Интимные услуги

– Я не стесняюсь, – соврала Катя. – Просто это для меня совершенно неприемлемо.

– Возможно, ты боишься, что тебя не поймут родители, увидев твои фотографии в русском «Плейбое» или «Андрее»?

– Я сама себя не пойму.

– Но ты же видишь, это не порнография. Это высокое искусство. Самое прекрасное, что можно запечатлеть, – женское тело. Ему поклоняются в веках, – разглагольствовал Борис.

– Однако вы трудитесь не для того, чтобы ваши фотографии попали в Третьяковскую галерею и соседствовали с картинами, которые веками восхищают публику, – резко ответила Катерина. – А для того, чтобы выгодно продать их журналу, который будет потом мусолить в руках какой-нибудь напряженный слюнявый юнец или галлюцинирующий импотент. Я попала в вашу студию по недоразумению. Вы не сможете меня переубедить.

– Все, сдаюсь, – улыбнулся Борис. – Но позволь мне сфотографировать хотя бы твое лицо. На тебя хочется смотреть и смотреть, и я уже с тоской думаю о том, что ты сейчас исчезнешь навсегда из моей мастерской и я больше никогда тебя не увижу. Сядь вон в то кресло.

Катя пожала плечами и уселась в кресло. Тут же к ней подлетела девушка с расческой, а другая попыталась мазануть по Катиной скуле кисточкой с румянами.

– Нет, не надо ничего! Кыш! – прикрикнул на них Борис, установил фотоаппарат на треногу, нацелился и начал щелкать затвором.

Из раздевалки вышла счастливая, улыбающаяся Мадлен в чьем-то халате, она махнула Кате рукой и крикнула, чтобы та не уходила без нее. У двери Катерина обернулась и увидела, как сияющая подруга отбросила в сторону ненужный халатик и с торжественной гордостью явила миру то, что принято маскировать от посторонних взглядов: две тугие круглые грудки и аккуратно подстриженную темную полоску в двенадцати сантиметрах ниже маленького, наивного пупка.

– И представить себе не могла, что ты откажешься, – сказала Мадлен. Они снова, как и в прошлый раз, ели мороженое – Мадлен с вдохновением облизывала вафельно-изюмный рожок, а Катя работала с «Баунти». – Извини, если это тебя обидело, – продолжала Мадлен, довольно похрустывая вафлей. – Я просто не подумала.

– Ничего страшного, – успокоила ее Катя.

– А я довольна. Во-первых, перед камерой повыделывалась. Я очень люблю свое тело, и горжусь им, и обожаю, когда на меня смотрят.

– Да, у тебя отличная фигура, – кивнула Катя.

– Во-вторых, возможно, мои фотографии попадут в какой-нибудь дорогой журнал, потом на глаза какому-нибудь еще более крутому фотографу… Это шанс. В-третьих, мне еще и деньги заплатили!

– А я осталась ни с чем. А ты не боишься, что журнал с твоими прелестями попадется на глаза родителям?

– О! Да они, кроме газетки с программой передач, другой прессы не признают. А даже если и увидят. Я самостоятельная, денег у них не беру, будут вякать – и с квартиры съеду. Слушай, Катерина, мне в голову пришла блестящая идея. Прямо сегодня вечером ты можешь заработать сорок тысяч!

Катя недоверчиво посмотрела на Мадлен. Какое на этот раз у нее будет предложение?

– Я тебе говорила, что танцую в клетке в дискоклубе «Мадлен». У моей напарницы Насти сегодня первый день того, что, если судить по рекламе «Тампакса», «Либресса», «Котекса» и «Олвэйз плюс», продолжается у женщин триста шестьдесят пять дней в году. Короче, сегодня она лежит пластом, а я должна за нее одна отдуваться битых пять часов. Ты умеешь танцевать?

– Нет! – закричала Катя. – То есть да, танцевать я умею и люблю, но ты, наверное, в своей клетке танцуешь в одних трусиках, нет, нет, нет, я не могу!

– Постой! Я не в трусиках…

– Совсем голая?! – подтвердила свои наихудшие опасения Катерина. – Ни за что! Ни за какие коврижки!

– Да подожди! Вот глупая. У меня костюм. Кожаные шорты и кожаный бюстгальтер. Но не маленький такой лифчик, а солидное красивое бюстье. Еще ботинки на каблуках и черные чулки слегка выше колена. Ну и что в этом плохого? Прекрасный костюм. Да, еще на лице черная маска, как у Мистера Икс. Честно! Зачем мне тебя обманывать? Соглашайся, Катерина. Даже если твои родители придут на дискотеку размять косточки, они тебя все равно не узнают. А ты действительно хорошо танцуешь? У тебя хорошая растяжка? Умеешь делать шпагат? А мостик?

– Я месяц занималась айкидо, – с гордостью ответила Катя. – Мне кажется, я неплохо танцую. Значит, я буду в маске.

– Даже менеджер клуба не поймет, что это ты, а не Настька. У нее такие же длинные темные волосы. Она, конечно, по сравнению с тобой корова, и бюста у нее совсем нет. Так ты согласна? Выручишь меня? Тогда подъезжай к девяти – переоденемся, накрасим губки, я покажу тебе основные па.

– Хорошо. Рискну. Сорок тысяч?

– Меньше сорока тысяч еще никогда не давали. А если у менеджера будет хорошее настроение и большая выручка сегодня, он может дать и больше. Только, Катерина, учти, это не развлечение. Работка – не приведи Господь! Пятьдесят минут дрыгаешься в клетке, словно эпилептик, потом галопом мчишься в туалет смыть пот, заново накраситься и прополоскать горло водой. И так пять раз. К трем часам ночи чувствуешь, словно тебя в нескольких местах прокололи копьями индейцы или по тебе проехался бульдозер. Тяжело.

– Думаю, я справлюсь…

На этот вечер Катерина была обеспечена новой, непривычной для нее работой.

Джулия Пирл сидела за столиком диско-бара «Мадлен» и неторопливо тянула коктейль «Зорро» из высокого бокала. Чувство стиля не изменило ей – сегодня она была одета так же, как и сотня девушек, дрыгавшихся около своих партнеров под ритмичную музыку в красном, синем, лиловом и желтом свете прожекторов. Джулия не выделялась из толпы, и со стороны могло показаться, что молодая леди не дождалась спутника, решила провести вечер одна и вот-вот покинет свой пост, вольется в пульсирующую толпу и начнет размахивать руками, бедрами и головой в такт железобетонному ритму. Но Джулии было не до молодежных скачек. Она работала. Уже целую неделю она провела в Москве, а лицо для рекламного образа нового парфюма все еще не было найдено. На сегодняшний вечер у Джулии это было пятое место, где она надеялась испытать знакомое волнение. Но тщетно.

Жесткая музыка вторгалась в мозг раскаленной кувалдой и била наотмашь. Диск-жокей неистовствовал. Джулия вглядывалась в лица девушек, которые вырывал из толпы луч прожектора. В двух метрах над извивающейся в экстазе толпой была укреплена огромная клетка, и в ней, за редкими и тонкими вертикальными прутьями, танцевали две девушки в неглиже из черной кожи и в масках. Одна из них, с длинными волосами, танцевала самозабвенно до отчаяния, на ходу изобретая немыслимые движения. «Отличная пластика, прекрасная фигура, – вскользь подумала Джулия. – Увидеть бы лицо», – и тут же отвлеклась на девочку за соседним столиком. Девочка принесла с собой коктейль и мороженое в вазочке. Она была тонкой и длинной, как макаронина, натуральные льняные волосы (в этих вопросах профессионалку Джулию невозможно было провести, она с закрытыми глазами отделяла естественную природную красоту от всяких искусственных ухищрений – вылепленного у хирурга носа, имплантированных жемчужных зубов, силиконовой груди, обесцвеченных волос и т. д.) были разделены на прямой пробор. Детские голубые глаза и рот алым сердечком позволили бы ей успешно выступать в разряде манекенщиц-Лолит.

К основной цели поездки эта девочка не имела отношения, но Джулия распознала в ней маленькое сокровище, которое можно привезти в Париж и сдать в агентство моделей. Через полгода из нее сделают высококлассную манекенщицу, и она будет получать пару тысяч долларов за полдня фотосъемок.

Джулия оставила свой столик и подошла к Лолите. Та усиленно втягивала в себя коктейль через полосатую трубочку, отвлекаясь лишь для того, чтобы поковырять ложечкой мороженое. Она подняла круглые равнодушные глаза на неожиданную собеседницу.

– Меня зовут Джулия, вот, посмотри мою визитную карточку, – сказала Джулия на русском языке, которым она владела практически свободно, так же как и французским, итальянским, испанским, венгерским, словацким и болгарским.