Интимные услуги

– Джимик, пе-пе-перестань! – слабо позвала Катерина с дивана, где она сидела рядом с Пряжниковым и тщетно пыталась унять нервную дрожь. – Не пачкай зубы об этого урода.

– Уберите кота, – прошипел Ник.

Через секунду в прихожей распахнулась дверь, и на пороге появился Максим Колотов. Он бросил очумелый взгляд на разукрашенного Ника и заорал:

– Андрей, ты почему так долго?! Он мог ее убить! Сонная тетеря!

– Я не тетеря, – поправил друга Пряжников, крепче обнимая Катерину. – Я как раз вовремя.

– Он во-во-время, – всхлипнула Катя.

– Катюша, бедная, – посочувствовал Макс, с завистью поглядывая на Андрея. – Что ты пережила! Эндрю, я не виноват, ваша техника исключительно обветшала. Не смотри на меня так. Я, конечно, умею обращаться с магнитофоном. Но пленку заклинило.

– Ничего не записалось. Не бей меня, пожалуйста.

– Ладно, – махнул рукой Андрей. – Мы слышали его признания, этого достаточно.

Ник зло усмехнулся.

– Какой магнитофон? Что не записалось? Какие признания? – удивленно спросила Катя, высвобождаясь из объятий Андрея.

– Девочка, мы были с тобой в трудный час, – живо откликнулся Макс. – Я сидел в автомобиле у подъезда и пытался с помощью какой-то допотопной аппаратуры записать откровения этого маньяка.

– А доблестный сыщик стоял в наушниках – да сними же ты их, наконец, – под дверью твоей квартиры, готовый устремиться на помощь, едва ты будешь атакована маньяком. Поверь, я едва не получил инфаркт, услышав твой крик, подлый Эндрю заверил меня, что до этого дело не дойдет, я понадеялся на его расторопность. Ты почему тянул?

– Я не тянул, – пробубнил Пряжников. – Я ждал конкретных признаний.

– Но он мог не прийти ко мне сегодня. – Катя ничего не могла понять.

– Мы следили и за ним, и за тобой, – объяснил Андрей. – Я принес тебе этот костюм в надежде, что Ник клюнет на него. Красный цвет для Ника Пламенского – сигнал к началу боя. И он клюнул.

Избитый композитор мрачно смотрел на прелестную компанию, которая говорила о нем словно об отсутствующем.

– Значит, я была приманкой? – с тихой яростью спросила Катя.

– Да! – хором поддержали ее Андрей и Макс, довольные тем, что ей наконец-то стало все понятно.

Недолго они радовались. В следующее мгновение Катерина залепила Андрею сочную пощечину. Она рванулась в сторону ошарашенного Максима и кулаком врезала ему под дых. Конечно, рука ее была слаба, но, по счастливому совпадению, удар пришелся как раз в необходимую точку: Макс выпучил глаза и начал живописно задыхаться.

Для девочки, пять минут назад скромно умиравшей на диване от нервного потрясения, Катерина была на редкость агрессивна. Ободренный резвостью хозяйки, Джим с торжествующим воплем снова повис на Нике, а Катя схватила стеклянную вазочку и обрушила ее на голову убийцы. Череп Ника выдержал, ваза не уцелела.

– Дикая женщина, – восхищенно произнес Андрей. Одна его щека пылала. – Макс, кончай квакать. Уходим.

Детектив взял под локоть убийцу и повел его к выходу. Максим с трудом разогнулся и поковылял следом.

– Ненавижу! – крикнула им вслед Катерина. – Я вас всех ненавижу! Проваливайте! Негодяи!

Катя защелкнула два замка на двери, вернулась обратно и оглядела разгромленную комнату. «Завтра придется заняться восстановительными работами, – печально подумала она. – Но это завтра». Она взяла на руки Джима, легла на диван, укрылась пледом, подумала о том, что сейчас она полежит десять минут, а потом встанет, смоет с лица косметику и слезы, снимет костюм и колготки, примет душ… и провалилась в темноту.

Она не видела, как за окном отделилось от стены дома что-то воздушно-белое, раздраженно щелкнуло челюстью и взмыло ввысь. Концерт не удался, гастроли были сорваны, маленькая вкусная жертва, оказавшаяся такой непокладистой, вывернулась, а импресарио отправился туда, где у него будет много проблем.

Катя и Джим лежали под пледом и сопели в унисон. Даже во сне Катю обуревали гордость и злость. Гордость – что она не позволила себя убить, злость – что ее использовали в качестве приманки.

Джим шевелил усами и испытывал лишь одну благодарность. Что Катя лежит рядом, живая и невредимая, и он может уткнуться носом в ее горячее плечо.

Через несколько дней в офисе появился Леонид Кочетков. От его былой живости не осталось и следа, он осунулся, а глаза сияли мученическим блеском.

– Несладко пришлось в тюрьме? – участливо спросила Катя. – А я почти поверила, что ты – маньяк.

– Он здорово меня подставил, – махнул рукой Леонид.

– Я его ненавижу.

– Я, наверное, тоже.

– Почему он все свалил именно на тебя?

– Мы жили в одном доме. В соседних квартирах. И родились в один месяц. Только моей маме было двадцать семь лет, а его – семнадцать. Ее звали Алиса, и она усердно колотила сына всем, что попадалось под руку. Психопатка. Она собиралась сделать карьеру пианистки, закончить консерваторию. Беременность нарушила честолюбивые планы, ей пришлось довольствоваться музучилищем и преподаванием в музыкальной школе. Во всех неудачах был виноват сын, наверное, в их квартире не осталось ни одного предмета мебели или бытовой техники, к которому она бы не приложила несчастного Ника. Я списывал его эксцентричные выходки на чрезвычайную одаренность – он был творческой личностью, все время что-то сочинял, но оказывается, гестаповские упражнения Алисы не прошли даром – ее сын действительно стал ненормальным.

– Ненавижу его, – повторила Катерина. – Но если он ненормальный, значит, его не расстреляют? Как жаль! Я так хочу, чтобы его расстреляли из пулемета.

– Как Москва влияет на людей, – заметил Леонид. – Клянусь, когда ты сидела в своем сонном Краснотрубинске, ты была милой, ласковой девочкой и тебя не посещали такие кровожадные мысли.

– В Краснотрубинске меня никто не пытался изнасиловать, ограбить, задушить.

– Здорово он конспирировался. Очень технично замкнул все выходы на моей персоне. Если бы не скрупулезность Андрея Пряжникова – расстреляли бы из пулемета меня, а не Пламенского, и дело с концом.

– Пряжникова я тоже ненавижу, – меланхолично сказала Катя. – Не произноси при мне это имя.

– Он использовал меня как приманку для убийцы.

– Хороший парень. – Леонид достал откуда-то папку. – Смотри, что я тебе принес. Это рисунки Орыси. Возьми.

Катя взяла в руки папку ватмана, исчерченного тонкими линиями черной туши. Она узнала на рисунках себя: Катя за рабочим столом, Катя сидит за столиком экспресс-кафе, Катя выглядывает из-за компьютера, Катя лежит на диване и читает книгу…

– О! – задохнулась Катерина и попыталась протолкнуть в горле собравшийся комок. – Орыся рисовала меня.

– Хорошо, правда? – грустно спросил Леня. – Талант. Какие длинные, точные линии, какая плавность и четкость. Смотри, здесь она всю твою фигуру нарисовала одним росчерком пера, не прерывая линии, это высший пилотаж… Рисунки, груда косметики и шмоток, колор-пойнт, который теперь живет у тебя, и боль в моем сердце – все, что осталось от Орыси. Я сто раз предлагал ей выйти за меня замуж, а она все не верила, что я серьезно. Все собиралась куда-то за границу, словно и здесь нельзя жить прилично. Глупая, бедная девчонка. Даже если его расстреляют из пулемета, нам не станет легче, правда, Катя?

После того, что ей пришлось пережить, другие неприятности казались Катерине мелкими и несерьезными.

Бдительные соседи доложили владелице квартиры о произошедшем сражении, она тут же нанесла визит квартирантке и предложила ей съехать.

– Но ведь я могу жить до конца апреля, – возмутилась Катя, – я заплатила вам!

– Кто об этом знает? – нагло спросила дородная дама, чей вес мог бы вместить нескольких Катюш. – Мы подписывали договор у нотариуса?

Никакого договора Катя не подписывала, она просто заплатила оговоренную сумму и вселилась в квартиру.

– Так что, милая девочка, выметайся! Я не рассчитывала, что ты будешь устраивать здесь свистопляски с мужиками. И кот! Коты всегда отвратительно воняют, я после вас не смогу истребить этот ужасный запах! И потом, он будет грызть мебель!