, Ашир затронул очень сложную струну его воспоминаний. – Я этого не скрываю…

Однажды в Дюссельдорфе Нуры разыскала прилично одетая увядающая блондинка. Было видно, что она побывала у косметолога, искусно затушевав следы бурно проведенной молодости. Это была Маргарита, любовница Вели Каюм-хана. Самым близким она позволяла называть себя просто Рит… На страданиях военнопленных туркестанцев Рит и Вели Каюм-хан нажили немалое состояние. О Рит после войны писали как об изощренной садистке… Теперь неудавшаяся «мать Туркестана» (Вели Каюм-хан величал себя «отцом Туркестана») тяжело опустилась на стул перед Каракуртом. Она явно кокетничала. Дело в том, что после войны Рит родила дочь, и маленькая Лорхен очень походила на Курреева. Как-то Нуры, повидав девочку, воскликнул, что она как две капли воды похожа на него, напомнила ему дочь Гульшат, что осталась в Конгуре. С тех пор Лорхен выросла в красивую женщину, стала женой сына бывшего оберштурмфюрера Фюрста, возглавлявшего в войну службу гестапо в «Ост-мусульманской дивизии СС». Муж ее, процветающий бизнесмен Ральф, баловал жену деньгами, но она все-таки увлеклась неким американским миллионером Кларком и уехала с ним в «свадебное путешествие». Печальный скандал, который мог разразиться вокруг семейства, угрожал репутации госпожи Маргарит…

– Она твоя дочь, – чуть не плача, говорила Маргарит, – поезжай, привези ее. Я тебе заплачу…

Спустя неделю Каракурт доставил в дом Маргариты полузадушенную Лорхен. Молодая женщина последними словами проклинала грубого горбоносого похитителя с волосатыми руками, она не подозревала, что дикому обращению с собой обязана родному отцу.

– Занятно, Каракурт… Хотя это не самое важное из твоей биографии, что меня интересует, – улыбнулся Таганов, сжимая свои пальцы. – Как ты оказался на средиземноморском островке?

– Меня нашел какой-то американец и предложил туда поехать.

– Зачем?

– Он обещал, что там я могу жениться на единоверке и хорошо зарабатывать…



– И где ты работал?

– На радиостанции… «Поход за свободу» комитета «Свободная Европа». Там был огромный парк, запущенный, перерытый канавами, залитый водой…

– Что это была за радиостанция?

– Под вывеской ее орудовал шпионский центр ЦРУ, перехватывались чужие секреты…

– Много работало там народу?

– Переводчики, редакторы, инженеры, телетайписты, шифровальщики… Выуживали сведения о местонахождении заводов, нефтепромыслов, электростанций, аэродромов, воинских частей… Часть сведений переправлялась радиостанциям «Голос Америки» и «Свободная Европа».

– Кто работал на радиостанции?

– Русские, украинцы, поляки, болгары, албанцы, турки, арабы, те, кто по разным причинам эмигрировал из своих стран.

– Чем ты там занимался?

– Сперва меня проверили, умею ли стрелять. Я поразил мишень прекрасно. Из пистолета.

– Что дальше?

– Полковник Джеймс предупредил меня: тот, кто пришел сюда однажды, остается здесь навсегда; с радиостанции уходят лишь по их воле… Я стал боевиком… Как-то мне из окна показали смуглого мужчину средних лет с толстой самшитовой тростью. Он работал дешифровальщиком пятнадцать лет, но задумал убежать. Я выследил, что у дешифровальщика в трости вмонтирован острый автоматический штык. Тенью ходил за смуглым, пока однажды ночью полиция не подобрала его труп… Он закололся своим штыком…

Таганов хмыкнул. Нуры опустил голову.

– Утром радио сообщило, что агенты Москвы убили честного человека…

– А потом?

– Потом я завалил одну операцию… Неудачно стрелял, и раненый субъект, который должен был умереть, попал в больницу, он кое-что рассказал. Кстати, при погоне полицейский тоже прошил мне пулей плечо… Дело замяли, я был спешно послан в Канаду знакомиться с членами делегации советских республик, которая прибыла туда на международную выставку. Я имел деньги и фотоаппарат. – Каракурт вдруг оживился. – У меня была инструкция: «Хвастовство – это слабость, свойственная в большей или меньшей степени каждому человеку… ищите хвастунов. Они попадут в тщательно подготовленную ловушку…» Но там я сам попал в советскую ловушку…